Бездна

Вилсон Фрэнсис Пол

Наладчик Джек — специалист по необычным расследованиям, берется только за те дела, где необходимо восстановить справедливость и где бессильны полиция и частные детективы.

Принимаясь за очередное расследование, Джек и не подозревал, что в поисках пропавшей Мелани Элер ему придется столкнуться с загадочными артефактами и неуязвимыми людьми в черном, что сквозь истончающуюся реальность в земной мир начнут проникать страшные кошмары из иного измерения и что корни этих аномалий обнаружатся в прошлом. И все потому, что несколько десятилетий назад городок Монро потрясло необъяснимое явление...

Особая благодарность Тому Валески (в очередной раз) и Джеральду Молнеру за снайперский взгляд на ошибки, связанные с оружием

Итену Полу Бейтмену

Вторник

1

Джек оглядел переднюю комнату своей квартиры, придя к выводу, что надо либо переезжать в другую побольше, либо прекратить прикупать барахло. Негде поставить новую лампу «папаша Уорбекс»

[1]

.

Ну, не совсем новую. Изготовлена где-то в сороковых годах двадцатого века, но до сих пор в замечательном состоянии. В виде отлитого из гипса, покрытого глазурью бюста папаши, взявшегося рукой за лацкан фрака с крошечным камешком горного хрусталя вместо алмаза в булавке. На губах усмешка, глаза без зрачков нисколько не возражают против патрона, торчащего прямо из лысины.

Наткнулся на раритет в ностальгической лавочке в Сохо, уговорил хозяина спустить цену до восьмидесяти пяти долларов. Квартира не нуждается в дополнительной лампе, только от этой никак нельзя отказаться. Уорбекс был выдающейся личностью. Мимо просто пройти невозможно. Нет ни лампочки, ни абажура, что легко поправимо. Проблема в том, где поставить.

Он медленно осмотрелся вокруг. Квартира на третьем этаже городского особняка на западных восьмидесятых пропахла старым деревом. Ничего удивительного, когда она битком набита викторианской мебелью из золоченого дуба. На стенах и полках теснятся сувениры и прибамбаски тридцатых — сороковых годов. Все, что попадается на глаза, за исключением монитора компьютера, появилось на свет до рождения Джека. Даже канал «Картун» — в гостевой спальне виден большой телеэкран — крутит мультик тридцатых годов с большеглазым совенком, который прелестно воркует: «По-ой о луне... ммм... о весне... ммм...» В передней комнате нет ни одной пустой горизонтальной поверхности...

...кроме компьютерного монитора.

2

Джек шагал на восток к Центральному парку в поисках автомата, которым давно не пользовался, под звучавшую в голове песенку рисованного совенка: «По-ой о луне... ммм... о весне... ммм... об июне...»

Весна грянула, город Нью-Йорк просыпается от зимней спячки. В воздухе пахнет свежестью, чистотой, разноцветные цветочки проклевываются в оконных ящиках на верхних этажах выстроившихся в ряд домов, крошечные почки набухают на ветках широко рассаженных вдоль тротуаров деревьев. Позднее утреннее солнце стоит высоко, светит ярко, вполне приятно чувствуешь себя в рабочей рубашке и джинсах. Зимняя одежда исчезла, снова кругом короткие юбки и длинные ноги. Хорошо в такой день жить на свете любителю женщин.

Не сказать, чтобы женщины обращали на него большое внимание. Практически даже не замечают среднесложенного парня с темными волосами средней длины, светло-карими глазами. И очень хорошо. Иначе усиленные старания внушить встречным обманчивое о себе впечатление пойдут прахом.

Он сознательно стремится не бросаться в глаза. Не так просто выглядеть не слишком современным, не слишком старомодным. Приходится постоянно приглядываться, в чем ходят обычные люди на улице. Джинсы с фланелевыми рубашками из моды никогда не выходят, даже здесь, в Верхнем Вестсайде, наряду с мокасинами и рабочими башмаками —

настоящими,

грубыми. Саржевые рабочие штаны тоже верное дело — хоть и не стильные, тем не менее никто на них не оглянется.

Телефон-автомат нашелся на Сентрал-парк-вест, там, где вдруг обрываются многоквартирные дома, словно кто-то отрезал ножом десяток кварталов, тянущихся во все стороны, оставив местечко для парка на другой стороне улицы. Сквозь голые еще деревья виден пруд, голубой ромб в зеленеющей травке. Лодок пока нет, однако ждать недолго.

3

Джек сидел у Хулио за столиком неподалеку от черного хода. Наполовину прикончил второй «роллинг» со льдом, когда явился Льюис Элер. Узнал его, как только заметил неуклюжую фигуру в коричневом костюме, шагнувшую в дверь. Завсегдатаи заведения Хулио не носят костюмов, за исключением немногочисленных молокососов, искателей приключений, жаждущих разнообразия, а юные карьеристы никогда не ходят в такой мятой одежде.

Хулио тоже заметил нового гостя, выскочил из-за стойки бара, быстро обменялся с ним парой слов, абсолютно по-дружески, стоя рядом, приветственно хлопая по спине. Наконец, убедившись, что тот не вооружен, указал на Джека.

Глядя, как он неуверенно ковыляет, щурясь в сумерках после дневного света и заметно хромая, Джек махнул рукой:

— Сюда.

Элер свернул к столику, но остался стоять. С виду лет сорока, худой, изможденный, с торчащим крупным носом, обвисшей нижней губой.

4

— Почему ты их чокнутыми называешь? — спросил Эйб. — У нас кругом заговоры да конспираторы.

Джек завернул в магазин спорттоваров «Ишер» поприветствовать Эйба Гроссмана, седеющего Шалтая-Болтая, приближавшегося к шестидесяти, почти безнадежно лысого, старейшего своего друга в городе. И на всем белом свете. Уселись по обыкновению: он с покупательской стороны привалился к обшарпанному деревянному прилавку, Эйб со своей стороны примостился на высоком стуле, окруженный всевозможными небрежно распиханными спортивными товарами на прогнувшихся полках вдоль узких проходов и подвешенных к потолку в вечном пыльном хаосе. В частности, Джек любил здесь бывать потому, что по сравнению с магазином собственная квартира выглядела опрятной, просторной.

— Корень слова знаешь? — продолжал Эйб. — Кон-спиро: единодушие. Годится для самых разных объединившихся вместе людей, институтов. Возьмем хотя бы... — Он прервался, склонив голову набок к голубому длиннохвостому попугайчику, усевшемуся на его запачканном левом плече. — В чем дело, Парабеллум? Нет, нельзя. Джек всегда к нам хорошо относится.

Парабеллум ткнул клювом ему в ухо, словно что-то нашептывая.

— Ну, почти всегда, — поправился Эйб, выпрямил голову, взглянул на Джека: — Видишь? Сплошь заговоры. В данный момент у тебя на глазах Парабеллум пытается вовлечь меня в заговор против гостя, явившегося без угощения. Я бы на твоем месте забеспокоился.

5

Компактный городок Шорэм расположен на северном берегу Лонг-Айленда, чуть западнее Роки-Пойнт. Джек знал только, что там находится атомная электростанция стоимостью в миллиарды долларов, реактор которой так никогда и не был запущен — одна из величайших пустых затей в долгой истории правительственных пустых затей.

И несомненно, одна из главных тем многочисленных теорий заговора.

Справляясь о дороге, отыскал улицу Льюиса Элера. Брайарвуд-роуд шла к северу, вертелась в холмах на берегу Лонг-Айлендского залива. Плохо вымощенная, ухабистая, хотя местным, видимо, нравится — дома большие, в хорошем состоянии. Кругом стоят деревья, дом справа примостился высоко над водой. Между постройками и деревьями проглядывает пролив, Коннектикут виднеется темной линией над горизонтом.

Найдя дом, он свернул на гравийную подъездную дорожку огромного ранчо. Вокруг дома трепещет, переливается темная хвоя кедров с серебристым отливом вперемежку с дубами, тополями, березами с набухающими почками. Пейзаж сменился неухоженным двором, покрытым вместо травы мульчей, древесными щепками. Под самыми стенами идеально подстриженные рододендроны, азалии, никакой показухи, но по опыту подсобной работы садовником в мальчишеские годы Джек видел, что здесь все первосортное. В «естественный» вид двора вложена куча денег.

Лью встретил его в дверях, оглядел дорогу рядом с домом.