Высокий человек, состоявший, казалось, из одних стальных мускулов, уверенно шагал по коридору, почти не обращая внимания на то, что его окружало. А обратить следовало бы – мало кому из смертных дозволялось войти во Средоточие Мира, как часто называли Олимп, символ мощи Гипербореи, цитадель высших магов. Здесь все поражало воображение… Пол был выложен полированным камнем, который привозили из самых разных пределов Ойкумены, и багровая яшма плавно перетекала в глубокую зелень малахита, серый гранит сменялся светлым мрамором, а сочно-фиолетовые плитки чароита соседствовали с и вовсе странными, угольно черными, из глубины которых сияли самые настоящие серебристые звезды… Уходящие ввысь колонны поддерживали массивный свод, а между ними выстроились статуи…

Большинство тех, чей лик был запечатлен в мраморе или бронзе, Геракл знал. Немало нашлось и таких, кто был представлен в этой кажущейся бесконечной галерее не одной, а тремя, четырьмя статуями… Великан мысленно усмехнулся – достаточно было бы посчитать изваяния и без особого труда определить, кто и какое место занимает в иерархии Гипербореи. Здесь были все, кроме, пожалуй, Зевса – старик слишком поздно вступил в обладание Знанием бессмертия, а потому и обречен был долгие века пребывать в теле пусть еще и крепкого, но морщинистого и седобородого мужа. Увы, вокруг него всегда было достаточно мужчин и женщин высшей расы, кто, прожив на свете не меньше или немногим меньше Верховного Мага, выглядели не в пример моложе. Тот же Гермес… пусть выскочка, пусть мало кем любимый… но талантлив, невероятно талантлив. Полностью освоив магию бессмертия к восемнадцати годам, юноша, не раздумывая, остановил свое старение на этом рубеже. Может, теперь и сам жалеет об этом, ибо для остальных он так навсегда и остался юношей, и многие не воспринимают его всерьез. Хотя без зазрения совести пользуются его услугами.

Сам Геракл не был сторонником бессмертия… может, еще и потому, что самому ему не дано было остановить приближение своей старости. Замедлить немного – это ему было вполне по силам, но получить истинное бессмертие мог только полностью обученный гиперборейский маг. Способности же самого Геракла были, если сравнивать их даже со слабейшим из Высших, незначительными. Сказалось происхождение – кровь Зевса, смешавшись с кровью простой смертной, пусть и блиставшей красотой женщины дала ребенку силу, выносливость, ум… но почти не дала способностей, превыше всего ценимых чистокровными гиперборейцами. Зато его ценили как воина. Среди гиперборейцев по крови немного находилось тех, кто готов был взять в руки оружие – рискнуть бесконечной чередой лет жизни ради минутной… пусть даже долгой славы, на это требовалось немалое мужество. Да и к чему, если всегда есть под рукой герои, вроде Геракла или Хирона.

Геракл усмехнулся в бороду – и усмешка вышла теплой, доброй. Скоро он увидит старого приятеля… несмотря на то что Хирон еще несколько сот лет назад удостоился бессмертия из рук своего отца Кроноса, он не утратил тяги к приключениям и к перспективе коротать века в довольстве и неге относился скептически. В свое время Геракл немало перенял у учителя – вряд ли в армии Гипербореи можно было найти лучшего стрелка, чем Хирон. Дары богов – лук Аполлона, меч Гермеса были, конечно, великолепны, но даже самый лучший в Ойкумене лук ничего не стоит без рук, что его натягивают. С тех пор как Кронос был свергнут, кентаврос попал в немилость… не то чтобы ему что-то серьезно угрожало, но Зевс, не испытывая любви даже к собственным детям, не говоря уж о бастардах Кроноса, приобрел привычку затыкать ветераном все дыры, а потому встретить Хирона на Олимпе удавалось редко. Но сейчас он был здесь – и в этом была одна из причин, по которой Геракл вошел в эти стены с радостью. В иное время, в иной ситуации вестникам Зевса пришлось бы потрудиться, чтобы убедить героя прибыть к трону Верховного Мага.

– Похоже, этому трону недолго так называться, – пробормотал воин вполголоса, без особой приязни глядя на единственную статую Зевса, сделанную в незапамятные времена, когда Громовержец был еще юн. В прошлый раз, когда ему довелось пройти этой галереей, этого изваяния здесь не было.

Факел потрескивал, пламя отбрасывало на каменные своды пещеры странные отблески. Где-то журчала стекающая по стенам вода, горькая, непригодная для питья. Впрочем, даже откройся здесь чистейший как слеза родник, Геракл не рискнул бы поднести ко рту пригоршню воды. Здесь было неподходящее место ни для сна, ни даже для короткого привала.

Уже несколько часов он шагал и шагал вниз, перебираясь через завалы, иногда чуть ли не до крови обдирая кожу, обходя острые сталактиты, равнодушно скользя взглядом по нередко встречавшимся на пути скелетам. Войти в пещеры, что вели к Тартару, было легко. Их даже не сторожили – ибо немного находилось тех, кто, будучи в здравом уме, решался спуститься в недра земли, приблизиться к царству мертвых. А те, кому на это хватало глупости, безумия или мужества, редко возвращались назад. Пещеры были огромны, в них было легко заблудиться – за плечами Геракла уже осталось не менее сотни стадий,

[1]

но это была лишь малая часть общей протяженности пещер. Стоит потерять дорогу – и тогда оставалось лишь ждать, пока кончится вода в мехе, да запас сухих лепешек и вяленого мяса, ждать, пока догорит последний факел… А потом молить о приходе смерти.

Геракл не боялся заблудиться. Он знал дорогу – ему уже приходилось бродить по этим пещерам. Сейчас его гнало сюда странное чувство – всем своим существом он ощущал необходимость спуститься к Стиксу, Реке Забвения. Здесь, у мрачных вод, никогда не видевших дневного света, он сможет получить ответы на вопросы.

Ягненок за плечами жалобно заблеял и отчаянно рванулся, в который уж раз пытаясь освободиться. Геракл не обратил внимания на метания несчастного животного, чуявшего, видимо, приближение неизбежной смерти. Он чуть было не пропустил нужный поворот – ошибка, допущенная здесь, среди бесчисленных каменных переходов, могла обойтись дорого. Он всегда гордился своим умением находить верную дорогу в лесу, в пустыне, в горах – везде, куда забрасывала его тяга к приключениям, но тут, в толще скал, умение вновь и вновь отказывало ему, и оставалось надеяться лишь на знаки – те, которые он сам когда-то начертал, спускаясь к Стиксу впервые.

Впереди послышался глухой рокот, и, одновременно, Геракл ощутил, как дыбом становится каждый волосок на теле. Сам воздух здесь был до предела насыщен магической силой. Не зря Олимп, цитадель Гипербореи, был построен над этими пещерами – маги черпали дармовую силу, в изобилии разлитую буквально у них под ногами. Пожалуй, сильнейшие из гиперборейцев – тот же Зевс, к примеру, – мог исполнить то, что привело сюда Геракла, даже не вставая с трона. Что ж, если для того чтобы услышать нужные слова, ему придется проблуждать во тьме хоть сутки – пусть так и будет.