Распластавшись, будто мертвая птица, ЕГО тело бессильно покоилось на каменно-твердом крупе гнедого равнодушного жеребца. Каждый конский шаг отдавался болью, эхом перекатывающейся в разбитом, обожженном, измученном теле.
Гордо восседавший в седле барон, равнодушный, как и его жеребец, лишь только конь ступил на мощенное грязными каменными плитами подворье, небрежно сбросил ЕГО тело вниз — прямо на плиты.
ОН застонал…
— Ты гляди?! Еще не подох, — удивленно взревел барон, и на хозяйский трубный глас из замка высыпала суетящаяся прислуга.
Барон грузно спешился, не глядя швырнул конюху поводья и встал, широко расставив ноги, над нечаянной добычей. Мечем в ножнах барон перевернул тело, и на грязном, опаленном, изможденном лице пленника широко распахнулись синие, подернутые дымкой беспамятства, глаза.
ЭПИЛОГ
— Вам не кажется, что метод личностного сканирования при помощи интеллектуальных спор излишне жесткий?
— Вы, очевидно, хотели сказать — жестокий? Да, конечно, но за то самый эффективный. Спора прорастая в заданной интеллектуальной среде, вбирает столько информации, причем мгновенно, на сбор которой нам понадобились бы годы…
— Но прорастая спора формируется в личность, которую фактически насильно формируем мы, помещая в выбранную нами среду.
— Считайте, что вы участвуете в воспитании некого своеобразного ребенка.
— Вы считаете эти процессы сходными? То есть, по вашему, выходит, что процесс воспитания это насилие?
