— Все! Надоело! К черту! К чертовой матери! На-до-е-ло! — взревел вечно тихий, обычно скромный и чаще всего морально устойчивый Петр Борисович Менезингер, который невзирая на инженерский оклад до этих пор все еще умудрялся сохранять остатки врожденной интеллигентности. Но сейчас, в сердцах плюнув на вожделенный дефицит, за которым он уже отстоял битый час, Петр Борисович вдруг почуял в своих ординарных и в принципе непритязательных недрах, нечто новое непривычное и даже отчасти пугающее.
Петр Борисович, совершенно неожиданно для самого себя, сделал по-военному четкий поворот кругом и, затратив несколько меньше времени, но больше усилий, проделал, с таким трудом единожды уже пройденный путь, но в обратном направлении. Очередь, словно лениво сплюнув, очень нехотя рассталась со своей строптивой жертвой, чувствительно наподдав пару раз в спину и попутно объясняя Петру Борисовичу: кто он есть на самом деле, от кого произошел и как, а также снабжая рядом ценных пожеланий на будущее, самым неэффектным из которых было:
— Чтоб ты околел, интеллигент потасканный!
Положа руку на сердце (или печень, кому как больше нравиться) с последним определением можно было согласиться. Случайно увидев собственное отражение в тусклом отблеске унылой витрины, внутреннее содержание которой находилось в неразрешимом диалектическом противоречии с внешней формой (конфликт класса: сам — дурак!), — Петр Борисович ужаснулся. Обычно обычное (словесная тавтология, в данном случае, служит для инициации ассоциации с эпической фразой «масло — масленое», которое, в свою очередь, бывает: либо постным, либо скотским, то бишь животным, что в данном случае не важно, так как нас интересует как раз первый подвид масел (или маслов?). Так вот, обычно постное до тривиальности, (или тривиальное до…) лицо гр. Менезингера П.Б. в данном случае начало подпадать под иную классификацию, а именно: теперь оно могло быть причислено к разряду Ликов. Просветленное до синевы, лицо Петра Борисовича обрело загадочную самостоятельность, отрешенно взирая из мерцающих глубин маской музы Мельпомены на растерзанного униженного Петра Борисовича Менезингера.
На мгновение прервав увлекательный процесс углубленного самосозерцания Петр Борисович горестно взвыл, чем, однако, совершенно не произвел впечатления на либо индифферентно, либо деловито снующих прохожих. Затравленно окинув всю эту круговерть прощальным взглядом Петр Борисович посинел окончательно, так что начал даже слегка светиться и шагнул прямо в витрину…
