Михаил ВЕЛЛЕР

МОСКОВСКОЕ ВРЕМЯ

Как-то в гостях, листая достойно "Историю западноевропейской живописи" Мутера, Мамрин задержался на картине "Бег часов" (Крэнстона? или как его? забыл...): безумный атлет в колеснице хлещет четверку коней бешеную молнию. Аллегория, понимаешь; засело доходчиво... с прожилкой тоски зеленой.

Как все нормальные трудящиеся, Мамрин ненавидел будильник. Будильник пробороздил дрянным дребезжанием сон его детства: хорошенький, кофейный, круглый, на двух обтекаемых лапках, он просверливал подушку до барабанной перепонки и втрескивался в мозг, понуждая вставать в темноте, крутить гантелями, пихать в себя завтрак и волочься в чертову школу. Опаздывая, Мамрин традиционно клеветал на будильник.

В двенадцать лет ему подарили первые часики, с полированным циферблатом и узорчатыми стрелками. Часы повысили его социальный статус в классе и вообще улучшили жизнь: красивые девочки, дотоле бывшие к нему без внимания, интимно интересовались, сколько осталось до звонка, а на практическом уроке географии "определение скорости течения" благодаря его секундной стрелке засекли время сплывания щепочки, и учительница включила его в летний турпоход.