Фанатизм для суеверия – то, что исступление для лихорадки, что бешенство для злобы. Тот, у кого бывают экстазы, видения, кто сны принимает за действительность и фантазии за предсказания – энтузиаст; тот, кто убийствами поддерживает свое безумие – фанатик. Жан Диас, удалившийся в Нюрнберг, был совершенно убежден, что папа – антихрист Апокалипсиса, и что он имеет на себе знак зверя: он был энтузиаст. Его брат Бартоломео Диас, отправившийся из Рима, чтобы свято убить своего брата, и, действительно, его убивший из любви к богу, был одним из самых отвратительных фанатиков, когда-либо созданных суеверием.

Полиевкт идет в храм в день торжественного празднества, опрокидывает и ломает статуи и украшения: он фанатик, но не такой ужасный, как Диас, но не менее глупый. Убийцы герцога Франсуа де Гиза, Вильгельма, принца Оранского, короля Генриха III, короля Генриха IV и еще многих других – бесноватые, одержимые тем же бешенством, что и Диас.

Самый отвратительный пример фанатизма – фанатизм парижских буржуа, которые бросились убивать, резать, кидать в окна, раздирать в клочья своих соотечественников, не ходивших с ними к обедне.

Есть фанатики хладнокровные: это судьи, приговаривающие к смерти тех, чье единственное преступление – думать не так, как они; и эти судьи тем более виновны, тем более достойны презрения со стороны рода человеческого, что они не находятся в состоянии ярости, как Клементы, Шатели, Равальяки, Жерары, Дамьены, и, казалось бы, могли внимать голосу разума.

Раз мозг поражен гангреной фанатизма, болезнь становится почти что неизлечимой. Я видел исступленных людей, которые, говоря о чудесах святого Париса, постепенно, помимо своей воли, возбуждались: глаза их разгорались, члены тряслись, безумие искажало черты их лица; они бы убили всякого, кто стал бы им противоречить.