Были времена, когда очередная книга о жизни индейцев заставляла меня замирать в ожидании чуда. Я говорю не о Фениморе Купере, не о Майн Риде и не о Карле Мае, а об авторах, по-настоящему знавших жизнь туземцев и с удовольствием писавших о ней. Употребляя слово «индейцы», я имею в виду не только американских аборигенов, но говорю о народах всего мира, которые не порвали со своим традиционным укладом и которые отстаивали свой образ жизни, несмотря на бешеный натиск Технического Прогресса.

Однажды Колумб, отправившись на поиски новых морских путей в Индию, приплыл в Америку и стал называть повстречавшихся ему там людей индийцами, то есть жителями Индии. По-испански, по-французски, по-английски, по-немецки туземцы Америки и туземцы Индии обозначаются одинаково – los indios, the indians… Да и по-русски ещё во времена Пушкина невозможно было понять, о каких именно индийцах шла речь, хотя Америка давно уж перестала именоваться Новой Индией, её исконных жителей продолжали звать индийцами. Чтобы отличить одних индийцев от других, когда речь заходила об американских коренных племенах, их стали называть американскими индийцами (american indians). В русском же языке однажды вдруг по каким-то необъяснимым причинам произошло изменение: в слове «индийцы» вторая буква «и» изменилась на «е». Не знаю, с чьей лёгкой руки случилась эта замена, но так появилось уникальное слово «индеец», которое стало обозначать того самого «краснокожего дикаря», воспетого Купером, Шатобрианом и многими другими романистами, создавшими образ «благородного дикаря».

Однако не следует забывать, что слово «индеец» существует только в русском языке, и также надо помнить, что оно никогда не означало представителя какого-то конкретного племени, народа, нации. По этому слову вы не в силах определить, откуда происходит индеец и на каком языке он говорит. Сказав «индеец», вы не говорите практически ничего. Если же сказать «Лакот» или «Юкагир», то сразу становится понятно, кто это и к какой культуре он принадлежит (разумеется, речь идёт о людях знающих). Слово «индеец» весьма безлико, в лучшем случае оно означает просто «не европейца». В худшем – примитивного дикаря, с окровавленным ножом в одной руке, с топором – в другой, с перьями в волосах.

Эта безликость привела к тому, что в голливудском кино Шайен может играть Апача, а выходцу с Таити даётся роль Тлинкита – лишь бы лицо поскуласлее, ноздри пошире, глаза поуже и волосы почернее. И если бы это было свойственно только «бездушному» американскому кинопроизводству, было бы не так обидно, однако то же самое происходило и в России: уроженцы Средней Азии нередко играли Чукчей, Эвенку могли дать роль Ханта. Грузины с лёгкостью изображают на экране чеченских горцев. Всё это было и остаётся в порядке вещей. И в большинстве случаев вполне удовлетворяет зрителей.

Дело в том, что многих «творцов» вполне устраивает схематичность, они просто обозначают некоторые моменты, не прилагая усилий к тому, чтобы создавать портрет подлинного мира. Тут уж дело не только в необразованности, здесь уже вопрос вкуса и мастерства. Кто-то, умея рисовать тонко, детально и изысканно, начинает сознательно обобщать формы и через это добивается новых форм, а кто-то с самого начала рисует схематично и грубо, потому что просто не умеет иначе, но выдаёт это за «свой стиль», не обладая в действительности никаким стилем…

Когда-то я с замиранием сердца брал каждую книгу об индейцах. Сначала радовали только американские племена, затем пришёл черёд этнографической литературы и романов о Сибири и Крайнем Севере. Всё было хорошо, всё было упоительно.

Книги о жизни на американском Западе называются вестернами. Они повествуют о покорении пришельцами местных племён, о поисках золото, о столкновении между пришельцами, о религии, о войне… Индейцы, солдаты, ковбои, охотники, старатели… Это и есть вестерны.

Но как называются книги о покорении Сибири, о продвижении русских завоевателей на Крайний Север, ставший со временем Русским Севером? Почему в нашей литературе не сложилось отдельное направление, рассказывающее о жизни аборигенов на просторах Дальнего Востока? Охотники, золотоискатели, шаманы, мистика, величественные просторы степей, снежные хребты, стрельба из ружей, метание ножей, свежевание оленьих туш… Разве рассказы о Мангазее менее захватывающие, чем рассказы о Клондайке? Разве столкновения русских казаков и местных племён где-нибудь на берегах Амура менее трагичны и значимы, чем схватки американских кавалеристов и легендарных краснокожих воинов на берегах Миссури?

Книги об американских туземцах называются вестернами.

Книги о сибирских туземцах никак не называются.