Лари уже умер.

Мы -- холостяки -- одинокие люди. Если бы я время от времени не проклинал одиночество, то не был бы другом Ларри Вайтмана, баритона. Даже не другом, а скорее приятелем. Я проводил с ним время, любил я его или нет. Я понял, когда холостяки стареют, они все меньше и меньше выбирают с кем проводить время, и, как и все в их жизни, друзья превращаются в привычку и наверно становятся частью рутины. Например, пока чудовищное самомнение и тщеславие Лари окончательно меня не достали, я многие годы постоянно стремился его увидеть. А когда я начал анализировать, что значит постоянно, я понял, что видел Лари каждый вторник с пяти до шести вечера. Если бы в суде меня кто-нибудь спросил, что я делал в пятницу вечером такого-то и такого-то числа, мне надо было лишь вспомнить, что я буду делать в ближайшую пятницу, чтобы рассказать, где я вероятно был в интересующую их пятницу.

Я хочу также добавить, что я люблю женщин, но я добровольный холостяк. Если холостяки одинокие люди, то женатые не только одинокие, но и зависимые.

Когда я говорю, что люблю женщин, я могу назвать имена и возможно, под предлогом привычки, объяснить свою дружбу с Гарри в контексте этих женщин. У меня была Эдит Вранкен, дочь пивовара из Шенектада, которая хотела петь; Дженис Гурни, дочь торговца скобяными изделиями из Индианаполиса, которая хотела петь; Беатрис Вернер, дочь инженера-консультанта из Милуока, которая хотела петь; и Элен Спаркс, дочь оптового бакалейщика из Буффало, которая хотела петь.