24 декабря 1513 г.

Графство Саффолкшир, Англия

В старом замке Хогли готовились к Рождеству...

Время было полуденное, однако из-за продолжавшегося уже несколько дней снегопада, низких свинцовых туч и снежной круговерти в замке стоял полумрак. Но даже эти ранние потемки не могли повлиять на то праздничное оживление и веселье, какое прямо-таки проникает в кровь и душу в преддверии праздника Светлого Рождества Христова.

В полуподвальном помещении замковой кухни шла подготовка к рождественскому ужину. Воздух был насыщен запахами специй, жаркого, соусов, ароматом пирогов и сладостей. Поварята, кухарки, прислуга, горничные, охранники замка – все находились здесь, всем нашлась работа – одни рубили мясо, другие вращали вертела, гремели кастрюлями и противнями. В помещении замковой кухни шла обычная шумная подготовка к рождественскому ужину. Кто-то ругался на клубы дыма, то и дело врывавшиеся под вытяжки очагов из-за непогоды, трещали сковороды, кричала гусыня, которой кухарка неловко свернула голову.

Мэри сбегала с башни, перепрыгивая через ступеньки лестницы.

– Ваше высочество! – кричала сзади Гилфорд. – Возьмите себя в руки! Ведь это просто Джейн. А ваше достоинство, ваш сан...

К словам Мег следовало прислушаться. Но и в самой Мэри, дочери и сестре королей, жило истинное монаршее достоинство, которое всегда приходило ей на выручку, когда неуемный темперамент девушки брал верх. Принцесса опомнилась. Она ведь не простая сельская леди, она... Хотя ей так приятно было узнать, что хоть Джейн Попинкорт своим прибытием сделала ей сюрприз в предрождественскую ночь. Предрождественская ночь, Сочельник!.. Принцесса, казалось, только сейчас ощутила удивительную атмосферу праздника.

Она остановилась перед дверью в холл, перевела дыхание и вошла в помещение с достоинством истинной принцессы крови. И тем не менее ее появление не сразу заметили. В зале было людно. Мэри увидела несколько незнакомых усталых людей, чьи промокшие от снега накидки развесили перед огнем камина. Однако большинство присутствующих сгруппировались там, где сидела удивительно нарядная молодая женщина. Воистину леди!

Конец марта 1514 г.

Дворец Гринвич

Лохань для купания была такой огромной, что двое весьма крупных молодых мужчин свободно разместились в ней. Более того, они боролись в ней, топили друг друга, брызгались, хохотали. В конце концов, утомленные и довольные, они улеглись у противоположных краев, устало дыша и улыбаясь друг другу.

– Эй, вода уже подостыла! – крикнул один из них суетившимся у больших разожженных каминов слугам. – Добавьте горячей.

– И подайте вина, – приказал другой. – А потом пошли все вон.

Королева Катерина вставала в пять утра, чтобы успеть привести себя в надлежащий вид до того, как придет время идти к ранней мессе.

В Гринвиче ещё стояла дремотная тишина, когда любимая придворная дама королевы, донья де Салиас, отдергивала расшитый полог на кровати её величества и с пожеланиями доброго утра протягивала чашку с отваром из трав, подслащенных медом. Они улыбались друг другу. Катерина вообще была приветлива в общении со своим окружением, хотя и не терпела фамильярности.

– Да святится имя Господне, – сказала первую фразу королева.

– Во веки веков, аминь, – ответили, склоняясь в реверансе, прислуживавшей в это утро дамы.

Все уже были одеты и прибраны, но, кроме де Салиас, выглядели сонными. Маленькая Бесси Блаунт даже с трудом сдерживала зевоту.

Апрель 1514 г.

Первое, что надлежало сделать Брэндону – это наладить отношения с Мэри Тюдор, тактично вернув их в нормальное русло. В этом были свои трудности, в основном из-за непредсказуемости самой Мэри. Брэндон ловил себя на мысли, что опасается реакции принцессы. Обижена ли она, испугана ли, хватит ли у неё сообразительности вести себя, как ни чем не бывало, или она начнет игнорировать его, или закатит скандал? Но Брэндон делал ставку на её влюбленность в него.

С утра он успел перехватить Мэри Болейн, вошедшую в свиту принцессы. Он знал эту красивую дочь сэра Томаса ещё по Нидерландам, был с ней в хороших отношениях, и она сообщила ему (после двух-трех монет и поцелуя, от которого прямо растаяла), что если Чарльз хочет свидеться с принцессой, то лучше попозже, когда они займутся подготовкой её нового гардероба и когда у Мэри, как у всякой женщины в таких случаях, улучшится настроение.

Но Брэндон все же решил основательно подготовиться к встрече. Оседлав коня, он поскакал в Испвич, ближайший город, где рассчитывал найти ювелирную лавку. Он хотел сделать Мэри подношение, ведь женщины добреют, если их одаривают. И Чарльз решил приобрести для принцессы что-либо особенное, если таковое найдется в глуши Саффолкшира. Оказалось, нашлось: две великолепные броши – удивительно тонкой работы камеи в оправе из золота с перегородчатой эмалью и вкраплениями мелких изумрудов. Теперь Брэндону было, что предложить в качестве примирения.

У себя в покое Мэри Тюдор крутилась перед зеркалом, примеряя сметанное на живую нить платье. Услышав, что её хочет видеть сэр Брэндон, девушка вспыхнула. Краснела она также быстро, как и её августейший брат.

Франция

Начало октября 1514 г.

Несмотря на мелкий непрекращающийся дождь, пристань французского города Булонь была заполнена оживленной толпой. Даже в сероватой мгле октябрьского дня можно было разглядеть множество ярких знамен, вымпелов, штандартов. Толпа все прибывала: горожане, отцы города, монахи соседнего аббатства. Всюду виднелись крытые носилки, экипажи, верховые, отряды бородатых ландскнехтов в немыслимо пестрых камзолах и с длиннющими протазанами

[16]

в руках.

Среди толпы выделялась группа богато одетых нарядных всадников. Как и все присутствующие, они смотрели на море, где покачивались на волнах четырнадцать потрепанных бурей кораблей. Четыре дня шторм трепал флотилию, везущую Франции новую королеву. Но вот они все же прибыли, и зрители на берегу наблюдали, как на воду спускают шлюпки, а королева и её свита спускаются в них по веревочным лестницам.

– Не очень-то им удобно при такой-то качке, – заметил один из верховых, рыжий, голубоглазый молодой человек с обаятельной улыбкой. – Того и гляди, англичане хлюпнутся в воду, и нам придется их спасать. Ведь мы настоящие рыцари и не сможем равнодушно наблюдать, как тонет королева из Англии.

9-10 октября 1514 г.

В парадной зале замка Абвиля Мэри Тюдор прежде всего поразили люстры. В Англии было не принято устраивать над головой столь громоздкое и сверкающее сооружение, хотя бы потому, что тюдоровские резные потолки были достаточно низкими (считалось, что это придает уют), а освещения хватало от каминов и от высоких напольных, настенных, настольных канделябров. Замок же в Абвиле хранил ещё мощный романский стиль, приукрашенный сводами готики с её высокими арочными потолками. И люстра под высокими сводами смотрелась просто великолепно: вся в золоченых виньетках, подвесках, чеканных полукружьях, с пирамидами ароматных восковых свечей, заливающих старинный зал ясным белым светом. Мэри отвела взгляд от люстры, улыбаясь очередному французскому вельможе, которого ей представлял церемониймейстер. От всех этих имен, титулов, незнакомых лиц у неё рябило в глазах, и она попыталась сосредоточиться, чтобы запомнить хоть часть своих новых подданных: граф де Тремуйль с супругой, советник короля Флоримон Роберте, камергер д’Асе, маршал де Тривулье, граф де Пуатье. Каждому королева протягивала для поцелуя руку и благосклонно улыбалась.

В кресле справа от неё, под голубым, расшитым лилиями балдахином, сидел король Людовик; слева, чуть склонясь к королеве, стоял английский посол при дворе Франции, чопорный граф Вустер. Порой он шептал Мэри, на кого из подданных ей стоит обратить особое внимание, давая им краткую характеристику.

– Этот седой, молодцеватого вида военачальник и есть знаменитый Пьер дю Террель, называемый Баярдом и именуемый рыцарем без страха и упрека. Он столь знаменит, что когда после Битвы Шпор ваш брат Генрих пленил его, то не посмел задержать, отпустив на свободу. А вот этот тучный вельможа в пурпурном одеянии – сам граф де Тремуйль.

Вам надлежит оказывать Тремуйлю особое внимание, ибо к его мнению, как ни к чьему иному, прислушивается Людовик.

Октябрь 1514 г.

В молодости Людовик XII был живым и веселым человеком, любил охоту, пиры, турниры. Правившая в те годы регентша Анна де Боже, его политический противник, когда-то была сильно им увлечена, да и сейчас, когда они оба постарели, не утратила к нему запаса нежности и стала его верным другом, заботясь о нем с чисто материнским вниманием. И она первая, видя, как не на шутку увлечен король юной супругой, не преминула намекнуть, что ему следует не забывать о своем здоровье и возрасте.

– Вам нужно учитывать ваши лета, Луи, и поостеречься. Эта хорошенькая молодка из Англии – как раз то, что может утомить мужчину.

– Но и дать Франции законного наследника, – сухо отрезал король.

Конечно, иметь сына от Марии Английской было его первейшим желанием, но не менее сильно он хотел добиться её симпатии. Будучи человеком неглупым, он совсем не обольщался насчет её чувств к нему, однако рассчитывал, что может дать своей юной супруге многое из того, что если не затронет её чувства, то, по крайней мере, заставит её привязаться к нему, испытывать благодарность от сознания, что у неё столь добрый и заботливый муж. И Людовик лелеял её, баловал, задаривал немыслимо дорогими подарками. Уже на следующий день после брачной ночи он подарил ей шкатулку с бесценными аравийскими благовониями, два потрясающих рубина по два дюйма в диаметре и крохотную собачку с длинной шелковистой шерстью и приплюснутой мордочкой, привезенную из далекого Китая.

Ноябрь 1514 г.

Торжества по поводу введения Чарльза Брэндона в титул герцога Саффолкского не получились особо пышными из-за горя, постигшего королевскую семью, после того как Катерина Арагонская неожиданно разрешилась на пятом месяце мертворожденным ребенком мужского пола. И все же, если король и королева переживали свое горе, то для придворных очередная неудача августейшей четы стала уже делом привычным. Обычные показные соболезнования, злословия по углам, праздная болтовня о том, как повлияет сие событие на отношение Генриха к супруге... Но это не являлось основной темой для бесед при дворе. Возвышение Чарльза Брэндона волновало умы куда как сильнее.

Итак, нетитулованный дворянин, герой французской кампании, придворный интриган и друг короля, о котором ещё недавно говорили, что он поплатится головой из-за скандальной истории с принцессой Мэри, теперь стал его светлостью герцогом Саффолком и, по сути, правителем всех территорий Восточной Англии. Ах, сколько же теперь нашлось у него почитателей и сторонников, сколько желающих заручиться его благосклонностью и дружбой! Даже старая родовитая знать Англии – Говарды, Стаффорды, Перси, хотя и шокированные тем, что выскочка Брэндон стал им ровней, все же поспешили первыми поздравить его. Бекингем ездил с ним на соколиную охоту, Перси прислал ему дорогие подарки, Норфолк и Суррей вообще не отходили от него и постоянно подталкивали его к вопросу о помолвке с их родственницей леди Лизл.

А королева Катерина, бледная, болезненная и печальная, лежала в своих затемненных покоях, много молилась, лила слезы, выслушивала утешения и наставления святых отцов, которые теперь составляли большинство её свиты. Усылала она их только тогда, когда ей сообщали о визите короля, тут же начиная суетиться, требуя расчесать и нарумянить себя.

Генрих часто навещал жену. Вот и теперь он взял её вялую, влажную руку своими сильными толстопалыми ладонями, участливо спрашивая:

Ноябрь 1514 г.

У тринадцатилетней Анны Болейн была нескладная фигурка подростка, по-женски чарующая улыбка и черные глаза будущей красавицы. Несмотря на юный возраст, она обладала цепким умом политика и немалым опытом жизни при дворе. Анна понимала, что её не зря заставили почти два часа просидеть в кабинете отца, возясь с собачкой королевы, в то время как сама Мэри и её отец где-то отсутствовали. Когда же бледный и озабоченный отец зашёл за ней, сообщив, что её величество уже ожидает свою фрейлину в паланкине, Анна, как ни старалась, не могла скрыть своей заинтересованности. Сэр Болейн внимательно поглядел на дочь.

– Анна, дитя мое, я надеюсь, ты достаточно разумна, чтобы сообщить всем, что вы вместе с королевой оглядывали мои покупки, и её величество никак не могла решиться, что же выбрать.

И добавил, уже совсем серьезно:

– Ты ведь не захочешь отправить в руки палачей своего отца? У Анны забилось сердце. «Заговор!» – пришла в голову ей первая мысль. Вторая была более разумной – интрига.