В салоне самолета было душно. Кто-то, видя, что он задыхается, положил ему на лицо влажную салфетку. Она только на миг принесла облегчение, а потом вновь — острая, мелкая, рассыпающаяся по всему телу боль. Он пошевелил рукой. Воздух был настолько густ и напоен парами, что пальцы точно собрали ком жидкой грязи. «Нет, — подумал он, — надо как-то выйти из этого страшного умственного и физического оцепенения». Он дернул ногой и услышал, как что-то чавкнуло, а по шее скользнуло что-то холодное, неприятное. Собрав всю свою волю, он заставил себя открыть глаза и пришел в неописуемый ужас: темнота без единого проблеска, точно в салоне погас свет. Он застонал, а потом нечленораздельно пробормотал:

— Лучше бы я уже умер…

И в этот момент ему стало чуть легче дышать, с опозданием он догадался, что кто-то перевернул его, уткнувшегося носом в землю, на спину. Мысль озарила его затухающее сознание: «Андрей! Это Андрей! Он пришел. Он спасет… — Он открыл глаза и увидел лицо… — Это Андрей?!»

Понять не хватило сил. Сознание задавил черно-синий мрак глубокого обморока.

В день свадьбы веселая, таящая радостные сюрпризы жизнь как-то неожиданно после очередного бокала шампанского вдруг развернулась перед ним, и он увидел бесконечно однообразную серую равнину…

Тогда не поверил. После не хотел замечать, что странное видение во время торжества было не последствием выпитого, а свадебным подарком-предостережением его Судьбы. Жизнь шла день за днем, и он переходил из одного дня в другой, не задумываясь. Нарочито остро радуясь мелким удачам и без устали повторяя про себя, что у него замечательная семья.

Нет, ну а в самом деле?.. Ему вспомнились его же мысли, когда он сидел во главе стола и его величали женихом.

— В самом деле! — воскликнул он, не выдержав поддразниваний Андрея. — Все так живут! Вон дядя Леша с тетей Аней как отплясывают, какие у них радостные лица. А ведь им уже за сорок. А у маминой сестры скоро серебряная свадьба. Да и чего еще надо желать? И какой толк с того, что ты чего-то хочешь? Окончим мы один институт и будем работать на одном предприятии или, если повезет, в лаборатории. Только и разница, что ты чего-то там хочешь, а я нет, я — доволен!

— И правильно! — навалился на него всем телом сильно подвыпивший дядька со стороны отца, услышав его последнюю фразу. — И надо быть довольным. Вот как мы! Разве мы плохо живем?

Роман был уверен, что опередит даже самого Мальцева, но, приоткрыв дверь кабинета, увидел, что Василий Игнатьевич уже у себя и не один. Напротив него сидел Возницын.

Закрыв дверь, Уманцев с отчаянием выдохнул.

— Обошел, гад, Возницын.

Но здесь Уманцев ошибся.

Мальцев, красный от гнева, вынужденный говорить вполголоса, пенял Возницыну, что тот поступает не как коммунист, что его однокомнатную квартиру он уже пообещал Уманцеву.

Утром его разбудили звуки. Какие-то новые, непонятные. Он приоткрыл глаза и тотчас поспешил их зажмурить. От сознания, что он находится в Анголе, стало как-то не по себе. Даже мысль о двухкомнатной квартире не внесла необходимой доли оптимизма. Зато ее внес Андрей.

Он подошел к Роману, упорно не желавшему просыпаться, и брызнул ему в лицо водой.

— Вставай. Здесь залеживаться некогда. Каждый день открывает перспективы на много лет.

Уманцев открыл глаза. Загорелый крепкий Андрей поднимал гантели, накачивая мускулы.

— Вставай. Я сейчас приму душ. Потом завтрак в столовой, потом в автобус и на «Катоку». Увидишь, какой это размах.

Но сначала, конечно, была Эстелла. Она затмила все: Союз, Москву. Вся жизнь там стала казаться каким-то наказанием, которое он наконец-то отбыл.

Он приходил к ней каждую ночь. Сначала они набрасывались друг на друга, стремясь насытиться любовью, а потом Эстелла начинала мечтать о Лиссабоне.

— Ах, как я хочу отсюда уехать, — говорила она, сидя на циновке и поджав ноги к самому подбородку. — Знаешь, у меня есть немного алмазов. Я несколько раз ходила потихоньку на «Катоку», нашла мелочь. Андре, а нельзя ли там найти такой алмаз, чтобы нам хватило уехать в Португалию?

— Можно, если случай поможет. А вообще, чтобы найти один стоящий алмаз, столько руды нужно перебрать.

— Мне иногда кажется, что я умру здесь. Не выдержу больше. Кажется, сердце разорвется на мелкие, мелкие острые кусочки, как алмазная пыль…

Уманцеву повезло. В стране началась неразбериха, а он оказался из тех, кто был готов получить от этого выгоду. Крупные начальники от партии и даже не очень принялись приватизировать все, что только можно, Роман не отставал от них. Продав всю алмазную мелочь и кое-что из фамильных драгоценностей Вязигиных, он поменял свою двухкомнатную квартиру на четырехкомнатную и купил помещение под магазин, решив заняться торговлей. О своей научно-изыскательской работе он и думать забыл.

В глубине души Роман знал, чем будут торговать в его магазине и оттого легкий холодок щекотал его сердце. Он решил заняться ювелиркой, отдавая себе отчет, что тем самым вступает в очень узкий, специфический и опасный мир.

Начал с мелочи, чтобы сразу не привлекать к себе внимание. Покупал у производителей, крупных поставщиков и перепродавал. Дела пошли на редкость удачно. Страна, если судить по газетам, телевизионным программам нищала, а население сметало с прилавков золото.

Роман только сам на себя удивлялся, кто бы мог подумать, что неудачник Рома так ловко и широко развернется. Рэкетиров он встретил не в ружье, а, предложив выпить коньячку, перенаправил по одному адресу. Крышу себе Уманцев организовал первосортную. И через кого? Вот смеху было, когда через пятых-десятых он вышел на Аркадия Леонидовича. Аркадий Леонидович только подмигнул ему, видно, проворонили мы кое-что, раз ты так солидно развернулся, ну да упущенного не воротишь, давай работать вместе. И заработали. Уманцев открыл пять магазинов и жизнь, несмотря на беспокойство, бессонные ночи стала увлекательной. Он только недоумевал, как раньше мог жить иначе? Как мог мириться с мышиным существованием и думать, что та жизнь, какую он ведет, ему и определена?

Теперь он познакомился с такими людьми, к которым раньше не мог приблизиться даже мысленно. Одно дело — новая элита, составившаяся из таких же выскочек, как и он, и совсем другое — бывшие крупные партийцы и члены их семей. Когда его представили зятю бывшего члена Политбюро ЦК КПСС Коротких, он на миг потерял дар речи, но не оттого, что ему пожимает руку зять самого члена Политбюро, а от восхищения самим собой. «Кто бы мог подумать?! — мысленно на все лады восклицал он. — Кто бы мог подумать?! И откуда у меня это взялось? Значит, спал я все эти тридцать с лишним лет. Но как могли пребывать в бездействии такие мощные внутренние силы?!»

Уманцев решил проследить за женой. Как-то, проезжая по одному переулку, он увидел вывеску: «Детективное агентство… — и чуть ниже было указано, — во дворе». Он усмехнулся, получилось непрезентабельно, но оригинально. «А не зайти ли мне туда?»

После ланча с поставщиком эксклюзивных драгоценностей Уманцев отправился в знакомый переулок, который находился в старой части Москвы. Тихая улочка с невысокими, в два-три этажа, особняками начала и середины девятнадцатого века. Остановившись у вывески, он последовал за стрелкой, указывавшей во двор. Двор, конечно же, оставлял желать лучшего. Далее стрелка указывала по деревянной лестнице вверх. Уманцев поднялся, позвонил. Дверь открылась. Роман ожидал увидеть охранника, но в коридоре никого не было. Он прошел вперед и оказался в кабинете. Навстречу ему из-за стола поднялся мужчина лет пятидесяти спортивного телосложения, с мужественным лицом, шрамом над левой бровью и быстрыми, проницательными глазами. В его коротко подстриженных седых волосах темнели редкие ниточки былого черного цвета.

— Здравствуйте, — вглядываясь в него, произнес Уманцев.

— Здравствуйте, — ответил мужчина и указал сильной жилистой рукой на кресло, самый дорогой предмет в обстановке кабинета.

«К клиентам относится с уважением», — отметил Роман и медленно, с достоинством опустился в кресло. Огладил бороду левой рукой, на мизинце которой, не снимая, носил перстень Вязигина, как талисман, приносящий удачу, и безотлагательно приступил к делу, не испытывая даже в глубине души никакого смущения. В своем понимании он занимал такое высокое положение, что все остальные, не исключая членов его же семьи, были настолько ничтожны, что говорить о них серьезно было как-то нелепо.

— Она затаилась и ведет себя чрезвычайно осмотрительно, — был вынужден сообщить своему клиенту детектив Приступов.

Уманцев в упор посмотрел на него.

— Выходит, я ошибся. Какой же вы профессионал, если домохозяйка сумела почувствовать, что за ней следят.

Приступов, не принимая на свой счет эти слова, ответил:

— Я понимаю ваше недовольство, но не я ее спугнул. Я едва успел приступить к делу, как она резко изменила свое поведение. Несколько снимков мне, правда, удалось сделать. Поэтому сомнений, что у вашей жены есть любовник, у меня нет.

Пораженный известием об убийстве жены Уманцев помчался в аэропорт. Ему просто не верилось, что все так быстро и, главное, без хлопот, окончилось.

«Но кто? И зачем убил Ирину?» — мучился он всю дорогу.

Утром к нему приехал Приступов и сообщил подробности.

— Неужели он убил ее из-за колье?

— Но не из ревности же, — заметил детектив. — Можно рассмотреть, как версию, что ваша жена отказалась от намерения расходиться с вами и выходить замуж за Каплунова. Он вспылил. Она, не допуская мысли, что он способен на убийство, вероятно, сказала ему что-то обидное, он схватил нож и… Кстати, Каплунов утверждает, что колье ваша жена забыла у него дома пять дней назад. Вы не припомните, когда в последний раз видели его на Ирине?

Герман Ванин был старым приятелем Уманцева. Он познакомился с ним, когда начал заниматься ювелирным делом. День рождения своей жены Нины Ванин всегда отмечал с размахом. Гостей собиралось очень много, поэтому обычно празднество устраивалось в загородном доме. Чего там только не было! И шатры в восточном стиле с девушками в шароварах, и катание на лодках с цыганами, и огромная зала, украшенная гирляндами цветов и наполненная звуками музыки.

Роман время от времени поглядывал на Марину, она пользовалась успехом, и это льстило ему.

С плохо скрываемой досадой на лице к отцу подошла Елена.

«Понятно, — отметил Уманцев, — Марк опять принялся искать богатую невесту».

— А Константин тоже приехал? — спросил он у дочери.