Ирландия, обнимающая поверхность в двадцать миллионов акров, то есть почти десять миллионов гектаров, находится под управлением вице-короля или наместника, уполномоченного королем Великобритании. Она разделена на четыре провинции: на Лейнстер — на востоке, Мюнстер — на юге, Коннаут — па западе и Ульстер — на севере.

Историки утверждают, что Соединенное королевство занимало некогда лишь один остров. Теперь их два, разделяемых более политическими несогласиями, нежели физическими препятствиями. Ирландцы, будучи друзьями французов, остаются, как и прежде, врагами англичан.

Ирландия, страна интересная для туристов, мало привлекательна для ее обитателей. Они не могут сделать ее плодородной, а она не может их прокормить. И хотя эта мать не имеет молока для своих детей, они все страстно любят ее. И называют самыми нежными именами: «Зеленым Ирином», «Чудным изумрудом», оправленным в гранит, а не в золото, «Островом лесов», хотя он более остров скал, «Страной песен», хотя песни исходят из больных и слабых уст, «Первым цветком земли», «Первым цветком морей», хотя цветы эти быстро вянут под натиском бурь. Бедная Ирландия! Ее вернее было бы назвать «Островом нужды», именем, которое ей следовало бы носить уже целые века!

В Ирландии равнины, озера и торфяники между Дублинским и Галуейским заливами разделены двумя возвышенными полосами. Остров напоминает в середине лохань — лохань, в которой нет недостатка в воде — все, вместе взятые, озера «Зеленого Ирина» составляют две тысячи триста квадратных километров.

Уестпорт — маленький городок в Коннаутской провинции — находится в середине залива Клу, усеянного тремястами шестьюдесятью пятью островками, как Морбиган у берегов Британии. Это один из красивейших заливов, весь испещренный мысами, которые по форме напоминают зубы акулы, разгрызающей гребни несущихся волн.

Тележка Торнпиппа была самого примитивного устройства: оглобли, в которые впряжена собака, четырехугольный ящик на двух колесах — для более легкого передвижения по ухабистой дороге, сзади две ручки, благодаря которым можно было ее катить вперед, как это делают странствующие торговцы; над ящиком на четырех железных прутьях было натянуто полотно, защищающее его не столько от редкого здесь солнца, сколько от продолжительных дождей. Это напоминало органчики с пронзительными флейтами и трубами, перевозимые на таких же тележках по городам и селам; но Торнпипп возил не орган, и звуки труб были заменены у пего маленькой музыкальной шкатулкой.

Верх ящика закрыт на одну четверть. Когда крышка совершенно снята, зрителям, немало восхищенным, представляется следующая картина.

Впрочем, во избежание повторений мы предлагаем лучше послушать самого Торнпиппа, твердящего свои звучные фразы. Положительно, в красноречии он не уступил бы самому знаменитому Бриоше, основателю первого театра марионеток на ярмарочных площадях Франции.

— Леди и джентльмены…

Обращение, долженствующее вызывать наибольшую симпатию зрителей даже в том случае, если они состоят просто из деревенских оборванцев.

— А что у тринадцатого номера?

— Лихорадка.

— А у девятого?

— Коклюш.

— У семнадцатого?

Влача это печальное существование в кругу таких же, как он, оборвышей, Малыш не раз смутно вспоминал пережитое им до этого. Неудивительно, если счастливый, окруженный ласками и заботами ребенок отдается весь расцвету своего нежного возраста, не задумываясь о прошлом и не заботясь о будущем. Но у тех, прошлое которых представляет лишь страдание, все иначе. Будущее им кажется таким же безрадостным и мрачным; вперед ведь смотрится невольно глазами прошлого!

Какие же образы прошлого вставали перед глазами Малыша? Торнпипп, этот злой, бессердечный мучитель, которого он вечно боялся где-нибудь встретить и попасть снова в его руки… Затем старая злая ведьма, так с ним обращавшаяся… В то же время смутное воспоминание о какой-то ласковой, нежной девочке, укачивающей его на своих коленях, смягчало горечь прошлого.

— Мне кажется, что ее звали Сисси, — сказал он однажды своему другу.

— Какое хорошенькое имя! — ответил Грип.

На самом же деле Грипп был убежден, что эта девочка существовала лишь в воображении мальчика, так как не удавалось добыть о ней никаких сведений. Но когда он говорил об этом Малышу, тот сердился. О, он мог ее узнать… И неужели ее никогда не встретит? Что теперь с нею? Продолжала ли еще жить у этой ведьмы? Она была кроткая, добрая, ласкала его, делилась с ним картофелем…

Возвратясь в школу, Грип счел нужным обратить внимание О'Бодкинса па поведение Каркера и других. Не упоминая обо всех неприятностях, которые ему приходилось терпеть от них, он рассказал главным образом о дурном обращении и преследовании Малыша. На этот раз они дошли до того, что, не вмешайся он, ребенок погиб бы в море.

О'Бодкинс покачал головой. Ведь это, черт возьми, нарушает его отчетность! Не мог же он вписать в свою книгу отдельную графу для подсчета подзатыльников, а другую для ударов каблуком! Это все равно что складывать три гвоздя с пятью шляпами! Конечно, как директору О'Бодкинсу следовало бы обратить внимание на поведение своих подопечных, но так как он занимался в основном подсчетами, то и отпустил Грипа ни с чем.

С этого дня Грип решил не терять из виду своего любимца, никогда не оставлять его одного в большой зале, а уходя из дома, запирать в своем чердачном помещении, где ребенок был по крайней мере в безопасности.

Прошли последние летние месяцы. Настал сентябрь. Для северной области это уже зима, а зима в Верхней Ирландии — это непрерывный снег, буря, ветер, туманы, несомые к Европе атлантическими ветрами с ледяных равнин Северной Америки.

Суровое, трудное время для прибрежных жителей Галуея! Какие короткие дни и бесконечные ночи приходится переживать тем, у которых в очаге ни угольев, ни торфа. Не удивляйтесь поэтому, что во всей Ragged school, исключая, впрочем, комнаты О'Бодкинса, температура была очень низкой. Ведь чернила перестали бы быть жидкими, если бы О'Бодкипс не сидел в тепле. Ведь все его подсчеты замерзли бы, не будучи оконченными!

Лорд Пиборн, не теряя изысканности манер, перебрал многочисленные бумаги, разбросанные на столе, перевернул журналы и газеты, осмотрел карманы своего желтого плюшевого халата и темно-серого пальто, лежащего на спинке кресла, и сдвинул незаметным движением брови. Его светлость выражал всегда все свои, даже самые сильные движения, неудовольствие лишь таким аристократическим образом.

Его слегка согнутая фигура выражала желание заглянуть и под стол, покрытый длинной скатертью, окаймленной бахромой; но, одумавшись, он нажал кнопку звонка у камина.

Почти в ту же минуту появился лакей Джон, остановившийся неподвижно в дверях.

— Посмотрите, не упал ли мой портфель под стол, произнес лорд Пиборн.

Джон нагнулся, приподнял тяжелую скатерть и встал с пустыми руками.

В состав Мюнстерской провинции входит графство Корк, смежное с Лимериком и Керри. Оно занимает южную часть между заливами Бентри и Югхал-Хевен. Главный порт Куинстон, названный по имени залива, на котором он находится, — залива, являющегося одним из самых посещаемых в Ирландии.

Графство прорезано несколькими линиями железных дорог, одна из них — через Маллоу и Килларней — достигает Трали. Немного выше, в той части ветви, которая идет вдоль реки Блекуатер, в шести километрах к югу от Ньюмаркета находится селение Кантурк, а далее, в двух километрах, замок Трелингер.

Это владение древнего рода Пиборп. Оно охватывает пространство в сто тысяч акров лучшей земли Ирландии. Маркиз, таким образом, очень богат, не говоря уж о других доходах, доставляемых владениями в Шотландии. Его состояние считается одним из самых значительных в стране.

Если лорду Рокингаму никогда не приходило в голову посетить свои земли в графстве Керри, то нельзя упрекнуть за это и лорда Пиборна. Проводя по нескольку месяцев то в Эдинбурге, то в Лондоне, он приезжал ежегодно в Трелингер-Кэстл, где оставался с апреля до ноября.

Замок существовал три столетия, будучи построен еще во времена Стюартов. Во всяком случае, возведение его не могло быть отнесено ко времени Плантагенетов, столь близких сердцу Пиборнов, хотя теперешний владелец постарался придать замку как можно более феодальный вид, украсив его снаружи зубцами, окружив сторожевыми башнями и снабдив подъемным мостом, который никогда не поднимался, и железной решеткой, которая никогда не опускалась.

В ту минуту, когда отворилась калитка, управляющий Скарлет собирался перейти двор, чтобы, согласно распоряжению лорда Пиборна, отправиться в Кантурк. Собаки графа Эштона, почуяв Бирка, принялись отчаянно лаять.

Малыш, опасаясь, чтобы Бирку не пришлось пострадать в неравной борьбе, сделал ему знак удалиться, и послушное животное спряталось за отдаленный куст.

Заметив незнакомого мальчика, Скарлет крикнул, чтобы тот подошел к нему.

— Что тебе нужно? — спросил он грубо.

Обращаясь всегда слащаво со взрослыми, он был груб с детьми, — миленькая натура, не правда ли?

Отъезд, как и было назначено, состоялся 3 августа, утром. Лакей и горничная ехали на станцию, отстоящую в трех милях, в омнибусе, оберегая вещи своих господ.

Малыш был вместе с ними и, согласно предписанию своего молодого господина, смотрел исключительно за его вещами. Впрочем, Марион и Джон и не заботились о них, предоставляя это всецело найденышу.

К двенадцати часам подъехала коляска лорда и леди Пиборн. У станции собралась кучка любопытных, которые весьма почтительно разглядывали важных путешественников, причем граф Эштоп не преминул похвастаться своим грумом. Он называл его «бой», так как другого имени не знал. Мальчик подошел к коляске, и оттуда ему прямо в лицо кинули плед, отчего он чуть не упал, к великой потехе зрителей.

Маркиз с женой и с сыном сели в отдельное купе первого класса. Джон и Марион поместились во втором, не приглашая с собой грума, который остался очень доволен тем, что будет совершать путешествие один, и сел отдельно.

Поезд сейчас же отошел, словно только и ждал этих важных особ.

Выехав из Кахерсивина утром 11 августа и следуя по побережью, прилегающему к первым разветвлениям Иверакских гор, экипаж после небольшого отдыха в Кельсе остановился вечером в Киллорглине. Погода была отвратительная: целый день шел дождь при сильном ветре. Их светлости в настроении не лучшем, чем погода, провели здесь последнюю ночь путешествия.

На следующий день сели в поезд и через три часа вернулись в Трелингер-Кэстл. Так закончил маркиз с женой эту традиционную экскурсию к Килларнейским озерам через гористую местность Керри…

— Стоило ли переносить столько неудобств? — сказала маркиза.

— И так проскучать! — прибавил маркиз.

Что же касается Малыша, он вернулся, принеся с собой массу впечатлений.