«Вернувшись с военной службы, Туридду Макка, сын тетки Нунции, важно прогуливался каждое воскресенье на площади в форме стрелка и в красном берете. Девушки пожирали его глазами, отправляясь к обедне укутанные с носом в мантильи, а мальчишки кружились вокруг него, как мухи. Он привез также с собою трубку с таким изображением короля верхом на лошади, что тот был точно живой, а зажигая спички, Туридду чиркал ими сзади по штанам, приподнимая ногу кверху, словно он собирался ударить кого…»
Вернувшись с военной службы, Туридду Макка, сын тетки Нунции, важно прогуливался каждое воскресенье на площади в форме стрелка и в красном берете. Девушки пожирали его глазами, отправляясь к обедне укутанные с носом в мантильи, а мальчишки кружились вокруг него, как мухи. Он привез также с собою трубку с таким изображением короля верхом на лошади, что тот был точно живой, а зажигая спички, Туридду чиркал ими сзади по штанам, приподнимая ногу кверху, словно он собирался ударить кого. Но несмотря на все это, Лола, дочь дяди Анджело, не показывалась ни у обедни, ни на гулянье, потому что обручилась с одним человеком из Ликодии-перевозчиком, у которого было целых четыре мула в хлеву. Сначала, когда Туридду узнал это, – черт возьми! – он хотел выпустить ему кишки из живота, этому человеку из Ликодии, однако не сделал ничего и дал исход своему гневу, прогуливаясь по ночам под окнами красавицы и распевая все песни презрения, какие он только знал.
– Верно Туридду, сыну тетки Нунции, делать нечего, – говорили соседи, – что он проводит ночи в пении, точно одинокий воробей!
Наконец он повстречался Лоле, которая возвращалась из путешествия к Мадонне-Хранительнице и не побледнела и не покраснела при виде его, как будто это вовсе ее не касалось.
– Рад видеть вас! – сказал он ей.
– Ах, кум Туридду, мне сказали, что вы вернулись первого числа этого месяца.