Личный опыт соучастия в истории

Воронель Александр Владимирович

Подлинная ценность книги не в фиксации событий (в самом деле, незабываемых), а в способе их осмысления. В феноменальном умении автора подняться над ними на такую высоту, с которой они образуют картину, доступную анализу. Кому бы не хотелось достичь такой точки обзора!

НЕ ВЕСЬ НАРОД БЕЗМОЛВСТВОВАЛ

   На днях я получил письмо из далекого Челябинска от Георгия Ченчика (брата Олимпийской чемпионки по прыжкам Таисии Ченчик) - человека, с которым расстался около 60-и лет назад и до сих пор не знал, жив ли он. Летом 1946 года мы просидели два месяца в одной камере внутренней тюрьмы челябинского ГБ.

   Так давно это было... мне даже немного неловко признаться, что я такой старый. Но тогда мне было только 14 лет, а ему 18, и я воспринимал его как взрослого. Оба мы были посажены за "антисоветскую деятельность", и конечно на воле не подозревали ни о существовании друг друга, ни о многих других подпольных, молодежных кружках, возникавших в те годы по всей стране.

   В России, да и в Израиле, теперь часто поминают сталинские репрессии, но, в основном, 30-х годов, когда эти репрессии относились к людям, вовсе неповинным в сознательной "антисоветской деятельности". Это были и в самом деле, так называемые, "неоправданные репрессии".

   Невольно подумаешь: что же это была за страна, если при таком свирепом режиме, когда "запрещалось все - даже то, что разрешалось", все репрессии были неоправданные. Не означает ли это, что никто и не сопротивлялся? И "народ безмолвствовал". Поэт Наум Коржавин так и писал об этом мертвом (вернее мертвящем, но все же далеко, далеко не мертвом) времени: