Дарио наблюдал, как жена медленно выходит из бассейна. Солнце золотило ее мокрую кожу. В его лучах Леона казалась еще более красивой. Она отряхнула волосы и рассмеялась, когда Алессандро принялся вытирать ей спину полотенцем. Дарио с ревностью смотрел на то, как он нежно дотрагивается до нее. Также возмутило, что Леона не предприняла попытки отодвинуться. Она позволяла трогать себя и явно испытывала удовольствие. Казалось, эти двое забыли о том, что их могут видеть. Они даже не предполагали, что у каждого, кто наблюдал за ними, готов слететь с губ единственный волнующий всех вопрос.

– Думаешь, они любовники?

Дарио повернулся к Себастьяно, который без интереса смотрел на тоненькую фигуру Леоны. Она уже забрала полотенце из рук Алессандро и отбросила его в сторону.

– Я не знаю, спит ли твой сын с твоей женой.

Дарио передернул плечами. Тон, которым Себастьяно ответил на вопрос, не понравился ему. В особенности раздражало, что он сделал акцент на слове «спит». Чувствовалось, что Себастьяно наслаждается ситуацией, его веселила ревность Дарио, и он даже не пытался спрятать улыбку.

Роман рассматривал одноклассников и удивлялся тому, насколько они изменились. Все были чужими и абсолютно незнакомыми. Казалось, ничего не осталось от тех задорных и веселых ребят, какими они были в юности. Игорь Писарь стал похож на многотонную пивную бочку, а когда-то обладал атлетической фигурой и самыми широкими плечами в школе. Конечно, плечи остались, но не на них обращали внимание, а на живот, который с трудом помещался в брюках. Сергей Иванов, задира и весельчак в прошлом, сейчас представлял собой затравленного жизнью неудачника. Он стал саркастичным и жестким, постоянно жаловался и много пил. А девчонки, что с ними произошло? Лиля Исаенко тихо сидела в уголке, ничем не напоминая ту красавицу, по которой томно вздыхали все мальчишки в классе. Она испуганно посматривала на пьяного мужа, Ивана Юрковского, который пытался что-то объяснить бывшему соседу по парте. Язык с трудом слушался его, и он помогал себе руками, как будто жестами ему было легче выразить мысль. Антон Ларин, тот самый сосед, уворачивался от цепких рук и обреченно оглядывался, взглядом прося о помощи. В конце, не выдержав, он пересел к Роману и вздохнул.

– Упился Ванька, – шепнул он. – Сказал, что жизнь – дерьмо, а Лиля – дура. Все. Он считает, что время его ушло, самое лучшее уже случилось, а хорошего больше ничего не предвидится. Обидно, когда человек в неполные сорок лет ощущает себя старцем.

Роман ничего не ответил. Он посмотрел на Веронику Краснову. Из всех, пожалуй, только она, да еще и Антон производили впечатление счастливых людей. Остальные были усталыми, обозленными и потрепанными.

– Вероника! – выкрикнул Иван Юрковский. – Ходят слухи, что ты замужем за богатеем. Правда?

– Замужем, – кивнула Вероника. – За умным и интересным человеком. С деньгами, – она посмотрела на Романа и подмигнула ему, затем повернулась к Ивану. – А я слышала, что ты, Юрковский, пьянствуешь и жену поколачиваешь. Так задергал Лилю, что она за весь вечер и рта не раскрыла.

Альдо снял пиджак, аккуратно повесил его на спинку стула, чтобы не измялся, и пригладил. Усмехнувшись, он подумал, что, если бы его жена не была столь придирчиво аккуратной, пиджак уже давно был бы брошен на диван, джемпера и рубашки кучкой складировались бы где-нибудь в углу комнаты, а свежие носки доставались бы не из комода, а покупались в магазине. Однако Франческа, во всем соблюдавшая порядок, не терпела подобных выходок. За двенадцать лет брака она приучила его бережно относиться не только к одежде, но и к быту в целом. Их сын Гвидо перенял от матери одержимость чистотой, и Альдо порой удивлялся организованности и опрятности своего десятилетнего сына, комната которого никак не напоминала комнату подростка. Порой он смеялся, говоря, что на рабочем столе мальчика можно проводить операции, настолько все казалось стерильным. Альдо прикрыл глаза и задумался. Гвидо часто напоминал ему Лука, он был таким же мягким, веселым и надежным. Все эти качества отражались не только в поведении, но и в речи, а также в той обстановке, которой они оба себя окружали. Но самое главное, это светилось в глазах, черный мягкий блеск которых внушал доверие и говорил об особом чувстве собственного достоинства.

Альдо прошел к кухне и остановился, с удовольствием наблюдая за женой и сыном, которые вместе готовили ужин. Они смеялись и поддразнивали друг друга, совсем не замечая отца, тихо стоявшего у порога.

– Женщины готовят хуже, чем мужчины, – усмехнулся мальчик, пробуя соус.

Франческа откинула голову назад и рассмеялась.

– Скажи это своей бабушке, и она не будет разговаривать с тобой до конца жизни.

Имма Итенберг хлопнула рукой по столу.

– Посмотри на эти фото! – воскликнула она и бросила газету на колени молодого человека, который тихо сидел на диване.

Он боялся пошевелиться, потому что мать была в бешенстве. Нужно спокойно выслушать ее и продолжать делать то, что и раньше. Час позора и унижений, после – беззаботное веселье, выпивка и все остальное.

Имма остановилась перед Сигурдом, который молча слушал ее обвинительную речь. Он опустил глаза в пол, показывая свою покорность и раскаяние. Имма жестко усмехнулась, потому что подобной уловкой ее было трудно обмануть. Ее вообще нельзя было обмануть. Еще не родился такой человек. И этот двадцатилетний юнец, который считает мать полной дурочкой, купившейся на дрожащий от обиды подбородок, мольбу в глазах и слезы на щеках, не смягчит ее гнев и не избежит наказания.

– Мама, такое больше не повторится.

Генерал-лейтенант Риммин, начальник управления специальной разведки, прокашлялся. Сиплый кашель короткими волнами разошелся по кабинету. Сидящий рядом с генералом полковник Щербатов отвернулся в сторону и, сморщившись, посмотрел на полковника Барова, который пытался спрятать улыбку. Всем было известно, что генерал любить чихать и кашлять на сидящих рядом. Поэтому на совещаниях все старались найти место подальше от него, опоздавшие неудачники вынуждены были вытирать щеки и шею платками.

– Уже десять лет как бросил курить, а все равно задыхаюсь, – выдохнул из себя генерал и потянулся за салфетками.

Присутствующие почтительно молчали, ожидая, когда генерал начнет разговор, ради которого, собственно, и было организовано это экстренное совещание. Генерал-полковник Сагин, нынешний начальник ГРУ, ранним утром вернулся из Кремля злым и раздраженным. Затем он закрылся в своем кабинете с Римминым. Теперь заместители шефа, начальники отделов и их заместители, а также остальные, по рангу имеющие разрешение присутствовать на подобных встречах, ожидали, когда озвучат время совещания. Долго ждать не пришлось. Непонятно почему, но все были странно возбуждены. Тема оказалась необычной, почти не относящейся к их деятельности, и именно это обстоятельство порождало волнение и вызывало нервозность.

Генерал-полковник Сагин отсутствовал, и главным в комнате оставался генерал-лейтенант Риммин. Он несколько затягивал с началом, но это было в его манере, поэтому остальные спокойно молчали, предоставляя старику возможность раскачаться и собраться с мыслями.

– В общем, так, – сказал Риммин и кивнул Барову, чтобы тот раздал всем присутствующим тонкие папки. – Сегодня ночью взорван самолет Андрея Дагомирова. Мы будем вести расследование.

Генерал-лейтенант Джанни ди Козимо, один из трех людей, входящих в состав Генерального командования, контролирующего всю деятельность Корпуса карабинеров, сидел в небольшом кресле, делавшем его круглую фигуру еще толще. Он был похож на огромный воздушный шар, который вот-вот лопнет от переизбытка эмоций. Тем не менее голос его был мягким и сладким. Джанни замедлил речь и протяжно выговаривал каждое слово, делая акцент на согласных, отчего они звучали раскатисто на французский манер. Это означало, что на данный момент генерал находится в стадии контролируемого гнева, но как долго продлится этот период, никто не мог предсказать.

Напротив него сидел Альдо Кондотти. Он спокойно встречал взгляд генерала и тот постепенно успокаивался, натыкаясь на непробиваемую стену выдержки и самообладания. Джанни был весьма интеллигентным человеком, но порой не мог справиться со своим темпераментом. И хотя он быстро остывал, в Корпусе его боялись, особенно в те мгновения, когда случались какие-либо происшествия, которых можно было избежать, но которые по вине безответственности и медлительности служащих Минобороны грозили перерасти в грандиозный международный скандал.

– Альдо, ну скажи мне, как такое могло случиться?! – выкрикнул Джанни и потер горячую от волнения шею. – Ma che cazzo!

[5]

Хорошо, что выпад не был направлен на премьер-министра. В противном случае, у нас имелись бы проблемы намного серьезнее, чем смерть иностранца на банкете.

Он горестно вздохнул и прикрыл глаза. Альдо усмехнулся. Генерал-шарик лопнул у него на глазах. Больше гневаться он не станет и снова превратится в веселого и циничного Джанни, с которым они были знакомы уже много лет. Пропустит пару рюмок алкоголя, от этого щеки его игриво окрасятся в розовый цвет, а глаза заискрятся. С таким генералом легко разговаривать.

– Боюсь, что меня отстранят от службы, – Альдо облокотился о ручку кресла. – Моя команда не оправдала своего назначения. Охрана замешкалась, и Бриони еще некоторое время находился в зале, хотя его должны были вывести, едва только Хьюз упал на пол. Ты прав, хорошо, что жертвой оказался не премьер, и продолжения не последовало. Думаю, будет лучше, если я первым подам прошение об отставке. Не хочу оказаться в неловком положении, когда мне принесут бумаги с пожеланием выметаться со службы.

Самое красивое время суток в Риме – это вечер, уже почти ставший ночью. Небо над городом приобретает особый цвет: черно-синий с легким оттенком печали. Несколько минут, и тоска уходит, уступая место лишенному тревог и забот веселью. Да, Рим не похож на другие города, он совершенно особый в своей эмоциональности. Несмотря на очевидную бурлящую жизнь внутри себя, он все же умеет быть спокойным и умиротворенным, и это поражает воображение. Рим никогда не хандрит, в отличие от других европейских городов, атмосфера которых словно создана для меланхолии и уныния. Рим всегда весел. Однако перед ночью, всего лишь на мгновение он вдруг окутывается пеленой грусти, становится уязвимым и беззащитным.

Роман любил эти короткие минуты, когда город превращался в одушевленное существо и напоминал всем о том, что живой. Такой Рим был ему понятен. Он ощущал свое сходство с ним и испытывал любовь к этому необычному разному городу, который умеет быть открытым в чувствах и не боится этого.

Легкий шум, снова появившийся в воздухе, сказал Роману, что пора возвращаться в реальность. Он едва слышно вздохнул и потянулся за рюмкой коньяка, стоящей на столике. На балконе стало прохладно. Роман обрадовался тому, что прихватил с собой плед, и укрыл им ноги. Глоток коньяка помог согреться. В который раз Роман с интересом посмотрел в ноутбук, на экране которого застыла свадебная фотография четы Аскари. Нежные объятия, белое платье, счастливые улыбки. Отчего-то Роман испытал зависть, но постарался избавиться от этого чувства. И все же оно имело наглость возвращаться всякий раз, когда Роман рассматривал искрящиеся весельем глаза Леоны и несколько надменный взгляд Дарио.

– Думаешь, чем же он ее привлек? – раздался едкий смешок.

– Как угадала?

Дарио решил больше не выезжать из «Вилла Анна», по крайней мере до тех пор, пока ситуация не урегулируется и люди, ведущие охоту за «альянсом» не обнаружат себя. В неприступных стенах «Вилла Анна» он был в относительной безопасности. Себастьяно позаботился об охране, и поместье круглосуточно патрулировали. Никто не мог проникнуть сюда незамеченным. За прилегающими к территории оливковой рощей и виноградником пристально наблюдали. Один особо рьяный охранник пристрелил ни в чем не повинного кота, который имел несчастье бегать между деревьями. Себастьяно, смеясь, предложил выписать парню премию за исключительное усердие.

Дарио беспокоился о своей семье. Он приказал никого не выпускать в город. И если Мауро с женой беспрекословно подчинились, то Алессандро, не понимая серьезности ситуации, поступил по-своему и объявил, что не намерен отказываться от переезда в Милан. Сначала Дарио подумал, что он шутит, но, когда увидел чемоданы у входа, разозлился на упрямого мальчишку. Алессандро проигнорировал угрозы и уехал, хотя обещал регулярно звонить и сообщать о своих делах. После отъезда младшего сына, Леона также проявила характер, заявив, что не желает провести остаток жизни в четырех стенах. Спустя неделю, она в ярости забрала из кабинета Дарио ключи от машины и уехала в Рим. Вечером ее, веселую и во хмелю, привезла Ильда. Как сказал Чезаре, которому было поручено присматривать за женой хозяина, эти сеньоры весь день ходили по магазинам и распивали «Martini» в обществе Табо. Дарио был неприятно поражен. Он видел, что Леона отдаляется от него. С того печального вечера, когда отравили Хьюза, они много ссорились. Леона винила Дарио в том, что едва не погибла, но Дарио знал, что ее истерики – это результат отъезда Алессандро. Она скучала по нему, но не говорила об этом вслух.

В кабинет вошел Себастьяно. Он остановился у окна и осмотрелся.

– Увидел что-нибудь? – спросил Дарио.

Он сидел в глубине комнаты в кресле и откровенно насмехался над чрезмерной осторожностью друга.

– Итальянцы, – Леона читала вслух статью из журнала, – признаны самыми красивыми мужчинами мира. Второе место заняли мужчины США.

– А третье? – поинтересовался Табо.

– Россияне.

Леона откинула голову назад и заливисто рассмеялась. Табо с удовольствием отметил, что у нее сегодня хорошее настроение. Ему нравилось, когда Леона смеялась и шутила. В такую Леону он был влюблен. Но также она умела быть другой, и та Леона казалась ему чужой, и самое главное, ту Леону он боялся.

Они уже около часа сидели в «Тацца Д’Оро», наслаждались самым вкусным кофе в Риме и говорили ни о чем. Леона рассказывала о странном поведении Дарио, снова вспомнила прием и зарделась, когда упомянула о мужчине, поддержавшем ее за руку.

Мауро открыл дверь в квартиру и прислушался. Тишина внутри оглушала, и это напугало его. Он несколько минут постоял в светлой гостиной, пытаясь унять дрожь в коленях. Мауро и не думал, что когда-нибудь проникнет в чужую квартиру, поэтому ощущение опасности нависло над ним, не давая возможности сосредоточиться.

Он был возбужден с того момента, когда принял решение проследить за Леоной и ее друзьями. Весь день он ездил за ними, радуясь, что остался незамеченным. Когда они подъехали к дому, находящемуся в районе «San Saba», Мауро остался сидеть в машине, ожидая их появления. Троица отсутствовала несколько часов. Мауро надоело бессмысленное рассматривание окон, он вышел из машины и прошелся по улице, но старался не выпускать из виду роскошный подъезд дома. В дверях показались Табо и Леона, и он едва успел спрятаться в кустах, растущих вдоль аллеи. Следом за ними вышла Ильда. Она спросила, куда направляется обнимающаяся парочка.

– По магазинам, – ответила Леона. – Потом в «Тацца Д’Оро».

Ильда кивнула, они сели каждый в свою машину и разъехались в разные стороны. Мауро не знал, за кем ехать. Он остался у дома, решая, стоит ли заходить внутрь, потому что не знал номера квартиры, ключи от которой лежали у него в кармане. Собравшись духом, он вошел. Молодой привратник с бесцветным близоруким взглядом вежливо встретил вопросом, кому сеньор решил нанести визит. Мауро протянул сотню евро и спросил, где живут люди, только что вышедшие из дома. Парень скромно потупил глаза, и Мауро понял, что подобные сведения стоят дороже. Он протянул еще одну бумажку, которая быстро исчезла в руке предприимчивого парня. После того, как парень сказал номер, Мауро удалился, предварительно заплатив еще одну сотню за молчание. В квартиру войти он не осмелился, поэтому почти выбежал из дома и сел в машину. Уже выехав из Рима, он понял, что совершил ошибку, не воспользовавшись удобным случаем. Когда появится новая возможность, трудно было предположить, а ждать не хватало терпения. Мауро развернул машину и подъехал к «Тацца Д’Оро», в надежде, что Леона и ее друзья окажутся там. Прошло почти два часа, и он молил бога, чтобы тот сделал ему подарок, собрав всех троих вместе. Судьба благоволила ему: он увидел, что Ильда и Табо разговаривают у входа. Их машины, а также машина Леоны стояли рядом на парковке. Не останавливаясь, Мауро помчался к дому, квартиру в котором намеревался обыскать. Что-то подсказывало, что он затеял не напрасное дело. Интуиция часто открывает человеку вещи, недоступные обычному пониманию. Нужно просто следовать ей, подчиниться ее велению, ибо она дарит благоприятные возможности, пропустить которые легко, если не слушаешь внутренний голос.

Мауро дрожал от нетерпения, пытаясь вставить ключ в замочную скважину. Светлая гостиная была заполнена светом, льющимся из огромных окон. Он посмотрел на большие часы, горящие нежно-голубым цветом, стрелка которых плавно бежала вперед, и огляделся вокруг. Обычная квартира, которая, судя по всему, принадлежит мужчине. «Значит, здесь живет Табо», – с разочарованием подумал он и прошелся по комнатам. Ничто не привлекло его внимания. Мауро вздохнул, потому что авантюра не оправдала надежд. Он снова прошел в гостиную и присел на диван. На низком столике стояла недопитая чашка с кофе, рядом лежали мужские журналы. Мауро обвел взглядом стены. Может, где-нибудь окажется сейф. Хотя как он его откроет и что собирается там найти? Не любовника же Леоны.