Ключ почти неслышно два раза поворачивается в замке, но дверь все-таки скрипит. И сразу же за соседской дверью слышится короткое шебуршание и приглушенное сопение, а дверной глазок наливается настороженной чернотой.

Одной рукой Павло медленно вытаскивает ключ из замка, а другой, скрутив «дулю», целится ею в соседский «глазок» и в Зину Гнатовну, которая, он знает, приникла к нему. Такой у Павла с Зиной Гнатовной ритуал, с незапамятных еще времен установившийся. Случается, когда Павло возвращается домой после своих ночных похождений, Гнатовна, будто бы ненароком, по какому-то своему делу, высовывает из-за двери квадратный подбородок с блестящей, жирной, недовольной нижней губой: «А, это ты, сынок… А я гадаю — шо там оно такое ходит?..» «Во сука…Это в первом-то часу ночи!» — думает тогда Павло и, что-нибудь наспех пробормотав, скрывается за обитой черным дерматином дверью.

Пашок чувствует, что лицо его немного подпухло, а тело пробирает легкая дрожь. Так у него всегда с похмелья — вчера они с Казаком и Егором были в «Беде», Пашок иногда туда захаживает. Весь вчерашний вечер там тлела по углам какая-то беспричинная драка, то затухая, то снова вспыхивая, и Павло тоже появлялся в разных углах, растаскивая переплетенные клубки тел. Даже сам ударил одного типа из первого микрорайона, которого они с Егором зовут между собой «Кондуктор». Коле Кугуту кто-то разбил пустую бутылку на голове. У Павла в памяти всплывает Колина окровавленная плешь, и его охватывает тревога.

«Не хватало еще в „Беде“ р

о

ги в маргарин вмочить, — скучнеет Павло и смотрит, вытянув ладонь, на дрожащие пальцы. — С понедельника с гульней завязываю». Ему не нравятся подобные приключения, но попадает он в них частенько, на протяжении нескольких уже лет, и не в последнюю очередь из-за выпивки. Последней была история с Симоном, который тогда еще был жив и, подженившись, обитал в Егоровом «пьяном доме». Там Павло с Егором его и отдубасили. «За метлу», — что-то там Симон лишнее ляпнул. К Егору на Вагонку, через насыпь, пришла потом целая делегация микрорайонских, взрослые мужики, лет под сорок, с черенками от лопат и велосипедными цепями — хорошо, что дома не застали. Искали по микрорайону и Павла. Еле обошлось тогда. А не так давно закололи Симона шилом в какой-то драке.

…«Скорик — лох», — равнодушно скользит он взглядом по полузачеркнутой надписи на синей панели стены… За густой зеленью и бетонным козырьком подъезда Павлу в запыленное окно никого не видно, но он чувствует кожей, что внизу, на лавке, уже собрались бабки. Сплетницкий развод. «Вот утром, это, встала — а нога затекла. И давление…» Как-то Пашок подговорил Кота, малолетку из соседних дворов, и за пару бутылок водки тот ночью разломал, разнес обе лавки в щепы. Правда, скоро нашлись новые доски, и умелец дядя Павлик с первого этажа, ворочая волосатыми плечами, все починил. Мудак.