– Прочь, нежить! – Хлестнула гибкая хворостина, раздался истошный визг.

Вокруг недовольно зашуршало.

Узловатые руки, на которых уже почти не осталось мускулов, только кости да жилы, осторожно перевернули тело в богатом плаще, с великим тщанием отряхнули листья и прошлогодние иглы, поднесли к запекшимся губам баклажку.

Много ль старику надо? Молока немного – хлеб размочить, одежу добрую да чтоб крыша не протекала и щелей в стенах поменьше. Сколько суждено, сколько проживу; богатство там, власть, слава ратная – оно для молодых ладно, а старому дело зряшное.