— Сейчас или никогда! — произнес мой непосредственный начальник, старший советник юстиции Виктор Павлович Карандашов по прозвищу Грифель. Сказано это было с пафосом, которому позавидовал бы и герой трагедии Шекспира.

— Никогда! — поспешила я поддержать заданный им тон, поскольку работала под его началом не первый год, и всегда своего добивалась.

— Светочка, — почти ласково проговорил Грифель, — ну хоть ты-то должна меня понять?

— Никогда! — упрямо повторила я и посмотрела Карандашову в глаза. — Сами вы, Виктор Павлович, если память мне не изменяет, отправились отдыхать в разгар цветущего мая? Между прочим, как раз когда по графику должна была гулять я! А Костицына, значит, загорай в ноябре, да еще самом гнусном за последние сто лет! Нет уж, спасибо!

— Подожди-ка! — не отступал Грифель. — Ты что, забыла, что случилось в этом твоем цветущем мае? Да отпусти я тебя тогда по графику, с меня бы три шкуры содрали, а тебя все равно отозвали бы из отпуска. Сам я всего на неделю уходил, да и ту провел у тещи на даче задницей кверху.

Любимый оперативник тети Светы из их УВД оказался внешне похожим на Ивана Царевича из русских сказок. Только глаза у этого Володи были не голубые, а рыжие, как у кота. И еще я решила, что он несколько высокомерный тип… Во всяком случае, для начала, прежде чем извлечь на свет альбомы со снимками объявленных в розыск по городу, смерил меня с ног до головы таким взглядиком, что мне сделалось не по себе. Но я стерпела, потому что оценке тети Светы привыкла доверять без разговоров, на моей памяти она в людях не ошибалась ни разу…

Не представляю, как можно работать в таких условиях, в каких работают здешние ребята: рядом аэропорт, и, соответственно, почти постоянный рев то взлетающих, то идущих на посадку самолетов. А уж воздух!.. Я вообще после Белозуева в Москве начинаю постепенно чуть ли не задыхаться. И если когда-нибудь придется возвратиться в город, где я родилась и росла до 13 лет, поначалу наверняка будет трудновато вновь привыкнуть ко всему, не только к воздуху: и к сумасшедшему нашему ритму, и к тому, что дел на каждого здешнего следователя навешано раз в пять больше, чем у нас…

Взяв снимок «моей» девочки, Володя для начала поморщился. Я хотела сказать, что у нас в Белозуево нет специального визажиста на такие случаи и что эту обязанность выполняет сам судмедэксперт Рома Лапко, но почему-то опять промолчала. Неужели у меня за этот год появился «комплекс провинциалки»?! К счастью, тети Светин опер никак вслух качество снимка не комментировал, а тут же принялся за работу. Мы, естественно, к нему присоединились, ведь снимков пропавших без вести и объявленных в этой связи в розыск по одной только Москве оказалось немерено… А впереди были еще и областные ориентировки.

Словом, когда мы спустя час завершили свои труды с нулевым результатом, хуже всех чувствовала себя я: отняла у людей драгоценное время понапрасну… Теперь еще и тетю Свету волоку в Белозуево, похоже, тоже неизвестно зачем… С одной стороны, получалось, что я оказалась в этом деле абсолютно беспомощной, поскольку наши крокодилы даже к производству его принять и то не дадут. С другой — чем могут мне помочь москвичи? Я-то надеялась, что девчушка в розыске, а значит, в дальнейшем просматривался вариант совместного расследования или, в крайнем случае, передачи дела сюда, в Москву… В любом случае — не могла я позволить скрыть нашим прохиндеям убийство, подтасовав его под несчастный случай, не могла — и все! Тем более, оставить подонка на свободе… И в то же время оказалась, можно сказать, одна против всех…

И ведь что меня возмущает больше всего? Не из каких-то там злостных соображений наши местные пытаются сбросить «мою» девочку с рук, а, можно сказать, из элементарной лени… Что эти козлы из третьего отделения, что наш пузатый горпрокурор Килин… Даже мой непосредственный начальник, старший следователь спецподразделения Саша Малахов — в общем-то, совсем даже неплохой парень — и то молчит и только плечами пожимает…