«Книги судеб» о буднях главного редактора издательства «Замок». В рассказе «Часы» главный герой, находясь в набитом вагоне метро, вспомнил, как когда-то он выкинул в море часы и познакомился с девушкой.
Знамя, 2012 № 12
Книги судеб
1
— Сучасный, бедняга, не приедет.
— Что?! — изумился Буряков. — То есть как — не приедет?! У него в четыре автограф-сессия!
— Я ему так и сказала, что вы рассердитесь, — заметила Вера Михайловна.
Буряков два раза раскрыл рот попусту, потом спросил враждебно:
— И в каком это смысле он — бедняга?!
2
Комнатушка, в которой происходил разговор, находилась внутри стенда издательства «Замок».
Возможно, тополог старой школы заметил бы, что «стенд» в привычном понимании слова — это все-таки нечто совершенно плоское, а «комната», сколь ни будь она мизерна, имеет хоть какую кубатуру, по причине чего поместить второе в первое не представляется возможным.
Однако в данном случае все уживалось самым чудным образом: стенд издательства «Замок» совершенно не был плоским, а, напротив, представлял собой трехмерную, чрезвычайно вычурную конструкцию: именно что многобашенный фанерный замок с бойницами, из которых вместо пушек тоже высовывались какие-то томища. И даже с подъемным мостом: крашенный под камень аппендикс на ржавых цепях служил площадкой для автограф-сессий, презентаций и прочих составляющих выставочной суматохи.
В процессе подготовки к выставке главный художник настаивал на несколько иной трактовке задачи. По его мысли, в названии издательства ударение следовало ставить на втором слоге. Поэтому прилавки должны размещаться в скважине, несколько расширенной в сравнении с обычными пропорциями висячих замков (примерно четырехметровой), дужка, широко открытая ожиданиям читателей, — нести рекламные и агитационные материалы, а большой железный ключ, прислоненный сбоку, символизировать многочисленные открытия, ожидающие тех, кто купит изданные здесь книги. Поколебавшись, руководство все же склонилось к первоначальной версии компоновки.
Сейчас на подъемном мосту у микрофонов стояли две белокурые красотки.
3
«Половину пропустили, кретинки! — кипел он про себя. — Десять раз проговаривали! На бумаге написано! Актрисы, разорви их пополам! Про экранизацию забыли… и что она продолжательница традиций Толстого и Тургенева, тоже забыли!.. Вот не заплачу ни хрена, будут знать!..»
Но сам понимал, конечно, что все это пустое бурление: как не заплатить, если и договор давно подписан, и аванс выдан.
Он сидел на вертлявом стуле в кафе на втором ярусе, пил третью чашку кофе в тщетной надежде унять ломоту, переместившуюся ближе к затылку, и хмуро смотрел вниз, где простиралось людское море.
Шел третий день выставки, море кипело, заливая берега и особенно пенясь возле двух самых больших кораблей, в сравнении с которыми прочие выглядели утлыми лодчонками, в несметном количестве суетящимися вокруг этих титанов.
Первым был родной для Бурякова замок издательства «Замок» — людские волны разбивались об него, как об утес, грозно вырастающий на их пути. Вторым — конкурентное сооружение издательства «Кряква». В этом году оно и впрямь представляло собой титаническую утку: как бы готовясь взлететь, огромная фанерно-пластиковая птица полурасправляла крылья — именно под ними теснились витрины и прилавки продажной части, — тянула голову и раскрывала клюв, словно намереваясь на самом деле оглушительно крякнуть, подтвердив тем самым свое громкое название. Клюв производил, однако, впечатление чего-то хищного, будто принадлежал не утке, а орлу или даже грифу. Этот сомнительный эффект, несомненно, являлся результатом дизайнерской ошибки.
4
Он уж совсем было поднялся, как вдруг кто-то хлопнул по спине.
— Привет!
— Здорово, коли не шутишь, — безрадостно отозвался Буряков.
— Позволишь?
Не дожидаясь ответа, Кудимов шумно придвинул стул, шмякнул портфель. Принес от киоска стакан сока, сел и спросил негромко:
5
Чтобы выкурить сигарету, приходилось выходить на улицу.
Впрочем, это могло только порадовать — начало осени выдалось ясным, солнечным. Клены густо краснели вдоль дорожек, и даже ординарная листва тополей и вязов, желтея и падая, еще не производила впечатления уныния и распада.
Он стоял на ступенях левее главного входа. Несмотря на близящийся вечер, очередь в кассу все еще змеилась. На небольшой площади раскинулись книжные палатки и ларьки каких-то совсем, должно быть, горемычных издательств, не имевших куражу и денег снять стенд внутри. Впрочем, читающей публики и здесь хватало: с набитыми какой-то макулатурой авоськами, пакетами, даже сумками на колесах. Особо густо толклись возле кулинарных, садоводческих, собачьих, рукодельных разделов; привлекали жадное внимание читателя и красочные буклеты чего-то автомобильного.
Он рассеянно разглядывал всю эту мельтешню. Вышивки, способы выращивания помидоров. Строим своими руками. Пудель как глава семьи. Десять способов изготовления самогона в домашних условиях. Давай, брат, отрешимся, давай, брат, воспарим. Воспаришь тут, как же… Вот уж чушь собачья, господи.
Посмотрев на часы и растоптав окурок, достал вторую сигарету. Идти обратно в павильон не имело смысла — Вадик вот-вот должен был привезти Сучасного.
Часы
Понимаю, что ничего оригинального в этом высказывании нет: метро я не люблю.
Турникеты минуешь более или менее независимо, но уже эскалатор вторгается в твое личное пространство случайными толчками дробно сбегающих.
А в набитом вагоне и вовсе стискивают хуже, чем сигарету в полной пачке: ногти обломаешь, пока выцарапаешь.
Особенно раздражает, если тащишься по совершенно никчемному делу. И делом-то нельзя назвать. Глупость одна.
Но все равно: громыхай свои девять станций. Главное — глаза куда-нибудь упереть.
