В слабо освещенной хоккейной коробке слышались трескучие щелчки клюшек, гоняющих шайбу по исчерканному льду, позванивали коньки, сопели и орали сорванными голосами азартные пацанята. Чуть в стороне от площадки, у засыпанной снегом деревянной песочницы, неуклюже топтались совсем маленькие, укутанные в теплые шубки-комбинезончи-ки и до самых носиков замотанные шарфами. Молодые мамаши приглядывали за своими «колобками», все время пытавшимися куда-то «укатиться», а заодно общались между собой, обсуждая околовсяческие женские проблемы. На дощатой горке пыхтели и повизгивали, скатываясь вниз, донельзя извалявшиеся в снегу поросята и поросюшки старшего детсадовского и младшего школьного возраста. Между припорошенными снегом кустами и деревьями бабки выгуливали разных мелких шавок неопределенной породы. У гаражей, тянувшихся вдоль бетонного забора, отделявшего двор от территории какого-то небольшого предприятия — заводом оно числилось, фабрикой или еще чем-то, обитатели двора не интересовались, — кучковались автолюбители со своими тачками. Летом их тут, конечно, толклось побольше, потому что сейчас многие бережливые-осторожные позапирали своих железных лошадок до весны, сняв с них зеркала, аккумуляторы и даже резину.

После семи вечера двор стал постепенно пустеть, а к девяти уже почти никого не осталось. Автомобилисты последними покинули двор, заперев гаражи, и пошли смотреть программу «Время». Правда, через несколько минут после этого из подъезда вышла какая-то припозднившаяся бабуля с большой собакой — должно быть, она предпочитала «Времени» энтэвэшную программу «Сегодня», которая начиналась в десять вечера. Собака с мощным гавканьем принялась носиться по двору, не рискуя вызвать протесты молодых мамаш, которые уже увели со двора своих «колобков» и, поди-ка, даже успели уложить их спать. Старушка, ежась от холода, с опаской посматривала по сторонам — уж очень неуютно было во дворе об эту пору. Конечно, каких-либо нападений шпаны при наличии здоровенной собачары бабуля не очень опасалась, но все-таки…

А тут еще во двор через прямоугольную арку-подворотню въехала какая-то незнакомая иномарка. Хотя хозяйка большой псины не больно разбиралась в автомобилях — в лучшем случае «Жигули» от «Волги» могла отличить! — но зато давно жила в этом доме и хорошо знала, кто из местных жителей на чем катается. А потому сразу углядела, что эта большая черная машина с тонированными стеклами явно нездешняя. И за то, что такой автомобиль здесь прежде не появлялся, могла бы поручиться если не на все сто, то минимум на восемьдесят процентов. Уж во всяком случае могла бы с полной уверенностью сказать, что ни у одной из ее сверстниц нет богатого сынули с таким транспортным средством, и ни у одной из жительниц этого дома нет поклонника или любовника, который бы разъезжал на такой крутой иномарке.

Зато бабуля, вдоволь насмотревшаяся сериалов, хорошо знала, что на дорогих иностранных машинах на Руси ездят в основном бандиты. Конечно, старушка еще не настолько выжила из ума, чтоб подумать, будто представители организованной преступности прибыли по ее душу, потому что жила в неприватизированной однокомнатной квартире, а общая стоимость того, что в этой квартире находилось, вряд ли дотягивала до трехсот долларов по нынешнему курсу. Но при этом бабушка — опять-таки, по опыту сериалов! — сильно опасалась стать случайным и единственным свидетелем… чего-нибудь. То есть что именно может у них во дворе произойти, она конкретно не знала, но была убеждена, будто нечто криминальное должно произойти обязательно. А потому, как ей казалось, граждане бандиты, недолго думая, уберут потенциальную свидетельницу.

В общем, старушка заторопилась домой. Загвоздка состояла в том, что бабулькина собачара, хоть и справила в оперативном порядке все свои основные собачьи надобности, со двора уходить не спешила. Зверюга была молодая, прыткая, сил и энергии у нее было в избытке, а воспитанием этого щенка-переростка, к тому же беспородного — как выражаются в обиходе, «смесь бульдога с носорогом» — бабка не занималась. В том смысле, что исполнять какие-либо команды типа «тубо», «нельзя» или «место», зверь был совершенно не приучен. Впрочем, команду «фас» он бы тоже не стал выполнять, если б человек, на которого его нацелили, лично ему был чем-то симпатичен. А вот если кто-то почему-либо ему не понравился, пес мигом всадил бы в него свои свежие клыки, даже если б хозяйка стала возражать. Именно по причине полной невоспитанности своего барбоса старушке и приходилось выгуливать его тогда, когда двор пустовал.

То, что человек, оставивший самые свежие следы у гаражей, спрыгнул с крыши, Петровна разглядела сразу. Неподалеку от этого места в бетонный забор был вделан ржавый кронштейн, а на кронштейне, как ни странно, вполне благополучно горел фонарь. Хоть и не очень ярко, но вполне достаточно, чтоб осветить следы не то ботинок с рифлеными подошвами, не то зимних теплых кроссовок. Они начинались прямо от стены гаража, а в проходе лежала нетронутая пороша. С края крыши, откуда прыгал этот человек, был сбит снег. Приглядевшись, Петровна увидела, что снег и на заборе осыпался — почти точно против того места, где неизвестный оставил след на крыше. Стало быть, пришел он сюда из-за забора.

Следы Рекса тоже читались хорошо. Судя по всему, он подскочил к пришельцу и облаял его, а то и цапнул за ногу. Конечно, насчет лая и укуса Анна Петровна сама додумала, но так или иначе человек и собака какое-то время топтались на одном месте в нескольких метрах от гаража. Целую яму вытоптали! Не иначе, Рекс ухватил злодея за штаны — в том, что человек, спрыгнувший с крыши, был именно злодеем, Петровна не сомневалась ни секунды — и стал его трепать. А тот, как видно, пытался пнуть Рекса ногой. Схватка эта закончилась только после того, как к месту побоища подкатила иномарка. Следы ее шин отметились совсем близко от ямки. После этого Рекс, как видно, отскочил в сторону, а «злодей» уселся в машину.

Из всего этого Петровна сделала несколько промежуточных, но довольно важных выводов. Во-первых, пришелец из-за забора и те, кто приехал на иномарке, были хорошими знакомыми, а вернее всего, одной компанией. Во-вторых, тот, что вылез с территории заводика, скорее всего что-то украл оттуда, а те, кто дожидался его во дворе, его подстраховывали и должны были увезти на машине. Возможно, что вор должен был сам добежать до иномарки, где его ждали сообщники, но вмешался случай в лице Рекса, которому человек, спрыгнувший с крыши гаража, чем-то не понравился. В общем, те, кто сидел в джипе, вынуждены были подъехать и отогнать дворнягу от своего приятеля. Конечно, они не хотели поднимать лишнего шума и не стали стрелять в Рекса — в том, что злодеи были вооружены до зубов, старушка, опять же, была убеждена на все сто процентов.

Однако дальнейшие трасологические исследования и последовавшие за ними размышления — склероз-то вот он, родимый! — завели Петровну в тупик.

Дело в том, что, судя по отпечаткам ног на свежем снегу, в то время, как пришелец из-за забора запрыгнул в машину, два его приятеля выскочили из машины и принялись ловить Рекса!

Петровна не то на третьем, не то на четвертом шаге едва не упала. Зацепилась носком валенка за вмерзшую двумя концами в снег пластиковую упаковочную веревку, и если б судорожно не ухватилась за какую-то палку, торчавшую из мусорной кучи» — как знать, чем бы все кончилось.

В общем, не без труда выпутавшись из «силка», Петровна двинулась дальше мелкими шажками, ощупью выбирая место, куда поставить ногу. Нечего и говорить, что переход этот у нее и времени, и сил отнял немало. Одно только и порадовало: и сама живая-здоровая дошла, и Рекса мертвым не обнаружила. Правда, уже потом, очутившись в чужом дворе, старая засомневалась. Темень-то какая, могла в двух шагах пройти мимо и не заметить! Впрочем, эту вредную мысль Петровне удалось отогнать. Тем более что почти одновременно с этим зажегся свет в окне второго этажа, желтоватый прямоугольник лег на снег, и хозяйка увидела цепочку собачьих следов, наискось пересекающую двор.

Конечно, и тут оставалась пища для сомнений: мало ли какая бродячая собака могла тут пробежать? В конце концов, Рекс не единственная крупная дворняга на белом свете, а Петровна не такой уж эксперт-следопыт. Но то, что параллельно следам собаки тянулись две цепочки следов человеческих ног сорок пятого размера со знакомым рисунком на подошвах, все эти сомнения оставляло за бортом.

Рекс, судя по следам, побежал куда-то в угол двора, то есть туда, откуда никакого выхода вроде бы не было. То ли оттого, что преследователи его туда специально загоняли, то ли просто по дурости.

В этом самом углу под заснеженным навесом из рифленого железа обнаружилась лестница, ведущая в подвал. Именно туда и вели следы Рекса. Следы тех двоих тоже отпечатались на верхних, присыпанных снегом ступеньках лестницы.

Не обратив внимания на эту реплику, Лена повторила в трубку адрес Петровны, сообщила диспетчеру возраст больной и с чувством исполненного долга произнесла:

— Обещали в течение часа. Лекари!

Лена помогла старой добраться до дивана и улечься на правый бок. Левый у Петровны саднил все сильнее — оттаял в тепле, что ли? Но ее не только это заботило, как выяснилось.

— Батюшки, — глянув на часы, взволнованно произнесла Анна Петровна, — десять минут двенадцатого уже! Да плюс час, если они не опоздают… Это уж за полночь получится! Тебе далеко ехать?!

— Доберусь, не волнуйтесь! — беспечно заявила Лена.

Успокоив себя тем, что вероятность дождаться незваных гостей в квартире намного меньше, чем угодить к ментам на улице, Лена решила перекусить — она тоже была голодна как собака, даже побольше, чем Рекс, наверно. Хотя Петровна не уточняла, можно ли гостье залезать в хозяйский холодильник, Лена решила, что особой беды в том не будет. Если у бабы Нюши и впрямь перелом, то при самом благоприятном исходе она меньше чем через месяц дома не появится. Стало быть, продукты, имеющиеся в холодильнике, просто испортятся и пропадут. А те, которые вне холодильника, — и подавно. У самой Лены в рюкзачке, кроме чая и сахара, имелась только банка килек в томате да маленькая горбушка черного хлеба.

В холодильнике обнаружился только пакет с обезжиренным кефиром, да и то наполовину опустошенный, а также трехлитровая банка квашеной капусты и початая жестянка с томатной пастой. В небольшой морозилке навалом лежали заиндевелые кости. Не иначе, Петровна из них бульон на двоих варила, себе и Рексу. Ясно, что сами вываренные кости доставались псу, а старуха для себя заправляла бульон рисом, лапшой или квашеной капустой с томатной пастой. Рис и лапша лежали в шкафу, вместе с «Педигри палом». Вполне возможно, что в иные дни Петровна этим собачьим деликатесом и сама питалась, размочив в кипяточке…

Еще у Петровны нашлись сахарный песок — грамм двести в сахарнице, полстакана подсолнечного масла в пластиковой бутылке, пачка соли, какой-то поддельно-индийский чай — на три хорошие заварки, может быть, да горбушка черного — примерно такая же, как у Лены. Под самый конец исследований между кухонным столом и газовой плитой Лена обнаружила ящик с тремя довольно крупными картофелинами.

Пожалуй, это была самая ценная находка. Лена очистила картофелины, нарезала их соломкой и зажарила на постном масле, а потом добавила своих килек в томате. Своего чайку с сахаром попила — бабкины не трогала — и почуяла приятную сытость. Нервы от этого тоже малость успокоились, и теперь у Лены не было никаких сомнений в том, что она правильно поступила, оставшись на ночевку с удобствами.

Поскольку время уже завалило за полночь, самое оно было бы заснуть. Наверно, по логике вещей, учитывая некоторую стремность ситуации, Лена поступила бы правильно, если б просто улеглась на диван, не раздеваясь и укрывшись, допустим, бабкиным демисезонным пальто, которое висело на вешалке в прихожей.

Лена проснулась, и ей показалось, будто она спала совсем недолго.

Засыпала она после того как Федюсик с Ромасиком завершили довольно долгую и нудную процедуру фотографирования. После того, как Ромасик подготовил Лену к съемке в роли двадцатипятилетней, а Федюсик отснял три или четыре кадра при разном освещении, ей пришлось переодеваться и надевать какую-то кофточку образца 80-х, паричок с девчачьими косичками и выслушивать нудные ЦУ Федюсика, который объяснял ей, как должен выглядеть взгляд невинной шестнадцатилетней девочки. Даже пытался наглядно продемонстрировать, но при наличии бороденки у него это плохо получалось. В общем, наконец на пятом или шестом дубле он удовлетворился тем, что изобразила Лена, и разрешил ей отдыхать.

Вообще-то, спать Лена захотела гораздо раньше, еще после того, как явилась полная, вежливая и обходительная дама по имени Шурочка и принесла завтрак, то есть ранее обещанные чай, ветчину с зеленым горошком и бутерброды, а также абрикосовый йогурт, который в сообщении Ромасика не упоминался. Умяв все это, Лена сразу почувствовала желание придавить подушку и доспать то, что не доспала рано утром. Но из-за высокого профессионализма Федюсика и Ромасика это желание удалось реализовать только через час с лишним. Все та же Шурочка проводила Лену в некое подобие одноместного гостиничного номера, где она уже в полусне смогла бросить кости на свежее и даже ароматизированное бельишко. Окно было зашторено, но не так плотно, как в фотостудии, и через щели было видно, что за окном все еще до конца не рассвело.

Именно поэтому Лена, проснувшись и увидев, что за окном темно, подумала, будто проспала всего ничего. Но, поглядев на часы, она быстро сообразила, что на самом деле проспала весь короткий световой день, ибо на часах значилось уже 16.35. Выспалась она вполне нормально. В принципе можно было бы и еще поваляться, потому что Федюсик обещал сделать паспорт к восьми часам вечера, не раньше.

Но все-таки расслабляться не стоило. Как-никак, в этом городе она отметилась не самым лучшим образом. Если от усталости чувство опасности здорово притупилось, то теперь, когда Лена восстановила силы, все вернулось на круги своя.

Когда засветился экран, она увидела озабоченное лицо белобрысой ведущей. Ведущая, видимо, уже успела выпалить пару-тройку фраз, поэтому Лена услышала следующее:

— …Резкое потепление вызвало на территории города и области обильные снегопады, сопровождающиеся сильным ветром. На ряде центральных улиц областного центра возникли заторы, в результате обрыва проводов от налипшего снега остановлено троллейбусное и трамвайное движение на нескольких маршрутах…

Ведущая исчезла, и вместо нее возникла картинка знакомой Лене Свято-Никольской улицы, забитой многочисленными автомобилями, автобусами и троллейбусами. Крупна показали оборванные провода контактной сети троллейбуса, снегоуборочную машину, пытающуюся отпихнуть с проезжей части груду снега, гаишника с жезлом, поторапливающего водителей, вынужденных огибать какой-то сугроб, здоровенную ветку, обломившуюся под тяжестью снега, через которую неуклюже перешагивали нахохлившиеся пешеходы, и все это — сквозь густой, непрерывно сыплющийся снегопад.

Затем показали разбитые «Жигули» и помятый грузовик, а ведущая из-за кадра продолжала озабоченно бубнить:

— В ряде мест города и области снегопад повлек дорожно-транспортные происшествия, в результате которых пострадало несколько человек, в том числе имели место два случая со смертельным исходом.

Валерия Михайловна позвала Шурочку всего лишь для того, чтоб та принесла ей в кабинет чего-нибудь перекусить.

В «Клуб любителей природы» она прикатила около полудня, что само по себе никого из персонала особо не удивило. По утрам тут, в общем и целом, делать было нечего, а настоящая жизнь начиналась только после восьми вечера.

До 1991 года нынешний «элитарный клуб» числился, как это ни удивительно, всего лишь учебно-экологической станцией здешнего университета, а еще за два года до этого — филиалом кафедры биологии. Территория тут была заповедная, и будущие специалисты могли наблюдать в естественной обстановке, как живет и плодится промысловое поголовье биоресурсов, а потом — как воздействует на экологическое равновесие в заповеднике близость его к промзоне поселка Лавровка.

Но из экологии, как известно, шубу не сошьешь. Университетское начальство в ужасе увидело, как областная научная элита, торопливо подписав контракты на какие-то мизерные суммы, со свистом вылетает в «цивилизованные страны» или, оставшись на родине, прямо на глазах превращается в голодранцев, неспособных купить себе хотя бы новые ботинки и вынужденных читать лекции в пиджаках с заплатами на локтях. А госбюджетных вливаний иной раз даже на оплату отопления и освещения не хватало, не то что на повышение окладов в связи с галопом инфляции. Поэтому, дабы высшее университетское образование не отбросило копыт, ректорат взялся избавляться от всего лишнего, что не приносило дохода, и сдавать в аренду то, что, по идее, могло приносить доход. Конечно, немалый процент университетских помещений в городе был сдан в аренду коммерческим фирмам, а экологическую станцию со всеми прибамбасами загнали за 100 тысяч долларов фирме «Русский вепрь», которую возглавлявляла Ольга Михайловна Иванцова. Госпожа Иванцова доводилась супругой тогдашнему облпрокурору Виктору Семеновичу Иванцову, что само по себе гарантировало легальность и надежность сделки.

«Русский вепрь» поначалу строил свою коммерческую деятельность на попытках организовать всякие там «рашен сафари» для отчаянных интуземцев, жаждавших подстрелить настоящего русского медведя, лося или хотя бы кабана. Для начала Ольга Михайловна приватизировала охотничий домик бывшего Сйдоровского РК КПСС, куда в прежние времена любило приезжать и областное начальство. Там и впрямь можно было поохотиться, даже на настоящего дикого, а не прирученного медведя. Ольга Михайловна даже утверждала в рекламных проспектах, что область находится на одном из первых мест в мире по численности медведей на квадратный километр территории. Однако число иностранцев, желающих привезти в Европу или Америку медвежью шкуру, все же было не столь велико.

Валерия Михайловна попивала принесенный Шурочкой чай, закусывала бутербродами и время от времени обводила глазами свой небольшой, уютный, приятно и со вкусом отделанный кабинетик. Жаль все это бросать! Ужас, как жаль. Она, конечно, типичная кошка: привыкает к месту, а не к хозяину. Да и вообще досадно, что приходится оставлять налаженное как часы дело. Есть ли ум у этих козлов, Сенсея и Драча? Ну почему они эту белобрысую лупоглазую куклу решили пересадить сюда, доверить ей такое хитрое дело?

Лера заставила себя на минуту отрешиться от своего женского естества и посмотреть на ныне уже покойную Лиису мужицкими глазами Драча и Сенсея. Тем более что сподобилась повидать эту Лиису Карловну в баньке. Да, конечно, надо признать, баба она клевая, и по этой части, конечно, вам, Валерия Михайловна, ее не переплюнуть. Ростом только чуть-чуть повыше, но ноги длиннее сантиметров на двадцать — чуть ли не из-под сисек растут. Бедра — как ведра. Задница — две подушки, да и только. Мордаха — идеал нордической красоты, хотя и скуластая чуточку. Ну и волосы, конечно, соломенно-золотистые, прямо как на этикетке плавленого сыра «Виола» — одного из немногих финских продуктов, которые в СССР еще при советской власти смогли попробовать. Западают мужики на таких, западают — это не отнимешь.

Но ведь здесь, на Севере, есть и получше. Такие же розовенькие, скуластые, сисясто-жопастые беляночки, только возрастом помоложе и менее потертые, каждый вечер толкутся у гостиницы «Береговия», на Свято-Никольской, той же, блин, Коммунистической и иных оживленных улицах. И стоят дешево… Наверняка Жора Пиноккио мог бы таких не один десяток вообще бесплатно привезти, типа на «субботник».

Может, все дело в том, что эти товарные девочки русские, а эта краля — финка? Велика разница, однако! Финка-то не финская, а карельская. То есть наша, российского образца и советского производства. Как-то раз Валерия у Лиисы спросила, чем карелы от финнов отличаются, и та объяснила, что, по сути дела, ничем, только карелов новгородцы в православие окрестили, а шведы финнов — в лютеранство. И те, и другие в те времена числились народами дикими и вообще чуханами, то есть чухонцами. Петр I, когда стоял «на берегу пустынных волн» и был «дум великих полн», как бы поскорее город заложить «назло надменному соседу», наблюдал, как известно, «приют убогого чухонца». То есть финны там, на месте Питера, задолго до царя-батюшки проживали. А сам Петя Великий рассуждал, что-де Финляндия «есть титька Швеции», которая ее молоком и маслом снабжает. Родной Лиисин Петрозаводск, между прочим, именно в честь Петра I был назван, и его даже большевики не стали переименовывать. Потом, при Александре I, наши у шведов вообще всю Финляндию отхапали, провозгласили великим княжеством и больше ста лет держали при себе. Вот где-то в это самое время Лиисины предки притопали на заработки в Петрозаводск и там прижились, да так, что, когда дедушка Ленин даровал финнам независимость, обратно не поехали. Может, и хорошо, что не поехали, потому что финны, должно быть, в благодарность за признание независимости всех большевиков у себя вырезали, а Лиисин прапрадед большевикам сочувствовал и даже в Красной Армии воевал. Прадед тот вообще был коммунистом, но перед финской войной его на всякий случай посадили. Правда, в 1944-м выпустили, но он через полгода помер. С дедом и отцом ничего такого уже не случалось, даже после того, как у них родственники в Финляндии отыскались. Потому что с Финляндией мы крепко дружили, покупали у них ту же «Виолу», сервелат, холодильники «Розенлев», даже ледоколы, Маннергейма, конечно, не поминали, хотя он, как впоследствии выяснилось, всю войну держал на столе портрет Николая II, который его в генералы русской армии пожаловал, и вообще считал, будто не во Второй мировой участвует, а доигрывает гражданскую. Со Ждановым, который после войны в Финляндии какую-то комиссию возглавлял, разговаривал по-русски и, говорят, очень одобрял товарища Сталина за то, что тот восстановил погоны. Хрен его знает, может, если б большевики в 1917-м эти самые погоны не отменили, так он не стал бы против них выступать?

В общем, Валерия много чего от этой Лиисы наслушалась, и все это сейчас из памяти выплыло. Но ничего существенного, могущего пролить свет на то, почему Драч и Сенсей решили препоручить ей заведование «Клубом любителей природы». Единствеиным более-менее похожим на дело обстоятельством являюсь наличие у Лиисы родственников в Финляндии. Может, ребятишки решили какой-нибудь международный бизнес наладить? Лес, например, продавать на переработку, а потом по бартеру бумагу получать. Финны свой лес берегут, как известно, много не пилят, а перерабатывающие мощности у небольшие. Везти отсюда, в общем и целом, недалеко, хоть по железной дороге, хоть на машинах, а летом вообще можно шотами через Сайменский канал, хоть медленно, но за куб дешевле получится.

Доцент Шипов трудился тут еще тогда, когда клуб и в проекте не числился, а университетская биостанция еще не стала экологической. Более того, он работал в этих местах еще до того, как защитил кандидатскую и стал доцентом, и даже до того, как получил высшее образование. А когда он впервые сюда попал, то еще и восьмилетку не закончил и только-только перешел в седьмой класс самой обычной сельской школы. То есть осенью 1973 года.

В эту самую школу пришел работать по распределению молодой преподаватель биологии, выпускник областного университета — он тогда еще был всего лишь пединститутом, но подготовку давал неплохую. Возможно, молодой учитель и не сильно радовался тому, что его отправили в деревню, но отказываться от распределения не стал. Поехал, получил комнатушку в деревянном строении, больше похожем на коровник, переделанный в барак, зарплату в 120 рублей и принялся честно учить молодое поколение сельских жителей, благо тогда еще в селах детворы было достаточно.

Этот парень справедливо полагал, что сельским ребятам мало просто отбарабанить курсы ботаники, зоологии, анатомии с физиологией человека и общей биологии, а изучить их глубоко и толково, ибо каждый колхозник или лесник — до определенной степени биолог-практик. О том, что скоро почти все, сумевшие дотянуть до десятого класса, дети этих постников и колхозников убегут подальше от земли, леса и прочей природы в города, он не догадывался. И о том, что станут они кем угодно: учеными, инженерами, рабочими, политиками, генералами, ворами и бомжами — только не колхозниками — тоже. А те, кто все же останется в селе, обойдется тем минимумом знаний, который от отцов-дедов из поколения в поколение передавался. Агроному с зоотехником виднее, а навоз из-под коров грести можно и без всякой там диетики-кибернетики…

Но учитель тогда питал надежды, что стирание граней между городом и деревней рано или поздно завершится, что труд колхозника станет более интеллектуальным благодаря Комплексной механизации и внедрению передовых технологий а потому создал из своих питомцев кружок юннатов. Если кто забыл, это было сокращение от «юный натуралист». Вот в этот-то кружок и записался тогдашний Толя Шипов.

А поскольку от села, где находилась школа, было не так уж далеко до университетской биостанции, то педагог решил раз в неделю водить своих юннатов туда на экскурсии. Сначала многие ходили, потом поменьше, а после и кружок угас, и учитель от лишней суеты устал. Как три года обязаловки прошло, он уехал в город и с тех пор в это село не заглядывал.