Те, кто отправляется в дальний путь, рискуют никогда больше не увидеть своих друзей: оставшиеся могут ко времени возвращения путешественников покинуть прежние места, уехавшие могут не вернуться. Но моряков с «Франклина»

[1]

, занятых утром пятнадцатого марта 1875 года приготовлением судна к отплытию, такая вероятность мало тревожила. В этот день «Франклин» и его капитан Джон Бреникен должны были покинуть порт Сан-Диего, штат Калифорния, и отправиться в плавание по северным водам Тихого океана.

До чего же хорош был этот корабль — трехмачтовая шхуна

[2]

, водоизмещением

[3]

девятьсот тонн, оснащенная кливерами и бизанями, с марселем и брамселем

[4]

на фок-мачте. Большой кормовой подзор, малая осадка, форштевень

[5]

, позволяющий резать волну под острым углом, слегка наклоненный и строго параллельный рангоут

[6]

, снасти из оцинкованной проволоки, такие же прочные, как если бы они были сделаны из металлических брусьев,— всеми этими достоинствами обладал «Франклин», похожий на самые современные элегантные клипера

[7]

, которые в Северной Америке с успехом используются для торговых перевозок и соперничают в скорости с лучшими пароходами американского торгового флота.

Корабль был так великолепен и командовал им столь бесстрашный человек, что ни один из членов экипажа не согласился бы наняться на другое судно, даже за более высокую плату. Сердца уходящих в море были преисполнены доверия — и к добротному кораблю, и к отважному капитану.

«Франклин» отправился в свое первое длительное плавание, организованное торговым домом Уильяма Эндрю в Сан-Диего. Груженному американскими товарами судну надлежало дойти до Калькутты

[8]

с заходом в Сингапур

[9]

, а на обратном пути доставить индийскую продукцию в один из портов на побережье Калифорнии.

А теперь настало время подробнее рассказать о миссис Бреникен, волею судеб сделавшейся главным действующим лицом этой истории.

В ту пору Долли исполнился двадцать один год. По происхождению она была американкой. Однако не нужно слишком углубляться в ее родословную, чтобы обнаружить испанскую или, вернее, мексиканскую кровь, что, впрочем, характерно для всех известных в округе семей. Мать Долли была уроженкой Сан-Диего, а этот город основали еще тогда, когда Нижняя Калифорния принадлежала Мексике. Просторная бухта, открытая примерно тремя с половиною веками раньше испанским мореплавателем Хуаном Родригесом Кабрильо и названная вначале Сан-Мигель, в 1602 году поменяла свое имя на нынешнее. А в 1846 году эта провинция сменила трехцветный на звезднополосатый флаг федерации и с того времени окончательно вошла в состав Соединенных Штатов Америки.

Среднего роста, со смуглым живым лицом, с огоньком в больших глубоких черных глазах и пышными темными волосами; руки и ноги несколько больших размеров, чем обыкновенно бывают у испанок; поступь твердая, но грациозная; внешность выдает волевой характер и вместе с тем душевную доброту — такой была миссис Бреникен. Есть женщины, на которых невозможно смотреть равнодушно, и до замужества Долли по праву считалась в Сан-Диего, где женская красота отнюдь не редкость, одной из самых привлекательных, заслуживающей наибольшего внимания. Она слыла серьезной, рассудительной, вдумчивой, образованной — словом, наделенной теми качествами, развитию которых, без сомнения, способствовало бы замужество.

Да, в любых обстоятельствах, пусть даже самых трудных, Долли, ставшая миссис Бреникен, сумела бы выполнить свой долг. На жизнь она смотрела реально, а вовсе не сквозь розовые очки, душою обладала возвышенной, характером — твердым. Любовь к мужу придавала ей решимости; случись надобность, она пожертвовала бы жизнью ради Джона, равно как Джон пожертвовал бы жизнью ради нее и как оба пожертвовали бы собою ради сына.

Тридцать лет назад Нижняя Калифорния, составлявшая треть всего штата, насчитывала только тридцать тысяч жителей. Ныне же ее население исчисляется ста пятьюдесятью тысячами, а в ту пору земли этой провинции, расположенные на окраине американского Запада, были совсем не возделаны и считались пригодными разве что для разведения скота. Кто мог предугадать, какое будущее уготовано этому заброшенному краю, когда средствами сообщения на суше служили лишь малочисленные дороги, проложенные колесами повозок, а на море — единственная пассажирская линия, корабли которой делали остановки у береговых населенных пунктов?

И все-таки с 1769 года в нескольких милях от берега севернее бухты Сан-Диего уже существовал некий зародыш города. Таким образом, нынешний Сан-Диего может отстаивать честь считаться самым давним поселением Калифорнии.

Когда новый континент, связанный со старой Европой обычными колониальными узами, которые Соединенное Королевство упорно стремилось сохранить, сделал мощный рывок, узы разорвались. Под знаменем независимости образовался союз североамериканских штатов

[41]

. У Англии остались лишь клочки, Доминион и Колумбия, но присоединение их к конфедерации

[42]

, без сомнения, дело не столь отдаленного будущего. Что касается сепаратистского

[43]

движения, то оно распространилось среди населения центра, мечтающего только об одном — скинуть с себя какие бы то ни было путы.

Калифорния, однако, не находилась под англосаксонским

[44]

гнетом. До 1846 года она принадлежала Мексике. Затем, став свободным, чтобы войти в состав федеративной республики, муниципалитет

[45]

Сан-Диего, созданный одиннадцатью годами ранее, сделался американским.

На следующий день в Проспект-хаус проснулись рано. Погода стояла великолепная. Бриз

[61]

гнал в океан остатки ночного тумана. Пока миссис Бреникен совершала утренний туалет, кормилица одевала маленького Уота. Было решено, что Долли пообедает у миссис Баркер, а пока она ограничилась легкой закуской, чтобы дотянуть до полудня, поскольку очень возможно, что визит к капитану Эллису займет добрых два часа. Так интересно послушать все, о чем расскажет этот отважный моряк!

Миссис Бреникен и кормилица с ребенком на руках покинули шале в тот момент, когда уличные часы Сан-Диего били половину восьмого. Долли быстрым шагом миновала широкие улицы верхнего города, по обеим сторонам которого стояли, утопая в садах, обнесенные оградами виллы, и вскоре очутилась на более узких улицах с тесно расположенными домами, составляющими торговый квартал.

Лен Баркер жил на Флит-стрит, неподалеку от причала, принадлежащего «Пасифик Кост Стимшин Компани». Долли проделала довольно длинный путь, пройдя через весь город, и когда Джейн открыла ей дверь своего дома, было ровно девять. Баркеры жили в очень скромном и даже несколько унылом жилище с почти постоянно занавешенными окнами. Лен Баркер принимал у себя лишь кое-кого из деловых людей и не водил дружбы с соседями. Даже на Флит-стрит знали его мало, поскольку он много ездил и часто отправлялся в Сан-Франциско по надобностям, о которых жене не говорил.

В то утро, когда пришла миссис Бреникен, Лена Баркера в конторе не было. Джейн извинилась за то, что муж не сможет проводить их на «Баундари», добавив, что к обеду он непременно вернется.

Как описать впечатление, которое произвела на жителей Сан-Диего эта трагедия: гибель ребенка и безумие матери! Люди с большой симпатией относились к семейству Бреникен и болели душой за молодого капитана «Франклина». Едва минуло две недели, как Джон ушел в море,— и вот он уже не отец, а его несчастная жена — безумна!… Капитан вернется в опустевший дом и не увидит ни улыбки маленького Уота, ни радости Долли, которая вряд ли даже его узнает!… В день, когда «Франклин» войдет в порт, город не будет приветствовать его криками «ура».

Но не стоило ждать возвращения Джона Бреникена, чтобы сообщить ему об ужасном несчастье. Мистер Уильям Эндрю не мог держать в неведении молодого капитана, уповая на то, что сложатся непредвиденные обстоятельства и Джону станет известно о трагедии. Нужно было немедленно послать телеграмму в Сингапур. Тогда капитан Джон узнает страшную правду, прежде чем прибудет в Индию.

И все-таки мистеру Уильяму Эндрю не хотелось спешить. Что если Долли вновь обретет разум? Кто знает, может, благодаря тщательному уходу к ней вернется самообладание?… К чему подвергать Джона двойному удару, сообщая о гибели сына и безумии жены, если она в скором времени поправится?

Переговорив с Леном и Джейн Баркер, мистер Эндрю принял решение отсрочить посылку телеграммы до того момента, когда врачи окончательно выскажутся по поводу психического состояния Долли. Разве внезапное помрачение рассудка не оставляет больше надежд на выздоровление, чем недуг, вызванный медленным расстройством ума?… Следовало подождать несколько дней или даже недель.

Что такое остров, знает каждый: остров — это часть суши, окруженная водой. Следовательно, с того дня, как Лессепс

[188]

завершил прорытие канала через Суэцкий перешеек, мы вправе говорить, что он превратил Африканский континент в остров. А когда пророют Панамский канал, то же самое можно будет сказать в отношении Южной и Северной Америки. Но поскольку из-за своих размеров в нашем сознании они по-прежнему останутся континентами, логично так именовать и Австралию.

В самом деле, максимальная протяженность Австралии с востока на запад составляет три тысячи девятьсот, а с севера на юг — три тысячи двести километров. Следовательно, площадь Австралии равна примерно четырем миллионам восьмистам тридцати тысячам квадратных километров

[189]

, или семи девятым площади Европы.

В настоящее время Австралийский континент поделен составителями позднейших атласов на семь провинций с произвольно очерченными границами, образующими прямые углы и проведенными без какого-либо учета орографических и гидрографических

[190]

особенностей местности; на востоке это провинции Квинсленд — столица Брисбен, Новый Южный Уэльс — столица Сидней, Виктория — столица Мельбурн; в центре — Северная Австралия, Земля Александры, не имеющие столиц

[191]

, и Южная Австралия со столицей Аделаидой; и наконец, Западная Австралия, простирающаяся с севера на юг,— столица Перт.

Следует добавить, что жители Австралии стремятся образовать федерацию, которая именовалась бы Австралийским Союзом

[192]

. Английское правительство не согласно с таким названием, но, без сомнения, оно будет принято, когда отделение станет свершившимся фактом.

«Брисбен» шел по Бассову проливу вечером. В августе на этой широте в южном полушарии сумерки наступают уже около пяти часов. Луну, входившую в первую четверть, быстро заволокло густым туманом. Побережье скрылось в кромешной тьме, и то, что пакетбот находится в проливе, можно было понять по килевой качке, вызываемой очень неспокойным морем: течения и противотечения с силой сталкиваются в этом узком месте, открытом для вод Тихого океана.

На рассвете следующего дня, двадцать третьего августа, «Брисбен» находился у входа в залив Порт-Филлип. В самом заливе кораблям нечего бояться плохой погоды, но, чтобы войти в залив, морякам нужно действовать точно и осторожно, в особенности когда судно идет мимо длинного песчаного мыса Нипин, расположенного с одной стороны, и мыса Куинсклифф — с другой. В заливе, достаточно закрытом, разместилось несколько портов с превосходными якорными стоянками для крупнотоннажных судов: Джилонг, Сандридж, Вильямстаун,— два последних являются портами Мельбурна.

Побережье представляет собой картину унылую, однообразную, непривлекательную: скудная зелень по берегам не то чтобы лагун

[200]

, но, скорее, высохших болот, дно которых покрыто отвердевшим и потрескавшимся илом. Дело будущего — изменить облик этих равнин, на месте торчащих тут и там чахлых деревцев посадить высокоствольные деревья, а уж австралийский климат быстро сделает из них дивный лес.

«Брисбен» подошел к одной из пристаней Вильямстауна, здесь высаживалась часть пассажиров. Стоянка должна была продлиться тридцать шесть часов, которые миссис Бреникен решила провести в Мельбурне.

Из трех австралийских столиц Сидней старшая, Мельбурн — средняя, Аделаида — младшая. По правде говоря, последняя не только самая молодая, но и самая красивая. Родилась она в 1853 году от матери Южной Австралии, отсчитывающей свое политическое существование с 1837 года, а официально признанную независимость — с 1856-го

[210]

. Вполне возможно, что юность Аделаиды будет длиться вечно среди несравненного климата, самого здорового на континенте, в краю, где нет ни чахотки, ни эндемической

[211]

лихорадки, ни каких-либо инфекционных болезней. Правда, люди там, случается, умирают, но, как остроумно замечает мистер Д. Чарней, очень может быть, что это исключения.

Хотя южноавстралийская земля отличается от соседней тем, что не содержит золотоносных месторождений, она богата медью. Рудники близ Капанды, Барры, Уоллару и Мунты, разработка которых началась лет сорок назад и привлекла тысячи эмигрантов, составили богатство провинции.

Аделаида находится не на самом берегу залива Сент-Винсент; подобно Мельбурну, она расположена в двенадцати километрах от залива, и с портом ее связывает железная дорога. Ботанический сад Аделаиды, посаженный Шумбургом, может соперничать с мельбурнским. В нем есть оранжереи, коим не сыщется равных в мире, плантации роз, напоминающие целые парки, красивейшие деревья умеренных широт, дающие роскошную тень, вперемежку с различными породами субтропиков.

Ни Сидней, ни Мельбурн не сравнятся с Аделаидой в элегантности. Улицы ее просторны, хорошо распланированы и тщательно ухожены; на краю некоторых из них (например, на Кинг-Уильям-стрит) воздвигнуты великолепные памятники. Почтамт и ратуша заслуживают внимания с точки зрения архитектуры. В торговом квартале, на улицах Хиндли и Гленелл, с раннего утра царит шумная коммерческая круговерть. Лица многих снующих там деловых людей, однако, выражают удовлетворение, которое они испытывают от бесчисленных торговых операций, проведенных разумно, без лишних осложнений и хлопот, сопровождающих, по обыкновению, дела такого рода.

Несколькими днями позже миссис Бреникен собиралась тоже покинуть столицу Южной Австралии. Том Марикс завершил формирование конвоя, состоящего из пятнадцати белых человек, служащих в местной милиции, и пятнадцати аборигенов, прежде уже зарекомендовавших себя на службе в полиции губернатора провинции. Конвой предназначался для охраны каравана от кочевников, а вовсе не затем, чтобы сражаться с племенем инда. Не стоит забывать сказанного Гарри Фелтоном: речь скорее идет о выкупе капитана Джона, нежели о том, чтобы силой вырвать его из рук аборигенов.

Провиант, занимавший два багажных фургона поезда, уже был отправлен в Фарайнатаун. Ежедневно из писем Зака Френа, посланных с этой станции, Долли узнавала о состоянии дел. Для волов

[227]

и лошадей, приобретенных стараниями боцмана, уже наняли погонщиков. Стоящие на вокзале фургоны были готовы к тому, чтобы погрузить на них ящики с провизией, тюки с одеждой, утварь, ружья и патроны — словом, все, что составляло снаряжение экспедиции. Через два дня после прибытия поезда караван сможет двинуться в путь.

Отъезд из Аделаиды назначили на девятое сентября. В последней беседе, состоявшейся у Долли с губернатором провинции, тот не скрывал от нее опасностей, с которыми предстояло встретиться во время экспедиции.

— Опасности эти, миссис Бреникен, двоякого рода,— говорил он.— Те, что исходят от очень диких племен, хозяйничающих на территориях, которые нам не подконтрольны, и те, что таит в себе сама природа тамошних мест. Лишенные каких-либо ресурсов, в особенности воды, поскольку реки и колодцы уже пересохли, края эти готовят вам страшные испытания. А посему, возможно, было бы лучше отправиться в путь через полгода, в конце жаркого сезона…

Караван тронулся в путь ранним утром двенадцатого сентября.

Погода была хорошей, зной умеривал слабый ветерок. Легкие облачка чуть смягчали жар солнечных лучей. В это время года на тридцать первой параллели в зоне Австралийского материка вступало в свои права лето. Путешественники хорошо знают, как страшна эта пора, когда ни дождь, ни тень не могут избавить от невыносимой жары, царящей на центральных равнинах континента.

Вызывало сожаление то обстоятельство, что миссис Бреникен не привелось начать свой поход пятью-шестью месяцами раньше. Зимой тяготы такого путешествия легче переносимы. Холода, во время которых вода порой замерзает, не так страшны, как жара, когда ртутный столбик термометра в тени поднимается выше отметки сорока градусов.

До мая идущие с земли испарения превращаются в ливневые дожди, крики

[238]

оживают, колодцы наполняются водой. В эту пору не надо несколько дней брести под палящим солнцем в поисках солоноватой воды. Африканская Сахара, имеющая такое преимущество, как оазисы

[239]

, более милосердна к путникам, нежели австралийская пустыня, справедливо называемая «страной жажды».