Гопакиада

Вершинин Лев Рэмович

В книге популярно, доступно и непредвзято излагается история украинского казачества со времени его появления и до ликвидации Запорожской Сечи.

Предисловие

Если я так долго отбрыкивался от предложений и просьб написать об Украине, то лишь потому, что все уже сказано. Публикации таких исследователей, как, например, Дмитрий Корнилов, Олесь Бузина, Дмитрий Табачник и другие борцы с «триполизмом» не оставили камня на камне от новой украинской мифологии. Но, с другой стороны, варясь в самой гуще, они, будем откровенны, не всегда в полной мере удерживаются на том уровне беспристрастности, который необходим для полноценной дискуссии. К тому же их статьи досадно разбросаны по сети, и далеко не у каждого интересующегося найдется время на составление мало-мальски убедительной подборки. А потому, возможно, и есть смысл сделать максимально сжатый дайджест на лимонно-лазурную тему. Опять-таки, не претендуя на открытие Америк, а всего лишь кратко излагая факты. Только факты и ничего, кроме фактов.

Sine

, так сказать,

ira et sdudio

.

Криминальное чтиво

Начнем с азов. Великое Княжество Литовское, как известно, было государством не столько литовским, сколько русским (в тогдашнем смысле слова). Постепенно, правда, по совокупности разных причин, и объективных, и субъективных, оно полонизировалось, не столь быстро, сколь неуклонно. Попытка православной «партии» сломать тенденцию закончилась в 1435 году поражением при Вилькомире, однако, смирившись с поражением, князья-магнаты русского и русско-литовского происхождения не только сохраняли ведущие позиции в ВКЛ, но и были приняты на равных знатью Польши. На правом берегу Днепра в руках князей Острожских, Чарторийских и прочих сосредоточилось не менее половины земельного фонда ВКЛ, а владения Вишневецких, перевалив за Днепр, по мнению некоторых специалистов, превратились в некий зародыш теоретически возможного государства. В своих имениях магнаты были некоронованными королями, имели частные суды с правом вынесения смертных приговоров, частные армии и едва ли не собственные монетные дворы. Татарские налеты княжеские дружины довольно успешно отражали, так что под защитой магнатов люди жили относительно спокойно, плодясь и размножаясь, благо, крепостного права не было, а если где-то и существовало, то не было слишком уж обременительным. Уже к началу 16 века земли будущей Украины не только полностью оправились от последствий татарщины, но стали самыми процветающими и доходными территориями ВКЛ, а магнатские фамилии вплоть до конца 16 века, упорно противясь полонизации, старались не только сохранять, но и развивать русскую культуру, и строго придерживались православия. Правда, поколение, подросшее к моменту Люблинской унии 1596 года, практически полностью ушло в католики, но подданные их в подавляющем большинстве примеру панов не последовали. В целом, обстановка в ВКЛ, стремительно сливающемся с Польшей, была нормальна, однако имелся и некий фактор, мешающий говорить о полной стабильности.

Дикое Поле никогда не было ни пустым, ни спокойным. Племена шли волнами, вытесняя предшественников; кто-то уходил, кто-то оставался, а потом вчерашние победители сами становились побежденными. Этническая каша на пространстве от Днестра до Дона была еще та. Разнообразные тюрки, от осколков хазар и булгар до печенегов, адыги, аланы, более поздние пришельцы типа «черных клобуков» (каракалпаков, между прочим), торков и берендеев, бежавших по разным причинам из родных мест, осевших под боком у Руси, и, не имея сил воевать, ушедших под русский «зонтик», сохранив фактическую независимость. Короче говоря, те самые «бродники», которых Грушевский именовал «українською людністю», как свойственно ему, вытягивая понятие «Украина» во времена, когда Украины еще и в проекте не было.

На самом деле, о бродниках, не оставивших по себе ни материальных, ни письменных источников, мы ничего толком не знаем. Кроме (как из русских летописей, так и из византийских, венгерских и польских документов) того, что они были, делили степь с половцами («

Впрочем, лояльностью к Орде степные люди не отличались в силу приверженности православию, они, чем дальше, тем больше, льнули, скорее, к литовско-русским магнатам, оседая в пределах их владений или поблизости. Некоторые нанимались в магнатские дружины, расплачиваясь службой за землю и покровительство, некоторые предпочитали вести вольную жизнь на хуторках («зимовках») в степи. Однако «вольная» не означает спокойная. Расползание Большой Орды привело к новому переделу сфер влияния в Диком Поле. Племена воевали друг с другом за пастбища, за влияние, короче говоря, за все-все-все. Набеги и междоусобицы стали нормой жизни, все грабили всех, и казачество было полноценной составной этого хаоса, ни от кого не прося поблажек и никому их не давая. А поскольку один в поле не воин, приходилось понемногу организовываться по-новому. Возникли сторожевые городки («сечи»), очень похожие на «засеки» 11-13 веков, где несли постоянное дежурство гарнизоны («коши») — полная аналогия с татарскими «хошунами», от них и взявшие название. Причем, наряду с солидными «зимовыми» казаками, ездившим на сечи вахтовым методом (на периоды весенне-осенних обострений активности кочевников), появились и «кошевые» казаки, жившие на сечах постоянно. Позже они сами объявят себя «солью казачества», но по факту были либо молодняком, доказывавшим, что чего-то стоит, либо социальными отбросами, по тем или иным причинам не способными к нормальной жизни, а жившие по собственным, параллельным закону «понятиям». В частности, обязательными условиями для приема в кош на постоянной основе были отсутствие семьи и какой-либо собственности, изучение особого внутреннего язык («фени»), обязательное получение особого имени (клички) типа «Беда», «Убийбатько», «Волоцюга» и «Перебий-Нога». Короче говоря, все признаки одинакового во все времена криминального сообщества. В том числе и традиция (идущая, впрочем, еще от бродников) спокойного восприятия чужаков (но не иноверцев!). Неудивительно, что «законом» мирного времени (кроме основных «понятий», направленных на предотвращение полного беспредела) была крайне изменчивая воля «толковища» (круга). «Всенародно избранных» по малейшей прихоти и, как правило, спьяну (трезвых почти не водилось) меняли, как перчатки, а то и рвали на куски.

Единственное, но очень важное отличие сечей от современного им парижского «Двора Чудес» или позднейших воровских малин, приближающее их, скорее, к пиратским базам Карибского моря вроде Тортуги, была — в связи с перманентной степной угрозой перманентная же мобилизационная готовность. В период военных действий власть «авторитета» — атамана была диктаторской; за попытку вручить ему «черную метку» в походе ставили на перо без базара. Справедливости ради отметим: «военное время» подразумевало не только защиту от «злых татаровей»; казаки и сами были крайне малоприятными соседями, так что определить, кто кого обижал больше, достаточно сложно. И те, и другие жили набегами. Однако в итоге казачество все-таки прикрывало южные рубежи Великого Княжества, и в этом качестве приносили несомненную пользу. В связи с чем чуть позже, уже во времена Речи Посполитой, правительство сочло за благо принять на службу 4000 казаков (разумеется, «зимовых»), занеся их в особый список-реестр и тем самым дав определенный юридический статус, безусловно, ниже дворянского, но и столь же безусловно выше «хамского» (освобождение от налогов, жалованье, право на сословный суд и выборное управление).