К началу 50-х годов прошлого столетия у К. Маркса и Ф. Энгельса уже были основания подвергнуть переоценке то понимание истории Востока, которое у них сложилось в 40-х годах. Главное из этих оснований заключалось в том, что некоторые реальные исторические процессы, современниками которых они были, не поддавались последовательному объяснению с точки зрения достигнутого ими уровня понимания истории Востока. В теории Восток рассматривался как «естественный», находящийся за пределами действительного исторического творчества человечества. На практике же – с самого начала второй половины прошлого века он стал все более и более выступать как важнейший фактор не только хозяйственной, но и социально-политической, а также духовной жизни человечества. История европейского Запада, где, по мнению К. Маркса и Ф. Энгельса, должны были произойти победоносные пролетарские революции, тесным образом переплеталась с Востоком, начинавшим играть активную роль в определении будущих судеб человечества. Проблемы британского владычества в Индии в связи с истечением срока действия Ост-Индской компании, восстание тайпинов в Китае (1850 – 1866 гг.), Крымская война (1853 – 1856 гг.), восстание сипаев в Индии (1857 – 1858 гг.) – таков далеко не полный перечень событий, которые уже в 50-х годах XIX в. вызвали повышенный специальный интерес у К. Маркса и Ф. Энгельса к Востоку.

Занятия К. Маркса Востоком достигают наибольшей интенсивности с середины мая и по июнь (включительно) 1853 г. К. Маркс изучает работы Ф. Бернье, Д. Кембелла, Т. Рафлса и др.

[88]

, обменивается в письмах мыслями о Востоке с Ф. Энгельсом, пишет серию ярких статей для «New-York Daily Tribune», в том числе «Британское владычество в Индии», «Революция в Китае и в Европе» и др. С тех пор и до самой смерти К. Маркс и Ф. Энгельс уделяют истории Востока неослабное, порой исключительно большое внимание. Со временем проблема Востока, кроме специальных статей, оказывается весьма широко представленной в таких исследованиях основоположников марксизма, как «Капитал», «Анти-Дюринг» и др. Некоторые стороны их воззрений, однако, не получают отражения в публикациях. В частности, это касается материалов, специально посвященных Востоку, из «Экономических рукописей 1857 – 1859 годов», написанных К. Марксом, как известно, «не для печати, а для уяснения вопросов самому себе».

Концепция Востока, в работах К. Маркса и Ф. Энгельса 50 – 70-х годов, сохраняла верность некоторым выводам, полученным в предшествующий период, но в то же время содержала принципиально новые положения.

В рассматриваемый период начинается отход марксизма от представления о полной принадлежности Востока к естественной фазе человеческой истории. Но К. Марксу и Ф. Энгельсу в 50 – 70-х годах прошлого столетия была известна лишь одна форма социальности – вещная. Признание Востока общественным на том уровне философско-исторического знания влекло за собой обязанность доказывать наличие на Востоке вещной связи индивидов. Между тем совершенно очевидное глубокое своеобразие Востока (огромная роль примитивного земледелия, родственных отношений, политических институтов и пр.) ставило с самого начала большие препятствия на пути такого рода поисков.

Впрочем, для науки этого времени свойственно было преувеличенное представление о размерах и значении обмена и торговли в Азии, так что К. Марксу даже довелось выступить с критикой этих модернизаторских тенденций

Коротко говоря, Восток естествен, так как он представляет собой определенную стадию развития (расширения) естественных уз родства, первоначально связывавших людей в семейные коллективы. В ходе естественной фазы истории отдельные семьи разрастаются в роды, племена, общины, которые способны комбинироваться, объединяться в более широкое целое. Восток есть одна из форм такого объединения общин – «система сельских общин».

В предыдущей главе речь шла о воззрениях К. Маркса и Ф. Энгельса в 40-х годах на историю Востока: ее причисление к естественной фазе всемирной истории произошло уже в тот период. Однако конкретная картина Востока как этапа естественной истории нами при этом не рассматривалась. Это было сделано сознательно: пропуски в дошедшем до нас тексте «Немецкой идеологии» существенно затрудняют анализ взглядов К. Маркса и Ф. Энгельса по интересующему нас вопросу. Только вместе взятые исследования на протяжении большого периода – от 40-х до конца 70-х годов – позволяют проделать подобную работу. В ходе нее обнаруживаются и известные изменения, которые претерпели взгляды Маркса и Энгельса после 40-х годов на естественные отношения Востока.

Исторически первоначальной формой общежития людей была, по мнению К. Маркса и Ф. Энгельса, семья

[91]

. Они считали, что древнейшая семья основывается на естественных связях между людьми, и ее структура определяется всецело естественным разделением труда, т.е. разделением, исходящим из физиологических особенностей ее членов (пол, возраст, сила и т.п.). Поэтому в составе первоначальных семейных коллективов мы видим главу его – патриарха и подчиненных домочадцев. Семья, таким образом, сразу выступает как патриархальная; в ее составе можно найти и рабов

[92]

.

Со временем развитие семейного производства создает благоприятные условия для разрастания семей. Таким путем возникают племя, род, община. В племени основанная на естественном разделении труда патриархальная структура семьи не только сохраняется, но и воспроизводится в расширенном масштабе. «На этой стадии, – писали К. Маркс и Ф. Энгельс, – разделение труда развито еще очень слабо и ограничивается дальнейшим расширением существующего в семье естественно возникшего разделения труда. Общественная структура ограничивается поэтому лишь расширением семьи: патриархальные главы племени, подчиненные им члены племени, наконец, рабы»

Естественная фаза истории не сводится только к формированию племен, родов, общин из семей. Она имеет продолжение, которое заключается в том, что путем слияния или объединения различных семейных и гиперсемейных образований возникают более широкие естественные формы сообщества людей. К. Маркс называет формы «естественно сложившихся коллективов»: «…семья и разросшаяся в племя семья или [образовавшие племя] несколько семей, связанных между собой взаимными браками, или комбинация племен»

Мы знаем, что переход от варварства к цивилизации, от первобытности к действительному историческому развитию, от естественного к общественному совершается, по мысли К. Маркса и Ф. Энгельса, там и тогда, где и когда отдельные общины вступают в экономическую связь друг с другом, обмениваясь продуктами своего труда в качестве товаров. В 50 – 70-е годы поиск субстрата социальности на Востоке определялся этой общей установкой. В сложной действительности Востока были отмечены оба необходимых для формирования общественных отношений компонента – община и межобщинный товарный обмен. На этой основе создавалась теоретическая конструкция социальной системы, именуемой «восточным обществом», «азиатским способом производства», «системой сельских общин» и т.д.

Прежде всего в рассматриваемый период, в отличие от предыдущего, одной из самых важных проблем истории Востока становится община. До сих пор намеки на социальность Востока К. Маркс и Ф. Энгельс надеялись обнаружить в кастовом устройстве. Касты до поры до времени заслоняли общину. Правда, в таких странах, как Китай XIX в., каст не было. Но не было в Китае и общины. В 50 – 70-х годах проблема каст как носителей социальных отношений в трудах К. Маркса и Ф. Энгельса была оттеснена проблемой общины. И сделано это было не вопреки свидетельствам китайской истории, так как в Китае в свое время также существовала община. По этому поводу К. Маркс заметил в «Капитале»: «Единство мелкого земледелия с домашней промышленностью образует здесь широкий базис способа производства, причем в Индии к этому присоединяется еще форма деревенских общин, покоящихся на общинной собственности на землю, которые, впрочем, были первоначальной формой и в Китае»

[105]

.

После того как стала очевидна общинная структура восточных стран, азиатские общины были поставлены в генетическую связь с европейскими, и К. Маркс и Ф. Энгельс стали рассматривать стадиальное соотношение азиатской и европейской общественной истории с точки зрения развития одного и того же – общинного – начала. К. Маркс писал: «Более тщательное изучение азиатских, особенно индийских, форм общинной собственности показало бы, как из различных форм первобытной общинной собственности вытекают различные формы ее разложения. Так, например, различные, оригинальные типы римской и германской частной собственности могут быть выведены из различных форм индийской общинной собственности»

Каковы же восточные (индийские) формы общинной жизни? После колонизации англичане обнаружили в Индии прежде всего наиболее архаические формы общин, которые основываются на непосредственно коллективном производстве и распределении. Описание такого рода общин К. Маркс и Ф. Энгельс приводили неоднократно. «В различных частях Индии, – читаем мы, например, в „Капитале“, – встречаются различные формы общин. В общинах наиболее простого типа обработка земли производится совместно и продукт делится между членами общины, тогда как прядением, ткачеством и т.д. занимается каждая семья самостоятельно как домашним побочным промыслом. Наряду с этой массой, занятой однородным трудом, мы находим: „главу“ общины, соединяющего в одном лице судью, полицейского и сборщика податей; бухгалтера…, брамина, выполняющего функции религиозного культа; школьного учителя, на песке обучающего детей общины читать и писать; календарного брамина, который в качестве астролога указывает время посева, жатвы и вообще благоприятное и неблагоприятное время для различных земледельческих работ; кузнеца и плотника, которые изготовляют и чинят все земледельческие орудия; горшечника, изготовляющего посуду для всей деревни… Если население возрастает, на невозделанной земле основывается новая община по образцу старой. Механизм общины обнаруживает планомерное разделение труда, но мануфактурное разделение его немыслимо, так как рынок для кузнеца, плотника и т.д. остается неизменным, и в лучшем случае, в зависимости от величины деревень, встречаются вместо одного два-три кузнеца, горшечника и т.д. Закон, регулирующий разделение общинного труда, действует здесь с непреложной силой закона природы: каждый отдельный ремесленник, например, кузнец и т.д., выполняет все относящиеся к его профессии операции традиционным способом, однако совершенно самостоятельно, не признавая над собой никакой власти в пределах мастерской»

Более поздний, чем представленный в этом описании, тип индийской общины образуют аграрные коллективы, внутри которых осуществляется индивидуальное возделывание земли. Но их формирование связано с воздействием товарного обмена на жизнь примитивных общин. Поэтому следует взглянуть на экономические отношения между общинами, тем более, что общины сами по себе, вне этого экономического отношения, еще не могут образовать общества.

Вещная (общественная) и личная (естественная) связь, по мнению К. Маркса, – не просто две различные всемирно-исторические формы связи индивидов. Различие здесь переходит в противоположность. Если история, по Марксу, есть развертывание во времени природных задатков человека, то один из них – общительность – в своем стремлении к наиболее полному обнаружению, постепенно выливается в форму вещной связи, игнорирующей племенные, политические и прочие различия людей и стремящейся в пределе ко всемирности. Борьба вещного и личного начал охватывает всю историю добуржуазных обществ. Она начинается на Востоке.

Здесь вещная связь (межобщинный товарный обмен) оказывает значительное воздействие на развитие патриархальных институтов – от общины до «объединяющего единого начала».

Обмен товарами, первоначально возникающий там, где вступают в контакт различные общины, постепенно проникает во внутреннюю жизнь общин, способствует дальнейшему развитию товарности производства и, в конце концов, приводит к индивидуальной обработке земли и частному распределению. Ф. Энгельс писал: «Тем самым товарная форма и деньги проникают во внутрихозяйственную жизнь общин, связанных непосредственно общественным производством; они рвут общинные связи одну за другой и разлагают общину на множество частных производителей. Сначала деньги, как это можно наблюдать в Индии, ставят на место совместной обработки земли индивидуальное возделывание ее; затем они, путем окончательного раздела пахотной земли, уничтожают общую собственность на поля… Какие бы другие причины, коренящиеся в развитии производства, ни участвовали в этом процессе, все же деньги остаются наиболее могущественным орудием их воздействия на общины»

[111]

.

Однако дальше индивидуального владения землей процесс разложения первобытных общин на Востоке, как правило, не идет.

Отсутствие частной собственности на землю

– важнейшая черта Азии

[112]

.

То, что общины, подвергаясь воздействию обмена, не доходят до частной собственности, следует объяснить в первую очередь особенностями земледелия на Востоке. К. Маркс и Ф. Энгельс называют целый ряд причин устойчивости общин: зависимость земледелия в Азии от искусственного орошения делает несамостоятельным отдельного производителя и порождает контроль над ним со стороны общины и государства

На Востоке изолированности сельской жизни противостоит концентрация политико-административной, внешнеторговой и профессиональной ремесленной деятельности в городах. Ведущий мотив появления городской жизни – хозяйственный. Город возникает там, где власть имущие, а также находящиеся на государственной службе лица используют свою долю земледельческого прибавочного продукта как доход или где государство ведет внешнюю торговлю. «Города в собственном смысле слова, – замечает К. Маркс, – образуются здесь наряду с этими селами только там, где место особенно благоприятно для внешней торговли, или там, где глава государства и его сатрапы, выменивая свой доход (прибавочный продукт) на труд, расходуют этот доход как рабочий фонд»

[138]

. Не общественное

разделение

труда, а его

распределение

в соответствии с потребительскими интересами государственной администрации, наряду с нуждами внешнеторговой деятельности, вызывает к жизни городскую экономику Востока. К. Маркс замечает, что «история Азии – это своего рода нерасчлененное единство города и деревни (подлинно крупные города могут рассматриваться здесь просто как государевы станы, как нарост на экономическом строе в собственном смысле)»

[139]

.

В городах лица, принадлежащие к сфере государственного управления, выступают как потребители, использующие соответствующую долю прибавочного продукта как доход. Они обменивают доход на ремесленные изделия и разнообразные услуги неземледельческого населения. Поскольку отношения обмена могут осуществляться при посредничестве денег, нередко имеет место весьма развитое денежное обращение. Но цена – лишь формальный момент обмена простых потребительных стоимостей, и сверх того, – и это для нас особенно важно! – она в той или иной мере условна и традиционна и определяется в конечном счете не столько экономическими условиями городского производства, сколько законами господствующего способа производства, жестко детерминирующего меновые отношения города. Ценообразование зависит, следовательно, от общего режима земледельческого производства в стране, всесилия политической администрации, юридического статуса городской массы (способной опускаться до рабского или крепостного состояния) и т.д.

Иными словами, город Востока представляет собой весьма своеобразное экономическое явление и в этом своем качестве играет роль внешнего придатка господствующего в обществе азиатского способа производства. К. Маркс писал: «В азиатских обществах, где монарх является исключительным обладателем прибавочного продукта страны, в результате обмена его дохода с free hands, как их называет Стюарт, возникают целые города, которые au fond представляют собой не что иное, как бродячие лагери. Это отношение, несмотря на то, что оно

Сосредоточение на Востоке в руках государства совокупного земледельческого прибавочного продукта, используемого как рабочий фонд, а также скопление в городах больших масс неземледельческого населения вызвало к жизни трудовую кооперацию, о масштабах которой красноречиво свидетельствуют такие памятники культуры Востока, как древнеегипетские пирамиды, оборонительные сооружения Китая и т.п. К работе над такого рода сооружениями в порядке трудовой повинности привлекалось сельское население

Итак, по мнению К. Маркса, в государственной системе сельских общин город является производным элементом. Исходные элементы – это община и «объединяющее единое начало», а город – «нарост» на образуемой ими системе.

Рубеж 70 – 80-х годов прошлого столетия можно считать началом нового этапа в развитии взглядов К. Маркса и Ф. Энгельса на историю Востока.

Значительность изменений в воззрениях К. Маркса и Ф. Энгельса на Восток, которые мы обнаруживаем в исследованиях 80-х годов, объясняется тем, что теоретическая работа основоположников марксизма в этот период протекала в новых научных условиях. Важнейшим из них было резкое увеличение запаса исторических знаний о добуржуазной истории, в первую очередь о наиболее древних ее периодах. Древняя история становится предметом особых интересов К. Маркса и Ф. Энгельса. Биохроника К. Маркса и Ф. Энгельса (особенно со второй половины 70-х годов) содержит сведения об изучении ими обширной исторической литературы с решающим численным перевесом в ней произведений, исследующих древнейшие формы аграрного быта

[160]

.

Особо должна быть названа книга Льюиса Г. Моргана «Древнее общество или исследование линий человеческого прогресса от дикости через варварство к цивилизации» (1877 г.). Высоко оцененная К. Марксом и Ф. Энгельсом, она оказала большое влияние на характер эволюции их взглядов на добуржуазную историю.

Критически осваивая большой объем новой научной информации, К. Маркс вынашивает обширные планы: переработку раздела о ренте в «Капитале» (т. III)

[161]

, исследование первобытной истории (в связи с открытиями Моргана)

[162]

, а также аграрных отношений в России

[163]

.

Планы К. Маркса остались неосуществленными: в марте 1883 г. он умирает. Но даже те, в общем скупые, сведения об идеях, которые высказывал К. Маркс в последние годы своей жизни и которые мы имеем возможность воспроизвести главным образом по архивным материалам, представляют несомненный интерес.

До конца 70-х – начала 80-х годов прошлого столетия К. Маркс и Ф. Энгельс рассматривали Восток как первую ступень общественного развития человечества, которой непосредственно предшествовало естественное состояние. В связи с открытиями Л. Моргана эта точка зрения устарела.

По мнению К. Маркса и Ф. Энгельса, Морган открыл «древнее общество». Он обнаружил и исследовал оригинальную социальную систему там, где до него находили лишь более или менее изолированные, естественно возникшие роды, племена, общины. Морган ввел научно обоснованное различение между родом и племенем. Экзогамные группировки родственников (роды) образуют более широкие эндогамные объединения (племена). Родоплеменная структура способна расширяться, образуя союзы племен и т.п. Общественная связь в первобытном состоянии создается родоплеменными отношениями. Значительная роль в «древнем обществе» принадлежит общине.

Л. Морган, следовательно, открыл сложную социальную систему в таком состоянии, которое до него в свете патриархальной теории могло рассматриваться как естественное.

Конспектируя труд Моргана, К. Маркс записал: «Древнейшая

организация

–

социальная

, основанная на

родах

,

фратриях

,

племенах

; так создавалось родовое общество, в котором органы управления имели дело с лицами в силу их

отношения к какому-либо роду или племени

. Эти отношения

чисто личные

»

[170]

. Это означает, что исторически первоначальной формой общества теперь следовало рассматривать не восточное, хотя так считалось ранее, а общинно-родовое общество, исследованное Л. Морганом. Восток выступил более поздним общественным образованием, более удаленным от естественного состояния, чем общинно-родовое общество.

Если в 40-х годах прошлого столетия К. Марксу и Ф. Энгельсу были известны три формы существовавших в истории обществ (античное, феодальное, капиталистическое), а в 50 – 70-х годах их количество возросло до четырех (за счет Востока), то после открытий Моргана стала известна пятая форма. За неполные полвека развитие науки показало, что в так называемом естественном состоянии скрывались слои, разработка которых составляет прямую задачу общественной науки. Однако если вычленение одного восточного общества из естественного состояния могло еще как-то согласоваться с утверждением, что единственной формой общественной связи во всемирной истории следует считать вещную связь, то факт существования общинно-родового общества, основанного на «чисто личных» отношениях, требовал, чтобы вещной связи было указано на ее подлинное, следовательно, ограниченное место.

Согласно взглядам К. Маркса и Ф. Энгельса периода 50 – 70-х годов, восточное общество представляет собой противоречивое сочетание личных и вещных начал, борьба которых завершается торжеством личных (патриархально-государственных) отношений. К началу 80-х годов такой взгляд в значительной мере устарел.

Чтобы судить об эволюции взглядов К. Маркса и Ф. Энгельса на характер восточного общества к 80-м годам, обратимся к поучительному рассуждению Ф. Энгельса из неопубликованной при его жизни работы «Франкский период». Ф. Энгельс писал: «Таким образом, народ растворился в союзе мелких сельских общин, между которыми не существовало никакой – или почти никакой – экономической связи, так как каждая марка удовлетворяла свои потребности собственным производством, а отдельные соседние марки производили к тому же почти в точности те же самые продукты. Обмен между ними был поэтому почти невозможен. Вследствие такого состава народа только из мелких общин, экономические интересы которых были, правда, одинаковые, но именно поэтому и не общие, условием дальнейшего существования нации становится государственная власть, возникающая не из их среды, а враждебно им противостоящая и все более их эксплуатирующая.

Форма этой государственной власти опять-таки обусловлена той формой, которую имеют к этому времени общины. Там, где она возникает, – как у арийских азиатских народов и у русских, – в период, когда община обрабатывает землю еще сообща или, по крайней мере, передает только во временное пользование отдельным семьям, где, таким образом, еще не образовалась частная собственность на землю, – там государственная власть появляется в форме деспотизма»

[174]

. Это очень важное рассуждение, прямо относящееся к нашему вопросу. Его значение становится понятным, если обратить внимание на присущую ему характерную особенность. Рассуждению придана полемическая форма. Ф. Энгельс как бы спорит с кем-то. Так, подчеркивается, что между сельскими общинами «не существовало никакой – или почти никакой – экономической связи», что «обмен между ними был… почти невозможен», далее, что государство, выражающее одинаковые, но не общие интересы общин, возникает «не из их среды» и т.д. Нетрудно заметить из характера этих негативных замечаний, что Ф. Энгельс ведет полемику со своими прежними взглядами. Это – самокритика исследователя, преодолевающего собственное устаревшее понимание проблемы.

В самом деле, вникнем в смысл этих «не».

«Не существовало никакой – или почти никакой – экономической связи…» между общинами. Это – радикальное отрицание роли товарного обмена в процессе превращения изолированных сельских общин в элементы социального целого. Хотя и раньше К. Маркс и Ф. Энгельс видели, что связь между общинами на Востоке создается не обменом, а патриархально-государственными отношениями, тем не менее именно в результатах воздействия обмена на сферу государства они находили основания для того, чтобы рассматривать историю Востока как преодоление естественного состояния. Так, воздействием товарного обмена объяснялось, в частности, превращение правящих лиц восточного общества в господствующий класс. Теперь вопреки всему этому Ф. Энгельс утверждает: обмен между общинами не получил или почти не получил развития. Личные отношения Востока социальны сами по себе – таков позитивный смысл новых утверждений Ф. Энгельса о роли товарного производства.

Заключительный этап научной деятельности К. Маркса и Ф. Энгельса отмечен также обострением интереса к проблеме выхода из восточного состояния. К. Маркс установил, что восточное общество, представляющее собой последний этап первичной формации, может обладать высокой жизнеспособностью потому, в частности, что его базу составляет земледельческая община – архаическое образование, достигшее гармонического сочетания общественных и частных интересов индивидов на основе преобладания первых (дуализм общины).

Но такое соотношение частнособственнического и общественного начал в земледельческой общине может быть нарушено, и частное начало может одержать верх над общественным. Это не необходимое, но возможное явление. Для его реализации нужно поставить общину в такую историческую среду, в которой развитие частного начала вышло бы из-под контроля общины и вызвало бы зарождение товарного обмена, накопление движимого имущества, рабов и крепостных. Рано или поздно эти процессы, став необратимыми, вызовут превращение общественной собственности на землю в частную, гибель земледельческой общины, а вместе с ней и всего общества. К. Маркс писал: «Но не менее очевидно, что со временем тот же дуализм может стать зародышем разложения. Помимо всякого рода разрушительных влияний, приходящих извне, община носит в своих собственных недрах элементы своей гибели. Частная земельная собственность уже проникла в нее в виде дома с его сельским двором, который может превратиться в крепость, откуда подготовляется наступление на общую землю. Это уже бывало. Но самое существенное, это – парцеллярный труд как источник частного присвоения. Он дает почву для накопления движимого имущества, например скота, денег, а иногда даже рабов или крепостных. Эта движимая собственность, не поддающаяся контролю общины, объект индивидуальных обменов, в которых хитрость и случай играют такую большую роль, будет все сильнее и сильнее давить на всю сельскую экономику. Вот элемент, разлагающий первобытное экономическое и социальное равенство. Он вносит чужеродные элементы, вызывая в недрах общины столкновение интересов и страстей, способное подорвать общую собственность сперва на пахотные земли, а затем и на леса, пастбища, пустоши и пр., которые, будучи однажды превращены в

Историческая среда, неблагоприятная для устойчивости земледельческой общины, складывалась до XIX в., как правило, в Западной Европе. «Именно поэтому, – писал К. Маркс, – „земледельческая община“ повсюду представляет собой

Таким образом, в зависимости от исторической среды дуализм земледельческой общины может либо превращать ее в прочную опору восточного общества, либо, как в Западной Европе, служить источником ее разложения.

Однако судьба земледельческой общины, согласно К. Марксу и Ф. Энгельсу, не сводится только к альтернативе – либо быть опорой восточного деспотизма, либо уйти из истории. В определенных исторических условиях община может непосредственно перейти в высшую, коммунистическую форму землевладения. Эта возможность в работах К. Маркса и Ф. Энгельса связывается с проблемой социалистической революции, что является предметом специальных исследований.