В возрасте девяти лет Мур слышал, как гость его матери, расшумевшийся в хижине отдыха, в шутку клялся именем Человека Без Лица. Позже, когда гость ушел своей дорогой, Мур обратился к матери с вопросом: «Человек Без Лица — он есть, на самом деле?»

«Еще как есть!» — отозвалась Эатре.

Мур поразмышлял немного и снова спросил: «Как он дышит — без лица? Как он ест, говорит?»

«Справляется как-нибудь», — Эатре всегда говорила тихо и спокойно.

Прохладным осенним утром чистый отрок подошел к ограде и позвал Мура: «Тебя желает видеть духовный отец — в полдень, у входа в нижний покой. Не забудь тщательно очиститься».

Медленно, через силу, Мур вымылся, надел чистую рубаху до колен. Эатре сидела в другом углу комнаты, чтобы не осквернять женским духом и так уже нервничавшего Мура.

В конце концов она не выдержала и подошла причесать ему упрямые черные волосы: «Помни — он всего лишь хочет проверить, насколько ты вырос, и побеседовать о хилитском учении. Пустяки, ничего страшного».

«Может быть, — сказал Мур. — Все равно боюсь».

Когда ему исполнилось двенадцать лет, Мур, Гастель Этцвейн, Фаман Бугозоний — имена смешались у него в голове — прошел обряды очищения в компании трех других подростков: Геаклеса, Иллана и Морларка. Его обрили наголо и окунули в ледяную воду священного родника, окруженного каменной купальней под храмом. После первого погружения отроки натерлись пенящейся ароматической настойкой и снова подверглись пронизывающему до костей холодному купанию. Озябшие, голые, дрожащие, они прошлепали в коптильню, наполненную дымом горящего агафантуса. Из отверстий в каменном полу поднимались струи пара — в ядовитой атмосфере дыма, смешанного с горячим паром, мальчики задыхались, потели, кашляли. Стены кружились, пол уходил из-под ног. Один за другим они повалились на каменные плиты. Когда отворили двери, Мур едва мог приподнять голову.

Прозвенел голос хилита, отправлявшего обряды очищения: «Вставайте! Назад, в чистую воду! Соберитесь с духом — из какого теста вас испекли? Из болотной грязи? Посмотрим, кто из вас способен стать хилитом!»

Мур с трудом вскарабкался на ноги. Другой отрок, толстяк Геаклес, тоже поднялся, но пошатнулся и ухватился за Мура — оба упали. Мур снова встал, держась за стену, подтянул за собой Геаклеса. Распрямившись, тот оттолкнул Мура плечом и, гордо шлепая заплетающимися ногами, прошествовал в купальню. Мур стоял, оторопев от ужаса, не в силах отвести глаза от двух других мальчиков. Морларк лежал с неподвижно выпученными глазами — у него изо рта текла струйка крови. Иллан совершал конвульсивные одинаковые движения, как придавленное насекомое. Мур нагнулся было, но его остановил бесстрастный голос наставника: «В купальню, быстро! За тобой наблюдают — тебя оценивают».

Мур добрел до купальни, плюхнулся в ледяной бассейн. Кожа его онемела, помертвела, руки и ноги стали тяжелыми и жесткими, как чугунные болванки. Хватаясь за камень, Мур постепенно, сантиметр за сантиметром, выполз на животе из купальни, каким-то чудом встал и, запинаясь, добрался по выложенному белой плиткой коридору до комнаты со скамьями вдоль стен. Там уже сидел Геаклес, закутанный в белую рясу и невероятно довольный собой.

Шант, продолговатый континент неправильной формы, чуть больше двух тысяч километров в длину и почти полторы тысячи километров в поперечнике, отделен с севера от темной массы гигантского Караза ста пятьюдесятью километрами воды — проливом Язычников, соединяющим Зеленый и Пурпурный океаны. К югу, за Большой Соленой топью, между Пурпурным и Синим океанами втиснулся третий континент, Паласедра, очертаниями напоминающий трехпалую кисть или вымя с тремя сосками.

В полутора тысячах километров к востоку от Шанта из океанских волн поднимаются первые из многих тысяч островов Бельджамара — архипелага, разделяющего Зеленый и Синий океаны. Численность населения Караза остается неизвестной. Паласедрийцев относительно мало. Бельджамарский архипелаг дает убежище и пропитание редким рассеянным группам морских кочевников. Львиная доля населения Дердейна сосредоточилась в шестидесяти двух практически независимых кантонах Шанта, принужденных составлять конфедерацию только волей Человека Без Лица.

Кроме малозаметного федерального правительства в стеклянном городе Гарвии, мозаику Шанта объединяло лишь глубокое взаимное недоверие ее разрозненных частей. Жители каждого кантона считали единственно правильными и достойными всеобщего подражания исключительно свои собственные обычаи, костюмы, диалекты и предрассудки. Все остальное рассматривалось как нездоровое чудачество или безответственная распущенность.

Буквально безличное, самодержавное и категорическое правление Аноме, в просторечии именуемого Человеком Без Лица, как нельзя лучше устраивало обуреваемых ксенофобией кантональных шовинистов. Правительственный аппарат был прост. Налоги, время от времени пополнявшие казну по требованию Аноме, почти не обременяли население. Функции федерального правительства в огромном большинстве случаев ограничивались обеспечением строгого соблюдения внутренних кантональных законов, предложенных и утвержденных кантональными властями. Суд Аноме, безжалостный и скорый, был, тем не менее, нелицеприятен и неизменно следовал одному и тому же общепонятному принципу: «Нарушение закона карается смертью». Залогом власти Человека Без Лица был ошейник — блестящее кольцо флексита, украшенное кодовыми цветовыми полосками различных оттенков лилового, темно-алого или каштанового, синего, зеленого, серого, изредка темно-коричневого.