Бог жесток

Владимиров Сергей

Очередное дело свалилось на Евгения Галкина по чистой случайности: следил за неверным мужем и познакомился с бойким местным дедом, который нажаловался частному сыщику на непутевую внучку. Детектив ввязывается в абсолютно бесперспективное расследование. Убийство старика сторожа, арест юной проститутки, исчезновение ребенка и несчастный случай с его матерью, произошедший двумя месяцами раньше, еще больше запутывают ситуацию. В какой-то момент Галкин понимает: чтобы спасти жизнь мальчика, необходимо проникнуть в тайну его рождения. Времени на это практически не остается…

Начало

Памяти моего друга Андрея Макарова

Каждое дело начинается по-своему. Иногда он принимал клиентов в кабинете и с непроницаемым выражением лица выслушивал их мрачные были, порой получал известие от старых друзей и взваливал на себя их проблемы, а бывало, становился случайным свидетелем злодеяния, и стечение неблагоприятных обстоятельств вынуждало его вспомнить о гражданском долге.

У Евгения Галкина было все, о чем может мечтать частный сыщик: непримечательная внешность, действующая лицензия, клиентка — дамочка отчасти экзальтированная, но готовая заплатить, подопечный — муженек этой особы, скромный и милый бухгалтер, придумавший себе сверхурочную работу и отныне приносящий в дом вместо заработка запах паленого коньяка и дешевых духов. И вот сегодня, волочась за разрабатываемым объектом как хвост, детектив оказался в обычном, классически загаженном подъезде, но именно отсюда и начались все его злоключения. В течение ближайших минут или часов Галкину предстояло маяться от безделья, дымить точно паровоз и гадать, что же происходит за дверью, обитой неброским коричневым дерматином. Но, как оказалось, основные события случились на лестничной клетке, где в ожидании расположился сыщик. Сначала появился неверный муженек, низенький, лысоватый, в заношенном плаще. Этот провинциальный Казанова, воровато озираясь, выскользнул из квартиры, прижимаясь к стеночке, засеменил вниз короткими пухлыми ножками. Поравнявшись с Галкиным, глупо поздоровался и хихикнул. Евгению следовало продолжать слежку за ним, но он понял, что теперь это бессмысленно, что он окончательно засветился. Единственное, что оставалось, — выяснить, к кому наведывался супружник через весь город. В следующую секунду это перестало быть секретом. Ненакрашенная рыжеватая девица, как пробка из-под шампанского вылетевшая из той самой квартиры, припечатала Галкина к перилам и растянулась у его ног. Лицо незнакомки было искажено болью, отчаянием и злобой, из ноздри по подбородку стекала тонкая струйка крови, на левой щеке багровело пятно от удара.

— Привет, — дыхнул на девицу Евгений, уже позже вспомнив, что забыл с утра пораньше набить рот мятной жевательной резинкой.

Рассказ Евгения Галкина

Часть первая. СЕМЕЙНЫЕ ОСКОЛКИ

Глава 1. ЧАСТНАЯ ЛАВОЧКА

Минуло несколько дней. Меня не трогали, и чужая беда так и осталась чужой. Я почти успокоился, жизнь вошла в привычное русло. Я сидел в своем кабинете и со стороны напоминал осеннюю сонную муху. Агентство расследований, в котором я подвизался некоторое время, полгода назад приказало долго жить, сотрудники, среди которых были настоящие профессионалы, асы слежки и мордобоя, нашли хорошо оплачиваемую работу в солидных сыскных конторах, я же, не пожелавший стать винтиком в большой машине и привыкший работать по старинке, собственноручно доводя расследования до конца, на какой-то момент оказался не у дел.

Но это вовсе не означало, что я ничего не предпринимал. Имея лицензию на частную сыскную деятельность, я очень скоро за небольшую плату арендовал угол в двухэтажном, готовившемся на слом доме, наряду с адвокатскими и нотариальными конторами, фирмами сомнительного толка и подобными лицами — гадалками, экстрасенсами и хиромантами. Далее обзавелся соответствующей рекламой на своей двери и фасаде дома, прибегнув к помощи знакомого спившегося художника, дал короткое объявление в несколько местных газет и стал терпеливо ждать клиентов. Потенциальные же клиенты настойчиво обходили мой офис стороной, едва уяснив, в каком месте он находится, да и офис, откровенно говоря, — было сказано слишком громко. В комнатушку, которую я сам именовал «а ля домик Тыквы», были втиснуты письменный стол, пара стульев и приобретенный почти задаром гигантских размеров сейф, используемый более не по своему прямому назначению, а как вполне удобная кладовка для хранения пустых бутылок.

В какой-то момент из осенней сонной мухи я превратился в зимнюю спящую и невольно вздрогнул, когда зазвонил телефон. Снимал трубку я без особого воодушевления, уже привыкший, что беспокоят меня лишь в тех случаях, когда ошибаются номером.

— Это ты? — Голос принадлежал молодой девушке.

— Если я ничего не путаю, то я — это действительно я.

Глава 2. ДЕДОУБИЙЦА

Я находился здесь уже третий раз и вновь не желание отведать продажный запретный плод, а интерес сугубо профессиональный двигал мною. Трагедия, случившаяся с тщедушным старикашкой, и арест его внучки стали темой самого бурного обсуждения соседок, вездесущих старух, оккупировавших лавочку возле подъезда, в который я направлялся. У входа я притормозил и, сделав вид, будто завязываю шнурок, убедился, что общественное мнение сложилось никак не в пользу моей будущей клиентки. Еловые лапки и чахлые гвоздички, разбросанные на тротуаре, окончательно заставили меня поверить в реальность смерти.

Дверь в квартиру была не заперта, и там, в тесной прихожей, толпилось несколько человек, как в форме, так и в штатском. Самой девушки видно не было. Все присутствующие обернулись ко мне и смотрели, ожидая объяснений. Потом в лице одного из них что-то изменилось, и он даже выдал некое подобие улыбки, протягивая руку. Я пожал ее и вспомнил, что познакомился с этим неприметным человеком еще в то далекое время, когда сам был следователем.

— Неужто ты адвокатом заделался? — скептически спросил мой приятель из прокуратуры. — Девка недавно кому-то звонила.

Я взял его под локоток и, выведя из затхлой прихожей на отравленную кошачьим духом лестничную клетку, показал свою лицензию. Следователь поморщился.

— Будешь путаться под ногами? Сам же знаешь, нам такое не нравится.

Глава 3. ДИСГАРМОНИЯ

Вальку Гуляеву увезли. Вернется ли она сюда вскоре, зависело во многом от меня. В остальном же ничего не изменилось. Из распахнутого окна дома напротив однообразно ботало какое-то «техно», мужики под детским грибком мешали водку с пивом и резались в карты, старухи по-прежнему перемывали косточки своим ближним. Судьба несчастной Вальки и ее деда больше не занимала их столь остро, все наперебой трещали о «ненавистных» автовладельцах, которые сигнализацией «будят весь дом по ночам».

— Вы вот из милиции и разберитесь, — обратилась ко мне самая сухонькая и бойкая старушонка. — Никакой управы на этих шоферюг нет!

При обыске у Вальки она добровольно вызвалась быть понятой и теперь принимала меня за сотрудника. Я с готовностью пообещал, что все проблемы жильцов будут решены в рекордно короткие сроки, однако слушали меня с недоверием. А возвращаться вновь к разговору о недавней трагедии им не хотелось, в ней и так все было ясно.

Покойный, Николай Иванович Мишуков, прожил в этом доме всю жизнь и не заслужил ни одного дурного слова в свой адрес. Ну, выпивал бывало, в милицию за дебоши попадал, по женской части был слаб, и то, когда в один год жену с дочерью схоронил и этим горем был надломлен. Простительно, все как у людей. Зато работящий мужик был, пока здоровье не надорвал, вкалывая как вол на вредном производстве, да и после выхода на пенсию хиреть в четырех стенах не собирался, устроился сторожем в детский дом. Во всех этих жизненных хлопотах внучкой заниматься ему было некогда, и никто бы не осудил его, отдай он ее после трагической гибели родителей в детский дом, а не взваливай на себя такую обузу. Валька росла дикаркой, чумазой, полуголодной, с ранних лет дерзила взрослым и водилась в дурных компаниях. Но то ли школа и вышестоящие организации на это посмотрели сквозь пальцы, то ли вовсе не заметили, то ли процесс лишения опекунства был настолько трудоемким и хлопотным, но девчонка благополучно дожила до своего совершеннолетия. Тут на нее совершенно рукой махнули, дескать, делай что хошь, только чти УК. Библейские заповеди для Вальки Гуляевой оказались слишком сложны. Когда наиболее остро встал вопрос о средствах на косметику, шмотки и украшения, когда пресловутое следование моде (иначе говоря, «быть как все») стало первостепенным в ее скучной, серой, лишенной прочих интересов жизни, девица, по совету мудрых старших подружек, немного поломавшись для вида и набивания цены, начала отдаваться мужчинам за деньги. А как же без компенсации, ведь каждая такая связь — лишь мерзость, боль и унижение?! Это Валька уяснила прекрасно с тринадцати лет, когда старшие приятели пользовали ее задаром, между двумя стаканами портвейна.

Занятно, но вовсе не моральный облик девушки, а зависть к ее «легким» деньгам стала основной причиной негодования старух. Они дружно возмутились, узнав, что Валька может быть признана невиновной и отпущена на все четыре стороны. С этой минуты они узрели во мне ее сообщника и своего личного врага. Доказывать свою невиновность я не посчитал нужным и спешно ретировался.

Глава 4. НА СТРАЖЕ ДЕТСТВА

Не в правилах Жанны Гриневской было распространяться о своих сотрудниках и подчиненных за их спиной.

— Он очень скрытный человек, — неохотно делилась она. — Ни с кем из коллег не сходился особо, никогда не шел на откровенность. Отношения в коллективе? Не дружеские, не враждебные — никакие. Но по работе на него нареканий нет. Не инициативный, но исполнительный.

— А как у него с личной жизнью?

— Я не из тех, кто собирает сплетни, а потом выдает их за чистую монету. По паспорту он разведен уже несколько лет, а живет ли с кем — не знаю. Скорее всего, нет, ведь женскую руку видно сразу.

— В смысле?

Глава 5. ЯРЛЫКИ

Деревушка, небольшая и вымирающая, располагалась в низине. Летом — утопающая в зелени яблочных садов, осенью — в непролазной грязи, зимой — в похоронном саване снегов, весной — затопляемая потоками талой воды и глинистой жижи. Сейчас середина октября, самое мерзопакостное время, когда деревья стоят во всей своей тощей неприглядной наготе, а под ногами чавкает сочно и противно. Я не позаботился о резиновых сапогах и теперь, чертыхаясь, скользил в сверкающем месиве по направлению к нужному мне дому.

И вот упираюсь в бревенчатую избу, обветшалую и словно забытую всем миром. На чудом сохранившейся табличке вижу изъеденную ржавчиной семерку. Я никогда не считал себя суеверным, но сейчас грустно усмехаюсь, думая о том, что подобная магическая цифра вряд ли приносила счастье этой семье…

Лицо женщины было матовое и серое, как изжеванная бумага, взгляд — бесцветный и пустой. Льняные, с желтоватым отливом волосы, убранные назад и прихваченные стальными заколками, не расчесывались уже давно. Женщина равнодушно посмотрела на удостоверение частного детектива в моей руке, пожала плечами, произнесла с мертвым спокойствием:

— И что вы пришли? Зачем? Мне уже сообщили, что он сбежал…

Честно говоря, я несколько растерялся, столкнувшись со столь неожиданной реакцией. Слезы, истерики, оскорбления, приказания немедленно уйти, даже рукоприкладство я воспринимал вполне привычно и мог просчитывать свои последующие шаги. Здесь же…

Часть вторая. ВСЕ ПОДРУЖКИ ПО ПАРАМ…

Глава 1. НЕ ЖДАЛИ

Новый день ничем не отличается от предыдущего. Солнце лишь изредка выказывает свой мутновато-желтый лик и вновь окутывается рыхлыми медузообразными тучками. Дороги по-прежнему черны и скользки. А я вхожу в этот мир с неизменно мерзким чувством похмелья.

Потом освобождаю желудок, скрючившись над унитазом, принимаю контрастный душ, бреюсь и чищу зубы. На водку я не могу смотреть без содрогания и борюсь с недугом, прибегнув к употреблению шипучего американского средства, которое, если верить инструкции и навязчивой рекламе, должно спасать в подобных случаях. Однако заморские разработчики вряд ли даже помышляли обо всей глубине и тяжести чисто русской расплаты за веселье. Лишь залив в себя остатки вчерашней водки, я почувствовал себя человеком. До такой степени, что тусклое осеннее утро показалось мне вдруг каким-то торжественным, праздничным.

Нужный мне дом находился минутах в двадцати ходьбы. Выстроенный в грозные времена изничтожавших друг друга наркомов, дом этот до сих пор смотрелся величественно и неприступно. В подъезде — холод, полумрак и влажность расстрельных подвалов. На двери в квартиру — начищенная до блеска медная табличка с гравировкой:

ИННОКЕНТИЙ ГЕОРГИЕВИЧ БЕЛЕЦКИЙ

Я гадаю, кем же он приходится Тамаре Ивановне: отцом, братом или мужем? Надавливаю кнопку звонка и слышу, как где-то в глубине квартиры он оборачивается будоражащим дребезгом. Почти сразу дверь открывается, и приглушенный, но хорошо поставленный женский голос просит войти. В прихожей оказывается даже темнее, чем в подъезде, и я почти не вижу хозяйку, едва улавливаю тускловатое свечение серебряной броши на ее шуршащем платье.

Глава 2. БЛИЖНИЙ КРУГ

Университет был закончен девять лет назад. Как сложилась судьба выпускников этого курса, Тамара Ивановна не знает, но о тех, кто был близок Лене, слышала много. Было в девушке что-то, что притягивало людей: чистая светлая красота, открытость, искренность, доброжелательность, честность, какие-то неземные качества, чуждые для этого мира. Ее парень, Александр Солонков, грубовато-простодушный, как студент весьма посредственный, держал себя с Леной скорее как старший брат и опекун, нежели любовник (и немудрено, сказывалась десятилетняя разница в возрасте); она же ластилась к нему точно кошка и отдавалась вся, без остатка. И не подумайте, что у нее не было девичьей гордости, просто она так любила и любить по-другому не могла. И Александр ценил ее чувства и отвечал тем же, только более сдержанно. А еще любил он лес, дальние походы, сопряженные с ними трудности, наваристую, приготовленную на костре похлебку, песни под гитару до утра и грубую физическую работу.

Когда они окончили университет и дело полным ходом шло к законному супружеству, словно кошка между ними пробежала, случился разрыв. Даже поверить в это было трудно, настолько представлялись они неделимой парой, а все разговоры на тему их расставания — злыми шутками, но лишь одна Лена знала, как все серьезно. Произнесла могильным шепотом: «Все, конец», ничего более не объяснив; и в истериках не билась, и в петлю не лезла, и в воду не бросалась, и таблетками не травилась, понимала, что не только себя убьет, но и того, кого в себе носит. Александр исчез, однако никогда она его не попрекала и вспоминала с благодарностью.

Вздохнув, Тамара Ивановна обращается ко мне:

— Вы слышали о Светлане и Олеге Пастушковых?

— Лишь то, что отражается в светской хронике, — отвечаю я.

Глава 3. ВИЗИТ ЧЕЛОВЕКА

Я зашел в свой офис и теперь, сидя за столом, листал пухлый телефонный справочник. Вдруг я почувствовал слабый ветерок, повеявший в отворенную дверь, а в следующее мгновение мне на плечо легла чья-то тяжелая рука.

— Отвлекись, братан, — обратились ко мне.

Я отложил книгу и поднял взгляд.

Меня навестил рослый мужчина лет сорока, одетый в черные широкие джинсы и грубую кожаную куртку, до белизны вытертую на локтях. Ворот его водолазки, скрывающий шею и доходящий до щетинистого подбородка, был замусолен, лицо обветренное, с белесым налетом, мощный нос скошен книзу, коротко стриженные волосы седы на висках. Жизнь потрепала его на славу, о чем догадываешься сразу же, стоит заглянуть в его видавшие виды, потухшие глаза. Мешки под ними, несомненно, от частого употребления.

— Базар есть, братан, — сказал он мне.

Глава 4. НАСЛЕДНИЦА

В справочнике телефонных абонентов значились три человека с фамилией Заступины. Правда, никто из них не обладал инициалом М. Удачи я добился с третьего раза.

— Алло, это Мария?

— Нет, это Наталья, ее сестра.

— Мне бы Марию.

— А разве вы не знаете, что она здесь больше не живет?

Глава 5. ГОСПОДА

Может быть, когда-нибудь старожилы нашего провинциального города нарекут это строение памятником смутному постсоветскому безвременью. Пока же это не что иное, как двухэтажный особнячок с подземным гаражом, террасой и вечнозеленым ухоженным газоном. Здесь не стыдно жить самому, устраивать безбедные банкеты для деловых партнеров и дорогих гостей и демонстрировать всей округе успешное воплощение в жизнь американской мечты. Тут живет Олег Викторович Пастушков, удачливый молодой бизнесмен, новый предприимчивый хозяин, спонсор раздачи бесплатных сосисок и праздников пива, свершающихся регулярно раз в год.

В этом месте не воняет помоями и древесной трухой, а белые матовые стены отделаны под мрамор или же являются таковыми (декларация о доходах — тайна за семью печатями), здесь явно не дышат испарениями мочи.

Звонок выдал ласкающую слух мелодию. Я ожидал увидеть громилу с кирпичным лицом, камуфлированного и косноязычного, но на пороге возникла милая ясноглазая особа в белом прозрачном халатике. Судя по фигурке, что угадывалась под ним, девушка могла рассчитывать на постоянную прописку в «Плейбое». Очки в легкой золотой оправе ей были вовсе ни к чему и в заблуждение относительно высокого интеллекта красотки меня не ввели.

— Ну и ну! — воскликнула она театрально. — Вот так люди!

Восхищение было фальшиво насквозь.

Часть третья. КАЮК ИМПЕРИИ

Глава 1. СВИНЕЦ ДЛЯ КИДНЕППЕРОВ

Сон перемежается с явью, а явь со сном. Я лежал на полу в позе эмбриона и поводил носом. Странно, порохового дыма я не чуял. Кровь, ну, она-то никуда не могла деться. Уподобившись ползучему гаду, я на животе обследовал комнату. А где пулевое отверстие в груди? Не могло же зарубцеваться за одну короткую ночь!

На полу, у изголовья дивана, звонил телефон.

Женщина. Женщина была точно, здесь меня не провести. Может, пошла принять душ? Я зашел в ванную и долго беседовал с незнакомцем, взирающим на меня из зеркала. Этому парню крупно не повезло, и иронизировать по поводу его внешности было бы просто кощунственно. Глаз его заплыл, нос распух, а скулу украшал иссиня-багровый кровоподтек. Но где же все-таки женщина? Залезла под диван? Или в бабушкин сундук?

Телефон надрывался из последних сил. Уважим старичка.

— Резиденция президента Соединенных Штатов, — сказал я, сняв трубку.

Глава 2. ОТКРОВЕНИЯ ГЕНЕРАЛА

Если я и доживу до пенсионного возраста, то зрелище буду являть жалкое, вы уж поверьте. Нечто этакое обрюзгшее в инвалидной коляске с безвольно касающейся груди лысой головой и безумным взглядом. Иннокентий Георгиевич, несмотря на свои годы, оставался в прекрасной физической форме. Он сделал несколько кругов возле своего дома и теперь занимался на спортивной площадке во дворе. Одет он был в слишком яркий спортивный костюм и вязаную шапочку с большим помпоном, поэтому я и заметил его издалека. «Молодящийся старик, — подумал я. — Был бы еще таким же общительным».

Я стоял в стороне и дышал через сигарету. Иннокентий Георгиевич изредка поглядывал в мою сторону, но прекращать занятий не торопился. Рассуждал он вполне здраво, мол, если мне так хочется пообщаться с ним, я буду ждать в любом случае. Сам же он такого желания явно не испытывал. На помощь мне пришел начавший накрапывать дождик. С видимым неудовольствием Белецкий прекратил занятия и направился к подъезду, демонстративно не замечая меня. Высокий, подтянутый, шел он очень легко и в то же время с достоинством; двигаться так могут лишь отставные военные, причем сделавшие себе неплохую карьеру.

— Иннокентий Георгиевич! — окликнул я его.

Он остановился и посмотрел на меня без интереса, делая вид, что не узнает.

— Чем могу быть обязан, молодой человек? — несколько манерно обратился он ко мне, а на вытянутом костистом лице не отразилось никаких чувств.

Глава 3. ДЕТКИ В КЛЕТКЕ

Одной и, пожалуй, единственной ценностью в моем офисе был сингапурский телефонный аппарат с автоответчиком, приобретенный мной по случаю за бутылку у местного алкоголика. Тогда я вовсе не горел жгучим желанием заполучить в пользование забавную заморскую игрушку, скорее, тоже частенько бывающий человеком страждущим, я сердобольно подошел к проблеме своего ближнего и спас его от неизбежной похмельной погибели. При этом все остались довольны, а я вдвойне, когда, к своему немалому удивлению, обнаружил, что телефон исправен.

Я чувствовал, что после недавних кровавых событий меня должен кто-то непременно разыскивать, но, так и не найдя, оставить сообщение на автоответчике. Сообщение было, и голос принадлежал заведующей по воспитательной работе Жанне Гриневской.

— Здравствуйте, Евгений, — слушал я. — У меня есть новости. Если вы ничем не заняты, жду вас…

Она назвала место и время встречи. Я посмотрел на часы и обнаружил, что успеваю, нужно только поторопиться.

Ливень молотил по карнизу, косыми стрелами вспарывая стекло, в грязных лужах лопались пузыри, потоки ржавой воды бурлили по дорогам, но я не убоялся ненастья и выскочил на улицу. Я торопился и все равно опоздал: перекресток, где Жанна Гриневская назначила мне встречу, оказался пуст. Однако разразиться проклятиями я не успел: припаркованная поблизости иномарка отчаянно мигала фарами и сигналила кому-то. Никого рядом не было, и я догадался, что я и есть тот самый «кто-то». Я направился к автомобилю, на ходу отметив, что это БМВ последней модели и что мой рейтинг час от часа растет, а показатель тому — спрос на мою скромную персону у исключительно солидных людей. Будь то крутые бизнесмены, или их жены, или… представители народного образования. Красиво жить не запретишь даже им.

Глава 4. БЛАГОДАРНОСТЬ

По моей просьбе Жанна Гриневская высадила меня у СИЗО. Первым человеком, которого я встретил там, оказался следователь Иванов, неопрятный и удрученный. Он был занят тем, что рассматривал свои пожелтевшие от никотина пальцы.

— Ты и этот слизняк Голубев развалили мне все дело, — хмуро приветствовал меня он. — Вот и делай после этого людям добро. Минуло трое суток, Гуляеву надо выпускать, все мои наработки — псу под хвост. Но ты не думай, что я ее не подозреваю и не буду копать. Какого вы мне убийцу подсунули, мать вашу?! Дохлей дохлого! А на жмурика все списать можно.

— Не кипятись, — сказал я. — Когда Вальку выпустят?

— Как подпишу документ об освобождении, так и выпустят, — ответил следователь. — А ты небось желаешь ее с цветами встретить? Лишнее. Она тебя сама озолотить готова. И даст еще. Бесплатно.

Я пропустил ядовитые слова Иванова мимо ушей, забрался во внутренний карман и достал обещанное.

Глава 5. ПРЕЕМСТВЕННОСТЬ ПОКОЛЕНИЙ

С Голубевым я разговаривал по телефону, причем позвонил он мне сам, из дома. Валерий Игоревич прикрывал трубку рукой, но мне были слышны все посторонние шумы: веселый гомон ребенка, позвякивание посуды, отнюдь не истеричные реплики жены… Одним словом, повеяло той семейной идиллией, которую я до сих пор не познал и вероятность появления которой с каждым прожитым годом сводилась к нулю.

— Извините, семья, — прокомментировал Голубев. — Сегодня десять лет, как мы муж и жена. И все эти десять лет как один день.

— Мои поздравления, — произнес я.

— Спасибо, — смущенно поблагодарил Валерий Игоревич. — У меня множество новостей, и не знаю, с чего начать. Федор Пырин… Его спасти так и не смогли.

— Когда?

Часть четвертая. ГРЕХИ МОЛОДОСТИ

Глава 1. ПЕШКИ В ЧУЖОЙ ИГРЕ

Низкое свинцовое небо над головой напоминает о несчастьях, страданиях, смерти, а обжигающе колкий дождик, не прекращающийся уже несколько дней, воспринимается как плач сотен скорбящих. Неужели я один из них?

Я размышляю о людях, которых никогда не видел или почти не знал, и, наверное, впервые, до тупой щемящей боли, осознаю огромную трагедию тех, кто уже никогда не увидит этого скучного, разбухшего от сырости утра, не развлечет себя примитивными мыслишками, не нагрузит рутинными бестолковыми заботами. А потом задумываюсь о физически живых, но изъеденных страшными недугами сумасшествия и расчета, подлости, корысти, жадности, предательства; как губка, я впитываю в себя страх всех этих мелких человечков, ставших жертвами и заложниками самой опасной игры, называемой Жизнью.

Так я шел и думал, изредка натыкаясь на прохожих. Со стороны считали, что я пьян уже с самого утра.

Мотор работал почти бесшумно. Я расслышал лишь тихий шелест опавших листьев под колесами заморского автомобиля. Машина остановилась, открылась дверца со стороны пассажира. Меня не расстреляли в упор. Не предприняли и попытки затолкать в салон силой. Само по себе это было очень странно. Человек, сидящий на водительском месте, склонил облагороженную легкой сединой голову, произнеся мягким, бархатистым голосом:

— Если не ошибаюсь, господин Галкин, частный детектив?

Глава 2. КОРНИ ЗЛА

Я пытался убедить себя, что два часа, проведенные в номере г-на Сандлера, — продолжение затянувшегося кошмарного сна, однако время от времени мне начинало казаться, что версия, выдвинутая им, может быть вовсе не продуктом больного воображения, а единственно верной. И все же я цеплялся за мысль, что взаимный террор супругов и большая политика — лишь стечение обстоятельств, дело, начавшееся в семье, там и закончится, и корни зла следует искать не в интригах государственных мужей, а в этой маленькой ячейке общества.

Я уже достаточно узнал о Лене Стрелковой, но до сих пор у меня полностью не складывался ее образ. Я не нашел ответа на вопрос, что побудило ее покинуть родную мать и прекратить с ней всякие отношения, ведь по рассказам опрошенных мной людей девушка не была бессердечна, наоборот. Я действовал вслепую. Нить к разгадке могла оказаться здесь, а могла оборваться, едва натянутая, как и все прочие.

Я стоял на покосившемся отсыревшем крыльце дома номер семь и стучал в обитую мешковиной дверь.

— Кто?

— Я.

Глава 3. КОРНИ ЗЛА-2

Влажный осенний воздух был наполнен ароматом преющих листьев и дождя. Но, вдохнув глубже, я почувствовал, как ноздри защекотало от другого неприятного удушливого запаха — запаха тлеющей материи. Я огляделся по сторонам: костров поблизости не жгли, деревня будто вымерла. Где-то далеко заунывно промычала корова да лениво гавкнула собака. Интуиция вновь не подвела меня. Не прибегая к обманным маневрам, я напрямик, перескочив через покосившийся плетень, проследовал к дому Петра Евсеича Солонкова. Несмотря на мой отчаянный стук, никто не поспешил открывать. Не спасла даже подобная магическому «Сезам, откройся!» фраза «Самогон прибыл!». Ошибиться я не мог, гарью тянуло именно отсюда. Вторжение в чужое жилище я предпочел совершить со стороны сада, чтобы не оказаться замеченным с улицы случайным прохожим. Особо не церемонясь, я шарахнул по окну кирпичом, сбил осколки и, прикрываясь рукавом от густого едкого дыма, забрался в избу. Расположения комнат я не знал, но, к счастью, оказался в той, где состоялось мое знакомство с хозяином дома. Сделав пару шагов, я споткнулся о человеческое тело. Серая, разъедающая глаза пелена начинала рассасываться, и я признал в лежащем на полу человеке алкоголика и матерщинника Петра Евсеича. Бутыль самогона, точно огромный градусник, торчала у него под мышкой. Я настежь растворил окна и двери, приподнял обмякшего хозяина. Он еще дышал.

Поозиравшись по сторонам, я вскоре обнаружил источник дымовой завесы: валявшийся в углу тюфяк, на который нерадивый хозяин опрокинул банку с окурками. Петр Евсеич самостоятельно свесился через подоконник и, издавая жуткие звуки, облегчал желудок. В это время я выволок полусгоревший тюфяк во двор и швырнул его в бочку с водой. Пар с шипением устремился вверх.

Рвотно-харкательная эпопея протянулась с четверть часа и оказала вполне благотворное влияние на проспиртованный организм. Солонков-старший, заметно протрезвев, доковылял до стола и, заняв хозяйское место, обвел взглядом комнату. Глаза его были пусты и мутны, как немытые окна казенных заведений. Но что-то явно беспокоило Петра Евсеича, и он пытался это вспомнить. Ничуть не удивившись моему присутствию, он произнес хриплым голосом:

— Сына любимого, единственного убили, а мне и помянуть нечем. Ух, б…!

С видом благодетеля я протянул ему бутыль с остатками ядовито-зеленого пойла.

Глава 4. ПО-СЕМЕЙНОМУ

В город мы возвращались на электричке. Саша Стрелков, ослабевший и перенервничавший, спал у меня на коленях. А я находился в напряженном раздумье. Вскоре решение созрело.

Я не повезу мальчика сразу в милицию, вероятность того, что его тут же возьмут в оборот, а мне без благодарностей укажут на дверь, была слишком велика. Мне казалось, что я заслужил право первым поговорить с ним. А еще ему необходимо было как следует поесть и помыться.

Дома меня могли ждать очередные незваные гости — хамоватые опера, безликие эфэсбэшники, благородные мафики, и встреча с ними сейчас в мои планы не входила. Я подумал о Жанне Гриневской. Обнаруженный мной фотоснимок с изображением похожего на нее парня заставил меня отнестись к женщине с неясным подозрением. Однако я не верил, что заведующая по воспитательной работе имеет какое-то отношение к похищению ребенка, да и подозревать всех подряд было глупо.

С вокзала я позвонил Жанне Гриневской. Мне сообщили, что ее рабочий день уже закончился. Я набрал номер ее домашнего телефона.

— Говорите, я вас слушаю, — сказала женщина, сняв трубку.

Глава 5. УСТАМИ РЕБЕНКА

— Знаете, раньше все было просто и хорошо, даже немного скучно, потому что ничего нового не происходило. Гулял во дворе с мальчишками, мама учила читать и писать, и по географии еще, и по истории, и гербарий собирали вместе, из конструктора я разные механизмы моделировал, но уже один, потому что женщины ничего не понимают в технике. А тетя Зина все про Бога рассказывала, да так интересно! Еще рисунки всякие из книг показывала: и сотворение мира, и Ноев ковчег, и райский сад, где Адам и Ева… Потом я и сам читать Библию стал и понял, что это самая великая книга, не то что разные сказки о киборгах и оживших мертвецах, а Иисус — самый благородный человек, потому что он до такой степени любил людей, что умер за них. Иногда приезжал мамин студенческий знакомый на большой красивой машине, дядя Олег его зовут, но я к нему по имени-отчеству — Олег Викторович, — очень добрый, и к маме хорошо относился, и ко мне, всегда подарки всякие, да такие дорогие, что брать неудобно. Кажется, он в маму влюблен был, иначе зачем бы так часто заезжал? Уйдут они в комнату за загородку и говорят о чем-то подолгу вполголоса, точнее, он говорит, а мама лишь слушает. И часто бывает, когда он закончит, мама так тяжело вздохнет и скажет: «Жаль мне тебя, Олежек, несчастный ты человек». Как-то я спросил ее, почему же он несчастный, ведь все как будто есть. Она и ответила мне, что вовсе не в деньгах счастье, а в чем — вот вырасту я и сам пойму, а если не пойму — не судьба мне счастливым быть. Я не стал дожидаться, сам в Библии ответы нашел. Высшее счастье — в любви к ближнему и в сострадании. А Олег Викторович, видимо, кроме научных книжек, ничего и не читал.

А за день до того, как мама… умерла… появился этот человек… который потом увез меня из детдома и рассказал, что он мой папа. Тетя Зина лежала в больнице, и я сам открыл дверь. От него пахло водкой и гуталином, он долго смотрел на меня, сглатывал слюну и наконец спросил, дома ли мама. Мама была дома, и я позвал ее. Мама вышла, и теперь они оба совершенно забыли обо мне, и смотрели друг на друга, и мама вдруг побледнела, и я испугался, что она вот-вот упадет в обморок. Потом она сказала, чтобы я шел погулять, но я так испугался за нее, сказал, что останусь здесь, с ними. Этот человек как-то криво усмехнулся и произнес: «С характером сынок», а я перепугался за маму еще больше. И вдруг она ни с того ни с сего повысила на меня голос, чтобы я сию же минуту шел гулять. Я вышел на улицу, но уйти никуда не мог. Я обошел дом, там у нас лежит старая лестница, я приставил ее к окну, забрался и стал слушать. Они говорили напротив окна за столом, но разобрать я мог лишь отдельные слова, совершенно друг с другом не связанные. Я понял только, что они с мамой давным-давно знакомы. Мне было жалко маму, она сидела опустив голову, и волосы падали ей на лицо. А он, весь красный, что-то убежденно так говорил и хватал маму за руку. Она отдергивала ее и, кажется, плакала. Я думал вызвать милицию, но что бы я сказал им? Этот человек постоянно спрашивал о какой-то Миле и о том, как ее найти, но мама отвечала, что не знает. Это разозлило его, и он, не сдержавшись, ударил ее по лицу. Я забарабанил в стекло и закричал. Они увидели меня, этот мужчина подошел, открыл окно и втянул меня внутрь. Я был так напуган, что не успел спрыгнуть вниз. Мама крикнула: «Не смей его трогать!» — а он ответил, что имеет на это прав побольше, чем она. Я тогда не понял, что он имел в виду, ведь считал, что мой папа давным-давно умер, и почему «побольше, чем она»? Ведь мама всю жизнь любила и растила меня! И тогда он сказал, что дает ей срок до завтра, что она должна будет рассказать, где находится та самая Мила, иначе он расскажет мне что-то неприятное для меня и для мамы. А потом спокойно ушел.

Мама очень переживала. За весь тот день она не произнесла больше ни слова. Ее знобило, она без конца пила валерьянку, но ничего не помогало. Я не отходил от нее, пытался утешить, и тоже не мог успокоиться, все гадал, кто этот незнакомец и эта Мила. Но я не смел напрямую задать маме такой вопрос. На следующий день я отпросился покататься на каруселях, а на самом деле спрятался за поленницей во дворе. Этот человек пришел днем, пробыл в доме совсем недолго и вышел с таким видом, словно добился, чего хотел. Мне было страшно, но я направился ему навстречу и спросил напрямик, кто он такой и кто такая Мила. Это застало его врасплох. Он сказал, что я храбрый малец, раз подхожу к совершенно незнакомому человеку и задаю такие вопросы. Он тоже в детстве частенько задумывался о своем происхождении. Его родная мать умерла, а воспитывала чужая женщина. Но относилась и любила так, как это делает не всякая мать. От этих его слов мне стало жутко. «Но ведь моя мама не умерла», — сказал я. Он хитро усмехнулся и ответил: «Вот поэтому я и хочу найти ее». Меня словно пронзило молнией. Наверное, этот незнакомец и сам не понял, что сказал только что. В истерике я бросился домой и с порога закричал маме: «Он ищет Милу! Почему ты не говорила мне, что она моя мать?!» Мама стояла спокойная и безжизненная. Только сказала, что вот теперь я знаю это. Но верю ли? И я бросился маме на шею, уверяя, что нет, что она для меня единственная и родная. Она успокоила меня и отправила отнести передачку в больницу тете Зине. Ей я ничего не сказал, мы только поговорили о Боге. Потом я направился домой, но встретил знакомых ребят, и мы заигрались в парке. А когда я пришел домой, была уже и милиция, и скорая, и тетя Маша Семина, и она сказала, что мама отравилась газом…

Дальше я ничего не помню. Меня без сознания увезли в больницу. Когда я пришел в себя, понял, что произошло. Мама умерла из-за меня. Если бы я не пытался узнать правду у этого человека, все было бы по-прежнему: и мама, и тетя Зина, и Олег Викторович… Меня спрашивали милиционеры, не замечал ли я чего подозрительного в последние несколько дней, но я… я не сказал ничего… Мама покончила с собой, а ведь это самый страшный грех, я не хотел, чтобы о маме думали как о грешнице. Вы никому не скажете этого?

Мы заверили, что будем молчать. Жанна поторопилась постелить Саше и увела его. Выходя, он еще раз с благодарностью посмотрел на меня.

Конец

Каждое дело заканчивается одинаково. Галкин, точно глупый мотылек, летящий на губительное пламя свечи, устремлялся на призывно сияющие огни баров. В какой-то момент, изрядно помятый, со значительно похудевшим бумажником, герой наш обнаружил себя в своей квартире, рядом находился угрюмый следователь Иванов и отпаивал Евгения дешевым разливным пивом. От Иванова, забрав детей, ушла жена, подружка жены, выскочившая замуж за крупного мошенника, отправилась со своим избранником в кругосветное путешествие, уличная проститутка Валька Гуляева содержится в следственном изоляторе, и ей предъявлено обвинение в убийстве своего жениха, с чем она полностью согласна.

— Дед успел написать на зону письмо, что внучка вовсю гуляет, — рассказывал Иванов, стряхивая пепел на пол и себе на брюки. — Тот малый оказался горячим парнем, сиганул с кичи и заявился к невесте выяснять отношения. Слово за слово, он ее — за горло, она — за нож. Четыре проникающих ранения в область сердца, верный жмурик. Теперь ее и армия таких, как ты, не вытащит.

Частный сыщик молча цедил слабенькое водянистое пиво и отстраненно слушал язвительный монолог Иванова. На кухне хрипело радио, за окном по-прежнему шумел дождь. Все так же, как и раньше. И даже известие, полученное Галкиным накануне из Москвы, не вызвало у него ни облегчения, ни скорби. Там от острой сердечной недостаточности скоропостижно скончалась невеста советника президента по экономическим вопросам Алина Жемчужная. Марк Абрамович Сандлер сдержал свое слово.