25-го Июня 18… года

…Последнюю версту до Митрофаньевских Копней добирались уже в сумерках. Первые дворы казались заброшенными — ни лучины в окне, ни собачьего лая. Проехали дальше — та же картина. Послал Ефрема пройтись по избам — нигде никого, ворота нараспашку, плетни сворочены, кое-где окна забиты доской, а двери — напротив — частью вовсе выбиты или висят на одной петле. Выбрали самую богатую на первый взгляд избу и стали там самовольным постоем. Завтра разберемся, что к чему.

26-го Июня 18… года

Опять пожалел, что не взял с собой перину. Зато наш доктор Мозер — это над его забитой до отказа кибиткой мы надрывались от смеха в начале экспедиции — скачет бодрым зайцем уже с пяти утра, отоспавшись на своем матраце лебяжьего пуху. А мне Ефрем только сена натаскал на лавку. Потому что изба, где мы расположились, только на вид расписная и богатая, а внутри — шаром покати. Только детский лапоток одиноко валяется посреди комнаты. Даже перекреститься не на что — иконы, и те сняли. А на огородных грядках — ровно татарская орда прошла — все растения как копытом гигантским придавлены.

Собрали военный совет. Хотя нет, прежде Ефрем мне долго чесал бороду — от сена и разной нечисти. Потом уж был совет. Кто виноват в том, что деревня, ради которой затевалась экспедиция, оказалась пуста и заброшена — непонятно. Все, конечно, винили меня, я же винил г-на Афанасьева, который — заметьте! — клялся и божился, что в Митрофаньевских Копнях не просто предания можно пудами собирать, а еще и живую легенду собственными очами наблюдать и исследовать. Про суть легенды сильно не распространялся, что-то про оживший хлебный катышек и всё, а остальное — сюрприз, мол, пусть будет. Знаем мы его сюрпризы — сплетен простонародных на Сухаревке наслушается, да уж и загорится душой от всякого волшебного пустяка. Однако, все равно заняться было особенно нечем, вот и сблажил я с этой экспедицией, да еще попутчиков набрал.