— Этой дискуссии, похоже, конца не будет, — сказал господин Мигель, прерывая яростный спор своих коллег.

— Конечно, нет, — ответил господин Фелипе, — если для этого я должен поступиться своими убеждениями и согласиться с точкой зрения господина Баринаса.

— Ну а я ни за что не соглашусь с мнением господина Фелипе! — заявил господин Баринас.

Уже добрых три часа эти упрямцы беспрерывно спорили. Яблоком раздора явилась знаменитая южноамериканская река, главная водная артерия Венесуэлы, Ориноко

[190]

. Ученые пытались уточнить, в каком направлении движется Ориноко в своем верхнем течении. С востока на запад, как указывали последние карты? Или же — с юго-запада на северо-восток? В последнем случае Атабапо или Гуавьяре вряд ли можно было бы считать притоками Ориноко.

Отъезд нашего географического трио, исполнителям которого никак не удавалось настроить свои инструменты, был намечен на двенадцатое августа, в самый разгар сезона дождей.

Накануне отъезда около восьми часов вечера двое путешественников беседовали, сидя в номере гостиницы «Сьюдад-Боливар». Сквозь открытое окно, выходящее на бульвар Аламеда, в комнату проникал легкий, освежающий ветерок. Младший из путешественников встал и сказал своему спутнику по-французски:

— Послушай меня, мой дорогой Марсьяль, прежде чем лечь спать, я тебе напомню, о чем мы договорились перед отъездом.

— Как вам будет угодно, Жан...

«Ориноко берет свои истоки в земном раю», — записал в своем дневнике Христофор Колумб

[231]

.

Когда Жан впервые процитировал это высказывание великого генуэзского мореплавателя, сержант Марсьяль лаконично ответил:

— Посмотрим!

И вероятно, он был прав, ставя под сомнение это утверждение знаменитого первооткрывателя Америки. К разряду легенд следовало бы отнести и утверждение, что великая река течет из страны Эльдорадо, которое, однако, разделяли первые исследователи края, такие как Охеда, Пинсон, Кабрал, Магеллан, Вальдивия, Сармьенто и их многочисленные последователи.

Лас-Бонитас — официальная резиденция военного губернатора, в ведении которого находится Каура, а точнее, территория, орошаемая этим большим притоком Ориноко. Селение на правом берегу реки выросло там, где некогда располагалась испанская миссия Альтаграсия.

Миссионеры были подлинными завоевателями этих испано-американских провинций, и естественно, что они не могли спокойно смотреть, как англичане, немцы, французы пытаются обращать в христианскую веру индейцев, живущих в глубине страны. А следовательно, возникновения конфликтов можно было ожидать в любую минуту.

Военный губернатор находился в это время в Лас-Бонитас. Он был лично знаком с господином Мигелем, а будучи в курсе того, что географ отправился в путешествие по Ориноко, поспешил подняться на борт судна, едва оно пристало к берегу.

Господин Мигель представил губернатору своих друзей. Произошел взаимный обмен любезностями, затем последовало приглашение на обед, каковое было принято, так как «Симон Боливар» не собирался покидать порт раньше часа пополудни.

Любое прибрежное селение могло бы позавидовать местоположению Кайкары, расположившейся словно постоялый двор у поворота дороги, а точнее, на перекрестке дорог, что позволяло ей процветать даже в четырехстах километрах от дельты Ориноко. А способствовала этому процветанию близость притока Ориноко Апуре, по которому шла торговля между Венесуэлой и Колумбией.

 «Симон Боливар», покинувший Лас-Бонитас в час пополудни, миновал реки Кучиверо, Манапире, остров Тарума и около девяти часов вечера доставил своих пассажиров в Кайкару. На берег сошли лишь те, кто не собирался продолжать плавание по Апуре до Сан-Фернандо или до Нутриаса. Среди оставшихся были трое географов, сержант Марсьяль, Жан де Кермор и еще кое-кто из пассажиров. На рассвете следующего дня «Симон Боливар» покинет Кайкару и двинется вверх по Апуре к подножию Колумбийских Анд.

Господин Мигель не преминул рассказать своим друзьям о беседе губернатора с Жаном. Он сообщил им, что юноша отправляется на поиски своего отца в сопровождении сержанта Марсьяля, который выдает себя за его дядю. Четырнадцать лет назад полковник де Кермор покинул Францию и отправился в Венесуэлу. Что заставило его покинуть родину, что делал он в этих далеких краях? Возможно, будущее приподнимет завесу над этой тайной. А пока что, из письма, написанного полковником своему другу и обнаруженного лишь несколько лет спустя, было известно, что в 1879 году он действительно посетил Сан-Фернандо-де-Атабапо, хотя находившийся там в это время губернатор Кауры не был уведомлен о его прибытии. Вот почему в надежде отыскать следы своего отца и предпринял Жан де Кермор это тяжелое и опасное путешествие. Мужественная решимость семнадцатилетнего юноши растрогала до глубины души наших географов, и они решили сделать все от них зависящее, чтобы помочь ему узнать о судьбе полковника де Кермора.

Удастся ли господину Мигелю и его друзьям смягчить суровость сержанта Марсьяля? Позволит ли он им поближе познакомиться с его племянником? Нелегкое дело — растопить совершенно необъяснимую недоверчивость старого солдата и погасить свирепый блеск глаз, удерживающий любого на почтительном расстоянии! Это будет непросто, но, пожалуй, все-таки возможно, если учесть, что впереди совместное плавание до Сан-Фернандо.

Второго октября около восьми часов утра «Гальинета» и «Мориче», обогнув полуостров, разделяющий Гуавьяре и Атабапо, двинулись вверх по Ориноко, погоняемые попутным северо-западным ветром.

Накануне, после разговора с Жаком Эллоком, сержант Марсьяль вынужден был согласиться с намерением последнего сопровождать «его племянника» до миссии Санта-Хуана. Поскольку тайна Жанны де Кермор стала известна ее спасителю, можно было не сомневаться, что она не останется секретом и для Жермена Патерна. Сохранить открытие Жака в тайне вряд ли было возможно, а учитывая специфику второй части путешествия, пожалуй, и не желательно. Но молодые люди, вне всякого сомнения, не откроют этого секрета ни господину Мигелю и его коллегам, ни господину Мирабалю и губернатору провинции. Ну а если поиски увенчаются успехом, то на обратном пути полковник де Кермор будет иметь счастье сам представить им свою дочь.

Было также решено ничего не говорить ни Вальдесу, ни Парчалю, ни матросам. Сержант Марсьяль был, конечно, прав, когда, отправляясь в это опасное путешествие, решил переодеть Жанну в мужское платье, и благоразумно было не отказываться от этой меры предосторожности.

Невозможно описать удивление, отчаяние и гнев старого солдата, когда Жак Эллок признался ему в своем открытии; да мы и не будем пытаться это сделать, полагаясь на воображение читателя.

Экипажи «Гальинеты» и «Мориче» остались прежними, и командовать ими продолжали Парчаль и Вальдес. Жаку Эллоку и Жермену Патерну не нужно было заключать никаких новых соглашений с Парчалем, так как наняты они были на неограниченное время, и этим славным людям было совершенно безразлично — плыть вверх по Ориноко или по одному из ее притоков, коль скоро при любых условиях им был обеспечен хороший заработок. А с Вальдесом пришлось заключить новый контракт, потому что согласно первоначальной договоренности индеец должен был доставить сержанта Марсьяля и его племянника в Сан-Фернандо, а дальнейший маршрут зависел от сведений, которые они там получат.

Вальдес сам был родом из Сан-Фернандо, а потому, расставшись с сержантом Марсьялем, рассчитывал отправиться вниз по реке с другими пассажирами, будь то торговцы или путешественники.

Сержант Марсьяль и Жан были очень довольны усердием и ловкостью Вальдеса, и им хотелось, чтобы он остался капитаном «Гальинеты», ибо вторая часть пути сулила быть гораздо более сложной. А потому они предложили ему продолжить с ними путешествие вверх по Ориноко. Вальдес охотно согласился. Однако из девяти человек экипажа ему удалось сохранить только пятерых, четверо других собирались заняться сбором каучука, что давало им гораздо большую прибыль. Вальдес, к счастью, нашел им замену, наняв трех индейцев и одного испанца.

Эти индейцы, принадлежавшие к племенам, живущим в восточной части Венесуэлы, — очень ловкие матросы, а кроме того, они прекрасно знают верхнее течение Ориноко на сотни километров от Сан-Фернандо.

Два дня назад путешественники заметили, что на горизонте вырисовывается вершина какой-то горы. Вальдес и Парчаль называли ее Япакана. Они уверяли, что это заколдованная гора, что каждый год в феврале и марте духи разводят на ее вершине огромный костер, языки которого вздымаются к небу и освещают весь край.

К вечеру одиннадцатого октября путешественники добрались до этой горы длиной в четыре километра, шириной в полтора километра и высотой примерно тысяча двести метров. Последние три дня ветер дул в одном и том же направлении, пироги шли быстро и почти без помех. Река спокойно текла среди заросших пальмами берегов. Они миновали остров Луна, встретив на пути лишь одно небольшое препятствие — пороги, которые называют «Дьявольский переход». Но дьявол, к счастью, не стал на этот раз строить никаких козней.

Япакана вздымается посередине раскинувшейся на правом берегу Ориноко равнины. Господин Шафанжон говорит, что по форме она напоминает огромный саркофаг.

— А стало быть, — заметил Жермен Патерн, — в нем вполне могут скрываться колдуны, тролли

[305]

и прочие мифологические существа.

Нужно ли говорить о чувствах, которые испытывал Жак Эллок с того дня, когда Жан уступил место Жанне. С того дня, когда спасенная из вод Ориноко дочь полковника де Кермора уже больше не могла скрываться под маской племянника сержанта Марсьяля.

Само собой разумеется, что эти чувства не остались тайной для двадцатидвухлетней девушки, хотя в мужской одежде она выглядела лет на семнадцать.

Да и Жермен Патерн, который, по словам Жака, «ничего в этом не понимал», заметил, что творилось в сердце его друга. Но скажи он: «Жак, ты любишь мадемуазель Жанну де Кермор», тот наверняка бы ему ответил: «Мой бедный друг, ты ничего в этом не понимаешь». И Жермен Патерн ждал случая сказать Жаку, что он по этому поводу думает, ну хотя бы для того, чтобы в лице собственной особы реабилитировать натуралистов, ботаников и прочих ученых и доказать, что им уж не настолько чужды тонкие душевные переживания, как это обыкновенно принято считать.

А какие мысли посещали сержанта Марсьяля, когда он размышлял обо всех этих событиях, о неосуществившихся намерениях? Об этом проклятом чубаско, из-за которого, несмотря на все его предосторожности, был раскрыт их общий с Жанной секрет? О том, что теперь он уже окончательно перестал быть родственником Жана де Кермора, поскольку племянник оказался племянницей, а он даже и не приходился ей дядей?

И вот наши друзья снова плывут вверх по течению, по-прежнему уверенные в успехе своего путешествия. Они торопятся добраться до Санта-Хуаны и молят Бога, чтобы отец Эсперанте дал им более точные сведения и направил их по тому пути, который приведет их к цели. А еще им очень важно избежать встречи с Альфанисом.

Утром, когда пироги уже готовились отчалить от берега, Жанна де Кермор, улучив момент, когда рядом никого не было, сказала Жаку Эллоку:

— Месье Эллок, вы не только спасли мне жизнь, но и решились помогать мне в моих поисках... Сердце мое переполнено благодарностью... Я перед вами в вечном долгу...

— Не будем говорить о благодарности, мадемуазель, — ответил Жак Эллок. — Соотечественники обязаны оказывать друг другу такого рода услуги, и ничто не помешает мне выполнить мой долг до конца.