Уходя в армию, Генка был уверен, что для его любви к Инночке не может быть никаких препятствий. Ни то, что Инночка — его начальник, ни то, что она намного старше, ни ее почти взрослый сын… И даже то, что она не ответила ни на одно его письмо, не вызывало в нем сомнений в том, что она его дождется. Но с изуродованным лицом и беспалой рукой он не мог показаться ей на глаза.
А Инночка просто не заметила, что он изуродован… Любовь слепа. Слепа? Да ничего подобного. Любовь умеет видеть главное — большую душу, большое сердце, большую ответную любовь.
Глава 1
Ненавижу Москву, — привычно думала она. Причиной ненависти, пожалуй, было то, что ее мама называла «топографическим идиотизмом». Инна Лучинина — почти тридцати трех лет, русская, инициативный сотрудник, практически здоровая, да и вообще вполне нормальный человек, — была способна заблудиться на Курском вокзале. Да что там «была способна» — приезжая в столицу хотя бы раз в два года, она тут же, на вокзале, и переставала ориентироваться, блуждая среди ярких ларьков, лезущей в уши музыки, противных запахов общепита, бестолковых указателей, сонных, вздрюченных и сонно-вздрюченных пассажиров, злясь на себя все больше и почему-то не решаясь спросить дорогу до метро.
В метро тоже все страшно раздражало: эскалатор, который норовил откусить шпильки новеньких осенних полусапожек, реклама, соседи по движущейся лестнице, снова реклама…
Впрочем, сегодня она почти не замечала всего того, что обычно ей так не нравилось. Сегодня она думала, что едет «туда, не знаю, куда», и даже если ей удастся без дополнительных приключений добраться до места назначения, что и как там делать или не делать, тоже не понятно.
Красивое название подмосковного городка, где располагался военный госпиталь, Инночка для себя сразу, злобно и навсегда переделала в Крысьегнездовск. Этот Крысьегнездовск давно уже считался частью мегаполиса, но ехать до него надо было на электричке, причем с Павелецкого вокзала, на котором она ни разу не была.
«С моим счастьем — только по грибы, да и те разбегутся!» — непонятно почему вспомнились слова героя из любимой книги ее сына. Впрочем, «почему» — стало понятно буквально через десять минут: в расписании движения чертовых электричек на чертов Крысьегнездовск образовалось какое-то абсурдное «окно» в полтора часа. Следовательно, прибудет она в госпиталь — это если повезет с такси — не раньше двух часов. Будут ли еще в это время на месте врачи? Потому что встретиться с ним вот так, сразу, глаза в глаза, после того, что наговорила его мамаша, Инночка просто физически не могла. Как себя вести? Бодриться, балагурить? Этого она никогда не умела… Кричать, ругаться, возмущаться: почему не сообщил, не написал, не позвонил, почему такие новости она узнает через почти два месяца после событий? А собственно, почему должно быть иначе? Ведь она-то сама не написала ему ни единой строчки. Только эти ее дурацкие записи в дурацком дневнике… Но он-то о них и подозревать не мог, откуда бы?
Глава 2
Теперь придется искать новую работу. Как глупо, как глупо все! Дура старая, потянуло на подвиги…
Инна Алексеевна подняла глаза к зеркалу. Оттуда на нее смотрело милое, «кукольное», как говорила мама, личико. Нежная гладкая кожа, выразительные глаза, тонкий прямой нос… Несмотря на указанный в паспорте возраст — тридцать два года, — ни одной морщинки. Да что там, молодые коллеги всегда звали ее Инночкой, девчонкам и в голову не приходило, что изящная, маленькая и худенькая Инночка если не в матери, то уж в тетки им точно годится. Ее вообще все любили и уважали — за профессионализм и деликатность… До сегодняшнего вечера. Она заварила еще кофе и опять начала вспоминать — по кругу, по кругу, по кругу…
Профессиональный праздник в конторе любили. Тащили из дома самые изысканные закуски, почти все шили или покупали обновки, начальник, довольно молодой строгий вдовец, пьянки на рабочем месте не одобрявший, из года в год в праздник сам баловал подчиненных шампанским и конфетами. В этот раз сели за стол поздно, в шестом часу. Соседом Инночки оказался ее непосредственный подчиненный, двадцатитрехлетний Геннадий, высокий, тощий, угрюмый юноша, помешанный на компьютерах. Если бы она только могла предположить, чем это кончится! Она бы сказала, что болит голова и улизнула бы домой. Или приняла бы приглашение бывшего мужа посетить модный ресторан. В конце концов, можно было бы, сплавив сыновей на танцульки, попьянствовать вдвоем с соседкой…
Но Инночка, туманно улыбаясь, сидела в конторе, потягивая вино. Народ во главе с начальником задорно скакал под какую-то эстраду, Полина Георгиевна, считавшая себя чем-то вроде мамки всем, кому не стукнуло пятьдесят, настраивала свой вокальный аппарат в могучей груди, готовясь начать с коронной «Степь да степь кругом». При первых же тактах медленной мелодии Джо Дассена Генка взял ее за руку и бесцветным голосом сообщил:
— Идем танцевать.
