В октябре Китайская Народная Республика отметит свое 40-летие. Этот период истории страны относительно хорошо известен советским людям. Меньше знаем мы о предшествовавшем периоде и особенно о человеке, имя которого было у всех на слуху и который доминировал в политической жизни Китая почти четверть века до провозглашения КНР.

Лидер партии Гоминьдан[Гоминьдан (Национальная партия)— политическая партия в Китае, созданная в 1912 г. До 1927 г. играла прогрессивную роль. Книга В. Воронцова о «китайском Бонапарте» вскоре выходит в Политиздате.] , восставшей против маньчжурского ига, Сунь Ятсен ушел из жизни 13 марта 1925 года. Наследство Сунь Ятсена оказалось в центре острых политических и идеологических столкновений.

Среди наследников Сунь Ятсена был и Чан Кайши (Цзян Цзеши) — выходец из благополучной провинции Чжэц-зян и благополучнейшей для Китая среды: отец его был преуспевающим торговцем. К середине 20-х годов за его плечами учеба, сначала в родной провинции, затем и в военной школе в Японии.

В Японии молодого Чан Кайши поражало, казалось, все. Он с восторгом наблюдал, как японские военнослужащие безропотно, словно бессловесные механизмы, исполняли приказы командиров. Солдат-фанатик, готовый в любую минуту пожертвовать своей жизнью во имя императора («свершить возложенную на него историческую миссию»), становился примером для подражания не только в среде японской учащейся молодежи, но и обучавшихся в Японии иностранцев. С затаенной завистью посматривал Чан Кайши на японских офицеров и генералов, с гордостью восседавших на почетных местах во время различных воинских празднеств, когда воздавалась хвала победам японского оружия.

Весной 1911 года— это был год начала Синьхайской революции, сокрушившей иго маньчжурской Цинской династии, но одновременно вызвавшей политическое дробление республики на районы, оказавшиеся под контролем военных клик, — Чан Кайши прибыл из Японии в Шанхай. Город бурлил: здесь расцветала подпольная деятельность— как деловая, так и политическая. Шанхайский делец Чэнь Цзимэй, опекавший молодого Чан Кайши, учредил тайное общество содействия революции в провинциях Цзянсу и Чжэ-цзян. В рядах противников маньчжурской династии действовало множество предателей и провокаторов, и их жертвой чуть было не стал наставник Чан Кайши. Чэню удалось ускользнуть, но его друзья были схвачены. Чан Кайши счел за лучшее спокойно вернуться в Японию. Второе расставание с родиной оказалось не таким уж длительным. Вскоре вести о восстании в Учани — в самом центре Китая — достигли Чэня, и он сразу же отправил телеграмму своему ученику в Японию. Чан Кайши в ту пору было 25 лет. Впоследствии, обращаясь к прошлому, Чан так писал о первых шагах своей карьеры: «Я чувствовал, что пришло время для нас, военных людей, послужить на благо отечества. Я поэтому немедленно возвратился в Китай для участия в революции. Это было действительно начало моей революционной карьеры».

Чан Кайши готовил себя и к военной учебе в Германии. Он изучает немецкий язык, занимается и издательской деятельностью. В журнале «Голос Армии» пытается обсуждать международно-политические и военные проблемы Китая, вопросы границ и т. д. Начинающий автор рассуждает о будущей «республике мира», где все расы будут жить в гармонии и достатке. Войны уйдут в прошлое, необходимость в армии отпадет, и только полиция будет лишь наблюдать за порядком. Но пока он размышляет о китайской армии. Какой она должна быть? Он призывает довести численность армии до 600 000. Увеличить расходы на военные нужды, основное внимание сконцентрировать на сухопутных войсках. Вся военная власть, подчеркивал Чан Кайши, должна быть сосредоточена в руках центрального правительства.

Не менее сложной проблемой, нежели политические, стала для Чан Кайши женитьба на дочери Чарльза Суна — одного из просвещенных деловых людей того времени — и свояченице Сунь Ятсена. Женитьба открывала для Чан Кайши заветные двери в салоны заправил финансового и промышленного мира Запада.

Сун Мэйлин блистала в высшем свете Шанхая. Она отличалась подвижностью, одухотворенностью, привлекательностью, ее расположения добивалась толпа нетерпеливых и настойчивых поклонников.

Впервые Чан Кайши встретил Мэйлин в доме жены Сунь Ятсена — Цинлин. Чан Кайши завязал с Мэй переписку, а вскоре и поделился с Сунь Ятсеном своими планами на женитьбу. Совет старшего соратника не внушал особого оптимизма — Сунь Ятсен просил не форсировать события. Сун Цинлин, услышав от супруга новость о намерении Чан Кайши просить руки ее сестры, реагировала довольно жестко. «Я предпочту увидеть Мэйлин мертвой,— заявила она,— нежели замужем за Чан Кайши».

Мать Сун Мэйлин, находясь во власти слухов о личной жизни жениха, колебалась довольно долго. Много было толков о последней женитьбе претендента на руку ее двадцатишестилетней дочери. Предшественницы Сун Мэйлин принадлежали к различным слоям общества. В первый брак Чан Кайши вступил в 15 лет, подчинившись родительской воле, привел в дом провинциальную девушку. От этого союза, который вскоре распался, остался сын — Цзян Цзинго. Вторую жену Чан нашел среди шанхайских красавиц, известных своей стойкой приверженностью к самой древней в мире профессии. Природа наделила его избранницу— Чэнь Цзиюй и красотой, и умом, но и этот союз оказался недолговечным. Суровый и голый прагматизм определил новую веху в жизни Чан Кайши. Он действовал в полном взаимопонимании со своим давнишним покровителем, предводителем гангстерского «общества Зеленых» Ду Юэшэном. «Общество Зеленых» довольно элегантным способом освободило Чан Кайши от его второй жены, отправив ее в США. Изгнанница получила степень доктора при Колумбийском университете, приобрела дом недалеко от Сан-Франциско.

Чан Кайши выложил в доме Сунов на стол документальные доказательства развода. Однако у родителей невесты оставались сомнения: готов ли Чан Кайши стать христианином? Сумеет ли он побороть влияние сатаны? Ведь все его прежние увлечения — женщины легкого поведения! Чан Кайши отвечал, не колеблясь: «Да! Да! Он готов сделать все, готов изучать Библию, быть прилежным христианином». Мадам Сун сдалась. 26 ноября в шанхайских газетах появилось уведомление о предстоящей женитьбе Чан Кайши.

В сентябре 1933 года Чан Кайши говорил о милитаризме как об одном из основных элементов фашизма. А уже через год на вопрос, в чем нуждается Китай, он заявит: «это милитаризация жизни народа всей страны».

Особое значение придавалось другому элементу — беспрекословной вере в лидера. Если конфуцианская книга «Цзя-юй» сравнивает отношения правителя с народом с отношением между всадником и лошадью, то Чан Кайши уподобляет Китай «пространству зыбкого песка», т.е. безмолвной пустыне.

19 февраля 1934 года на массовом митинге в Нанчане Чан Кайши призывает соотечественников начать «движение за новую жизнь». Выступая перед 50-тысячной толпой, он обращается к опыту Германии и Японии, к традиционным конфуцианским постулатам, к христианству. Гоминьдановцы стремились восстановить утерянный энтузиазм своих легионов, возродить дух преданности власти объединенного вокруг единых целей народа. Примеров для подражания можно было найти немало: опыт «великого дуче» в Италии, пробуждение сознания народа времен Ата-тюрка в Турции, когда антиимпериализм в этой стране становился основой борьбы против иностранной интервенции. Все эти примеры способствовали зарождению в умах у Чан Кайши и его советников амбициозных нововведений по преобразованию общества, морального усовершенствования нации.

Милитаризм в Китае, как и в любой другой стране, нуждался в националистическом, шовинистическом покрывале. Успехи в военной области в Германии, которая, казалось, еще совсем недавно испытывала горечь поражения, не могли не привлечь внимания гоминьдановского лидера. Да и в условиях развития японской агрессии опираться на японских советников и на японский военный опыт стало отнюдь не безопасно.

Чан Кайши, обращаясь к своим соотечественникам, вновь и вновь приводил пример возрождения ослабленной первой мировой войной Германии. Он отмечал энергию руководителей этой страны, их способность в короткие сроки ослабить бремя репараций, возложенное на них победителями.

Внедряемые сверху «движение за новую жизнь», «движение за спасение нации» не могли компенсировать отсутствия объективных, цементирующих общество факторов гражданской жизни. Чан Кайши, спекулируя на интересах различных социальных сил в китайском обществе, пытался, как это нередко делали и другие лидеры на Востоке, решить политическими и идеологическими методами проблемы объединения страны. Военно-политические и идеологические методы могли вести к упрочению диктатуры, но в то же время и обостряли существующие в обществе противоречия.

В это время Чан Кайши все больше опирался на советскую помощь. Постепенно увеличивались ряды легиона советских добровольцев; советские пилоты прибывали из различных районов своей страны; в трудных условиях, сталкиваясь порой с непреодолимыми препятствиями, они перегоняли самолеты и необходимую технику через безлюдные монгольские степи. Для многих советских людей — советников в китайской авиации — подвиги в схватках с воздушным агрессором стали логическим продолжением их суровой борьбы с фашизмом и милитаризмом, которую они начали в Испании.

Чан Кайши, хотя и говорил публично о большой роли советских советников, на деле ограничивал их деятельность. Генералы, окружавшие генералиссимуса, были обеспокоены прежде всего своей личной судьбой, их заботили привилегии, которые они стремились во что бы то ни стало сохранить. Влияние же людей, приехавших из Советского Союза и воспитанных в духе иных человеческих ценностей, вызывало в их среде лишь подозрительность и недоверие. Но среди советских советников нашелся и такой, кому бонапартизм Чан Кайши пришелся по вкусу. Полковник Власов благословил издание плаката, на котором были запечатлены его собственное изображение и образ милитариста Ян Сишаня — вожди вели за собой войска в сражениях с японцами.

Претендент в полководцы был отозван. Да, это тот Власов, который, будучи уже генералом, перешел на службу к фашистскому рейху.

К 40-летию разгрома милитаристской Японии политическая академия ВМС Китая опубликовала материалы о советской помощи Китаю во время антияпонской войны. Согласно этим материалам, СССР с 1938 года по 1940 год предоставил Китаю кредиты на сумму 450 млн. долларов в виде оружия; с октября 1937 года по сентябрь 1939 года из СССР было поставлено в Китай 980 самолетов, более 80 танков и 1300 орудий. В Китай для подготовки китайских офицеров прибыло 3600 советских военных специалистов.