2008 год

Я сидела на шатком стуле перед массивным столом и мрачно смотрела в объемистую книгу. Нет, не подумайте, что книга была нудная и неинтересная, наоборот, мне очень нравилось ее читать и рассматривать невиданные картинки и чудесные орнаменты, окаймляющие страницы и плотный переплет с обожженными краями. Еще бы! Как может не нравиться такая невероятная вещь, как Книга Белой магии, о существовании которой я и не подозревала в недавнем прошлом. Но это заклинание по уничтожению «злобных домашних демонов», то есть, по-современному, полтергейстов, мне не нравилось. «Почему?» — спросите вы. Начну с того, что для начинающих (как я) магов все часто применяемые заклинания необходимо выучить наизусть и уметь воспроизвести в любое время дня и ночи. А попробуйте выучить этот «трактатик», растянувшийся на два с половиной листа. Сочинявший его маг наверняка был, мягко говоря, не в себе. Чокнутый, короче. А как иначе можно его назвать? Пока ты успеешь вспомнить и произнести хотя бы половину заклинания, полтергейстик раз десять сможет заехать тебе по голове какой-нибудь особо гадостной сковородкой (если ты везунчик) или чугунной гирей (при отсутствии фортуны).

Даже не знаю… Может, в древности полтергейсты были воспитаннее, понахватавшись аристократизма и выучив этикет? Может, они кидали в людей исключительно батистовыми платочками с кокетливой монограммой собственного исполнения?

Я мученически вздохнула и откинулась на спинку стула. Голова гудела, как медный котел, и ни одна мысль не хотела задерживаться там надолго. Взгляд лениво заскользил вдоль знакомых стен большого зала, освещенного рассеянным в воздухе светом. Светильников как таковых не было. Зал имел форму правильного квадрата и размеры примерно восемнадцать на восемнадцать метров. Потолок с мраморными барельефами поддерживали мощные девятиметровые колонны, плавно переходящие в аркбутаны. Справа от меня находилась дубовая дверь, ведущая в Зал Советов. Впереди и позади — располагались ряды рабочих столов и стульев, массивных и явно старинных, от вида которых любой ценитель антиквариата прыгал бы до потолка. Слева от меня стояло несколько стеллажей с потрепанными книгами разной толщины — от тоненьких брошюрок, вроде тетрадок, до таких толстых, что, упади она на ногу, сразу вспомнятся все возможности и нюансы великого и могучего русского языка. Это были дневники и заметки наиболее известных магов прошлого, истории их жизни и охоты на нежить и других злобных невиданных существ, считающих себя хозяевами ночи.

Каюсь, в последнее время я чересчур увлеклась этим интригующим, захватывающим чтивом во вред изучению Книги магии. Ну а что делать, если вредное заклинание против полтергейстов не хотело укладываться у меня в голове, а страницы за ним хитрющая Книга не показывала? Личности и приключения магов прошлого завораживали. Фабиан, Вулф, Белецкий… Они пережили сотни приключений. Э-э-эх… А мне еще так и не представилось случая на практике применить что-нибудь из выученного убийственного арсенальчика. Я и нечисть-то пока видела только на картинках. Хотя нет, вру. Одного представителя ночного мира мне все-таки довелось повидать.

— Меланья, — раздался над ухом голос учителя, — о чем задумалась?

Он прекрасно знал, что я не люблю, когда меня называют полным именем, предпочитая укороченное «Мэл». Но Сергей Иванович, как, впрочем, и я, был раздражен заминкой в изучении Книги магии.

— Когда же ты наконец усвоишь это заклинание? — вздохнув, спросил он. — Что ты будешь делать, если попадешь в дом, где хозяйничает полтергейст?

— А зачем мне соваться в такой дом? — вопросом на вопрос ответила я. — Мне положен напарник — вот пусть он и отдувается.

И тут случилась странная вещь: плечи моего учителя начали подрагивать от еле сдерживаемого смеха.

В тишине ночи раздался рык. Такой звук могло бы произвести горло огромной собаки, защищающей свою территорию. У меня по спине побежали мурашки. Кровь сильнее застучала в висках. Непроизвольно я остановилась и чуть присела, вслушиваясь в окружающие звуки. Хотелось бежать отсюда как можно скорее, но позволить себе такое я не могла. Во-первых, неизвестно, откуда донесся этот звук, во-вторых, повернуться спиной к опасности тоже было страшно. Я не знала, что лучше выбрать. Если бежать в неизвестном направлении, можно столкнуться лицом к лицу со зверем, чей грозный рык пробрал меня до костей, или позволить ему напасть сзади.

Пока я раздумывала над этой дилеммой, зверь сам решил избавить меня от сложного выбора. Он вышел из-за ближайших кустов на дорогу… Я судорожно сглотнула. Это был ОН, тот самый оборотень, за которым гонялись Сергей Иванович и Димка при нашей первой встрече. Только теперь зверь показался мне еще больше и опаснее. Темная шкура отливала серебром в бледном сиянии звезд. Шерсть на загривке угрожающе топорщилась. Пасть приоткрыта в страшном оскале, позволяя увидеть острые длинные клыки. Он смотрел на меня блестящими злобными глазами в предвкушении славной закуски. Оборотень медленно сделал шаг вперед ко мне. Все мысли тут же выветрились из моей головы. Я уже перестала сомневаться, правильно ли поступаю. Мне стало не до стратегии поведения. Я мгновенно повернулась и сломя голову понеслась по парковой дорожке назад. Но далеко убежать не удалось. Я наступила ногой на валяющуюся на дороге ветку, скорее даже прутик, проехала на ней десяток сантиметров и полетела на землю. Приземление получилось не очень удачным — на обе раскрытые ладони и пятую точку. За спиной послышалось сопение приближающегося зверя. Не раздумывая, я сорвала с ноги босоножку и наугад махнула рукой с импровизированным оружием за спину. Как это ни странно, попала! Длинная металлическая шпилька с глухим звуком врезалась в лоб оборотня. Зверь тут же отскочил от меня на несколько шагов и недоуменно затряс головой. Такого коварства от беззащитной загнанной жертвы он не ожидал! Закрепляя свой временный успех, я со всех сил швырнула в оборотня многострадальной босоножкой, а сама устремилась к ближайшему дереву, благо оно находилось всего в двух шагах.

Не знаю, может, человек действительно произошел от обезьяны? Может, и правда в каждом из нас живет память предков и изредка, в крайнем случае, дает о себе знать? Но на дерево я вскарабкалась в рекордные сроки. В пасти бросившегося за мной оборотня остался только кусок оторванной штанины от джинсов. Этот «приз» он получил, когда в высоком прыжке попытался вцепиться клыками мне в ногу.

От пережитого ужаса я обхватила ствол руками, зажмурила глаза и, стоя на довольно толстой ветке, застыла в такой позе. Сердце бешено стучало в груди.

Так прошла минута или две. Снизу послышался звук царапающих кору когтей. Оборотень не хотел смириться с таким положением дел, когда он там, внизу, а жертва — то есть я — наверху изображает из себя обезьяну. В тишине ночи раздалось тоскливое подвывание зверя. Если он хотел меня разжалобить — напрасно. Я отнюдь не прониклась к нему сочувствием. Наоборот, этот звук помог мне прийти в себя. Я с радостью начала осознавать, что по деревьям оборотень лазить не умеет. Его вопли мешали мне сосредоточиться и обдумать сложившуюся ситуацию. Я стянула с ноги оставшуюся босоножку с поломанной где-то шпилькой, приоткрыла один глаз и безрассудно швырнула ее в противно завывающую морду. На этот раз промазала: расстояние было великовато для меня, да и руки заметно тряслись и затекли от долгих объятий со стволом дерева. Снаряд пролетел сантиметров на тридцать левее цели.

Коттедж стоял на небольшой тихой улочке с частной застройкой почти в центре города. Сразу было видно, что воров и любопытных соседей, да и просто прохожих владелец не жаловал. Об этом свидетельствовал трехметровой высоты железобетонный забор, отделяющий дом и окружающую территорию от улицы и соседей. Верх венчали крупные обломки битого стекла. Проходом внутрь ограды служила узкая калитка. Ее ширина составляла не более метра, высота — около двух с половиной метров. Над калиткой высилась бетонная перемычка, верх которой находился на одном уровне с остальным забором. Любой, кто ожидал увидеть здесь широкие гаражные ворота, был бы сильно разочарован — они отсутствовали.

От калитки к дверям коттеджа шла широкая ровная дорожка, мощенная бетонной тротуарной плиткой. По обеим сторонам от нее простирался сад, но отнюдь не обычный фруктовый. Вместо яблонь, вишен и абрикосов здесь росли сосны и ели, небольшие кипарисовики и можжевельник, высаженные в живописные группы.

Сам коттедж был двухэтажным, прямоугольным в плане. Оба угла на переднем фасаде венчали башенки, над входом в центре дома выпирал балкон с узорными перилами. Высокая сложная крыша из травянисто-зеленой металлочерепицы, металлопластиковые окна и витражи, свежая краска на фасаде и отделка из естественного камня — все свидетельствовало о том, что владелец не бедствует.

Внутри на первом этаже располагались холл, лестница, лифт, кухня, столовая, гостиная, ванная, кладовые, на втором — три спальни с отдельными ванными. Все эти комнаты были обставлены с поразительной роскошью и вместе с тем с отменным вкусом. Дорогая старинная мебель, настоящий антиквариат, господствовала в них. Великолепные портьеры, покрывала кроватей и ковры дополняли этот ансамбль. С потолков свисали сложные хрустальные люстры. Но комнаты не выглядели обжитыми. Ни одна небрежно брошенная вещь, ни фотография, ни криво поставленный стул не нарушали их величия. Если бы мебель умела говорить, она пожаловалась бы, что долгие годы не видела ни хозяина, ни другого человеческого лица. Никто не любовался всей этой роскошью.

Сам хозяин коттеджа, как обычно, находился в подвале. Собственно говоря, он там жил. Изо дня в день его фигура следовала одним и тем же маршрутом: от дверей через холл к лестнице, а далее — вниз, в свою комнатушку, в свое убежище. Владелец дома жил, даже существовал, много лет в простой обстановке, граничащей с неудобством и неуютом. Вокруг него были голые оштукатуренные стены со следами старой побелки. С потрескавшегося потолка свисала лампа в обрамлении небольшого убогого плафона, покрытого толстым слоем пыли. В левом дальнем от двери углу стояла кушетка. По виду она предназначалась скорее для осмотра пациентов в кабинете врача, нежели для нормального сна. На кушетке лежало аккуратно свернутое одеяло, чуть выцветшее от времени. В центре комнаты расположился деревянный стол. Наверное, когда-то его поверхность глянцево сияла под легким касанием электрического света, а теперь столешница была испещрена глубокими порезами и царапинами. Возле стола примостился стул с высокой спинкой и широкими подлокотниками, и в данный момент он не пустовал. На нем удобно расположился хозяин коттеджа со стаканом в руках. Он смотрел в экран миниатюрного телевизора. Показывали международные новости. Телевизор стоял у стены на низком, примерно чуть выше пояса, холодильнике. Это была вся имеющаяся здесь в наличии мебель. Ни ковров, ни окон с красивыми портьерами не наблюдалось. Обитателя комнаты, похоже, ничуть не угнетал аскетизм обстановки. В данном случае применим был парадокс: «Чем хуже — тем лучше» — то есть чем больше внешние неудобства, тем меньше внимания к моральным страданиям.

Страшенно хотелось спать. Глаза непослушно закрывались сами собой, а вывих челюсти от зевоты я должна была получить еще два часа назад. Бессонная ночка, похоже, не прошла для меня бесследно. Я изо всех сил попыталась сесть прямо и придать лицу осмысленное выражение. Скорее всего, для взгляда со стороны мои усилия не принесли видимого результата. Да и кому это нужно? Сейчас вовсю шла консультация к экзамену. Вряд ли специалист по трудовому праву рассмотрит меня вверху на последнем ряду лекционной аудитории.

Мой конспект на сегодня ограничивался странными неуверенными и неровными палочками, точечками и волнистыми линиями, узнать в которых знакомые слова было почти невозможно. Эту мысль разделяла и сидящая рядом Дашка. Она так и заявила, что моя писанина похожа на шпионскую шифровку, которая поставит в тупик любую спецслужбу мира. Но напрягать руку и писать понятнее все равно ужасно не хотелось. Даже надписи на крашеной столешнице передо мной и то выглядели четче, чем конспект. Рядом с тетрадкой красовался ровный квадрат с ярко-черной круглой кнопкой внутри, вычерченный неизвестным лицом явно по линейке. Надпись под ним гласила: «Кнопка автоматического выдворения надоевшего преподавателя из аудитории (если не срабатывает — операцию выполнить вручную)». Я хмыкнула и надавила в центр кружочка, надеясь, что какие-нибудь высшие силы сжалятся надо мной сегодня, и лектор нас срочно покинет. Как и следовало ожидать — не вышло, рекомендацию, приписанную в скобочках, пробовать, естественно, не стала, иначе сдача зачета для меня рисковала бы вылиться в крутые разборки.

Под конец лекции я, очевидно, все-таки задремала, так как проснулась от чувствительного тычка локтем в бок от Дашки и дополнительного «тихого» требования просыпаться.

— Мэл, подъем! — гаркнули подруги хором с обеих сторон от меня.

Пришлось прореагировать — встать на ноги и сделать вид, что проснулась и полна энергии. Я вместе с подругами вышла из института и даже вполне беззаботно протопала три квартала, а дальше мы расстались. Юля и Даша торопились по домам готовиться к экзамену, а мне необходимо было отправляться на встречу с Сергеем Ивановичем. Сейчас для меня гораздо важнее было научиться защищать собственную жизнь, а не зубрить ненужные фразы.

Я стояла перед косыми, узкими, весьма неудобными ступеньками. Их было ровно тринадцать. Но остановило меня не их число, а крутизна. Ступеньки вели вниз, в подвальное помещение, где располагался бар. Спускаться одной, с риском свернуть себе шею, не хотелось, а я не рассчитала время и пришла на двадцать минут раньше оговоренного срока. Хотя Димкина пассия тоже вряд ли придет в восторг, если ей придется сдать мне в аренду крепкое мужское плечо. Но в пользу ожидания на свежем воздухе говорил еще и здравый смысл. Порядочным девушкам, к которым я себя относила, иногда очень вредно для физического и морального здоровья в гордом одиночестве шататься по небольшим барам в темных переулках. Мне не хотелось на практике проверять эффективность тех приемов, которые успела показать Ниоми. А ведь, вполне возможно, придется, если я зайду одна в вызывающе легком полупрозрачном ярко-красном сарафане и того же цвета босоножках на двенадцатисантиметровых каблуках. Этот сарафан был моим любимым нарядом и очень удобным к тому же. А босоножки… Я, конечно, едва могла ходить в них, балансируя на самых носочках. А о том, чтобы бегать, речи вообще не могло быть. Но они прекрасно сочетались с платьем.

В конце-то концов, я шла на вечеринку и устраивать состязания в скорости с нечистью не собиралась. Надеюсь, Димка учтет этот мой аргумент и не будет ворчать. Даже мама не контролировала так мою одежду, как это теперь пытался делать напарник. Он старательно игнорировал тот факт, что я довольно симпатичная девушка и люблю надеть что-нибудь яркое, красивое, обтягивающее, привлекая к себе внимание. Будь его воля, он напялил бы на меня свободный мешковатый спортивный костюм неброского серого или темно-синего цвета и кеды на шипованной подошве. На голову лучше приспособить строительную каску, а если еще найти бронежилет и заставить меня его надеть… вообще класс! Он бы мне с удовольствием и армейский ранец для оружия, зелий и медикаментов всучил вместо сумочки. До Димки не доходит, что при известном желании дамская сумочка может быть гораздо вместительнее, чем ранец. В этом я убеждаюсь каждый раз, когда пытаюсь найти нужную вещь и вытряхиваю все на стол. Чего там только нет! О половине предметов я уже и сама не помню. Их находка для меня каждый раз настоящий сюрприз.

Нет, все-таки в гипюровом красном платье я себе нравлюсь гораздо больше, да и мужскому населению, смею надеяться, тоже. А в мешковатом невзрачном спортивном костюме и кедах я буду сгибаться под тяжестью бронежилета и рюкзака, и ни одна зараза не предложит мне помочь!

Я все-таки решила, что топтаться перед лестницей в бар глупо. Лучше зайти внутрь и подождать там. В крайнем случае от обычных бандитов можно будет спрятаться в подпространстве. Перил у лестницы не было. Я быстро осмотрела окрестности в поисках ненужных свидетелей, повернулась боком к ступенькам и спустила одну ногу вниз. За ней последовала вторая. Так я и спускалась бочком, пока не почувствовала, что падаю. Положение спасла чья-то рука, схватившая меня сверху за предплечье. Не знаю, каким образом человек оказался так быстро у меня за спиной, но сейчас я была рада, что просмотрела его при беглом сканировании местности. Он очень вовремя прервал мой полет.

Сильные руки вернули мне вертикальное положение и переместились на талию, надежно зафиксировав меня в пространстве. Я сделала глубокий вдох, успокаивая нервы, и медленно подняла глаза на своего спасителя. Он оказался довольно высок. Я едва доставала ему макушкой до подбородка. Парню можно было дать лет тридцать. У него оказалась довольно смуглая кожа и темные, почти черные, волосы. Не красавец, но вполне симпатичный. Я так увлеклась его рассматриванием, что не сразу расслышала обращенные ко мне слова:

Утро следующего дня началось у меня с мини-совещания. Проходило оно дома у Димки с участием всего трех человек. И, по-моему, этого было вполне достаточно, так как размеры комнаты оставляли желать лучшего. На площади три на четыре метра были втиснуты огромная двуспальная кровать, шкаф и два мягких кресла с высокими спинками и подголовниками. Также в комнате имелся довольно современный компьютер, но он почему-то стоял на полу возле кресла. Как им пользоваться, я так и не поняла. Беспроводные клавиатура и мышка валялись рядом. Сам владелец компьютера объяснять ничего не стал по поводу странностей в интерьере. Димка напряженно сидел в кресле и следил за мной. Ему не давала покоя чашечка кофе в моих руках, которую он мне по глупости предложил. Я и не отказалась. И теперь пила, сидя на шикарном парчовом покрывале с кисточками на Димкиной кровати. Каждый раз, когда я, держа чашку двумя пальцами, склонялась над разложенными на покрывале фотографиями, напарничек нервно ерзал в кресле.

— Меланья, пожалей человека, — обратился ко мне Густав. — Ты его до инфаркта доведешь. Не видишь, что ли, он переживает за сохранность своего снобистского покрывала. — Густав занимал второе кресло и, в отличие от Димки, был полностью расслаблен и доволен жизнью.

Просьбе немецкого магистра я не вняла и продолжила доводить напарника опасными наклонами. Уж очень интересно было наблюдать, как он ерзает, пытаясь сохранить каменное выражение лица. К сожалению, растянуть это зрелище на более длительный срок не получилось — через два глотка у меня закончился кофе. Просить Димку принести еще одну чашечку было бесполезно. Это равносильно тому, что палач попросит у преступника предоставить ему какие-нибудь орудия для пыток — хотя бы клещи, гвозди, иглы. Тумбочка в комнате отсутствовала. Я огляделась по сторонам в поисках других твердых горизонтальных поверхностей помимо верха шкафа и, не найдя ничего подходящего, поставила пустую чашку прямо на пол возле кровати. Вставать и нести ее в кухню было лень. Напарник не стал ворчать по этому поводу, посчитав, наверное, что пустая чашка на полу безопаснее, чем я на кухне. По крайней мере, тут у меня нет доступа к новой порции кофе.

Я взяла с покрывала одну из фотографий, на которой мне понравился пейзаж, и перевернула ее тыльной стороной. «Пригород Херсона»- гласила надпись на ней, выведенная корявым Димкиным почерком с помощью гелевой ручки.

— Ты бы подписывал фотографии печатными буквами, — сделала я замечание напарнику. — Мне сложно разбирать твои каракули.

Пьер, ругаясь сквозь стиснутые зубы, поднимался по лестнице на шестой этаж. И какой идиот умудрился сломать единственный в доме лифт? Он бы еще понял, если бы это случилось в стране, где проживали ученики белого мага, но в Париже? Как учитель терпит такой беспорядок? Неужели он тоже поднимался к себе по лестнице? Пьеру, конечно, не трудно было пройтись, особенно после того, как он таскал Ардейлу жертвы через километры расстояний, но обстоятельства злили его. За последние несколько дней ему и так хватило физических упражнений. Все-таки слежка за учениками Ковена белых магов — непростое занятие. Во-первых, их двое, а он один и разорваться не может. А во-вторых, если они куда-то телепортировались, ему необходимо было выяснить с помощью специального заклинания их конечную цель, бежать к своей силовой точке и перемещаться туда же. И хорошо еще, если за это время они не успевали далеко уйти. В общем, Пьер совсем замотался, устал и был зол, как тысяча чертей. Пока он носился как угорелый, его учитель наверняка не вставал из уютного мягкого кресла в своей гостиной и потягивал любимое вино, купить которое мог позволить себе не каждый француз.

Пьер шагнул на площадку шестого этажа и встал перед единственной имеющейся здесь входной дверью. Филиппу Ардейлу принадлежал весь этаж, который он перепланировал по своему вкусу. Пьер считал, что легче было купить готовый пентхаус, но у учителя свое мнение. Ардейл предпочитал присутствие цифры шесть во всем. А потому он выбрал именно этот дом и именно этот этаж. К его сожалению, люди еще не научились строить небоскребы, где было бы не менее шестисот шестидесяти шести этажей.

Пьер нажал на кнопку обычного звонка, разразившегося шопеновской мелодией. Буквально через десять секунд дверь спешно распахнулась. Пьер подозревал, что с той стороны даже не посмотрели в глазок. Слуга почтительно и боязливо попятился, приглашая его зайти, и тут же поспешил докладывать хозяину о посетителе. В прихожей стоял мягкий диван песочного цвета, где можно было подождать, когда учитель примет его. Но Пьер садиться не стал. Он оперся спиной о дверь и замер. Вряд ли Ардейл будет тянуть с его приемом.

Дверь была гладкая и приятная на ощупь. Она блестела от свежего лака. Дверь стояла одна, и даже не металлическая бронированная, а простая дубовая. Она не стала бы препятствием для любого вора, захоти он войти. Замок, соответственно, тоже был несложный. Цепочек и засовов не существовало и в помине. Филипп Ардейл не имел ничего против визита воров, так как пострадавшей стороной должен был остаться не он. На людей, проникающих без разрешения в квартиру, внутри была поставлена магическая ловушка. Визит воров избавил бы Ардейла от проблемы поиска жертвы для следующего ритуала, который он захочет провести. Но пока никто не торопился без приглашения проникать в квартиру. Воры обходили ее стороной, несмотря на простоту замка и богатство двери. Внешний вид вовсю сигнализировал: «Состоятельный и беспечный владелец», но, очевидно, у всех воров в округе были чересчур развиты интуиция и предчувствие опасности. Ардейла так ни разу и не попытались ограбить.

Ждать Пьеру действительно пришлось недолго. Слуга вернулся быстро и пригласил его в гостиную. Пьер вошел, поздоровался с учителем и устало опустился в предложенное кресло.

Дорога к силовой точке пролетела как одно мгновение. В другое время я огорчилась бы, что не успела хорошенько осмотреть город, но не в этот раз. Очень хотелось принять душ. Я бы даже рискнула навлечь на себя гнев напарника, применив водное заклинание, если бы знала, как регулировать температуру воды. Купаться вместе с кусками льда абсолютно не хотелось.

Я и не заметила, как на очередном шаге Димка перенес меня в родной город. Вроде вот только под ногами был тротуар, а теперь цветочная клумба в ненавистном мне парке. Я чуть не наступила на кустик астры, еле успела сдержать шаг. Напарник приземлился прямо на соседний цветок и, похоже, совсем не переживал по этому поводу. Он сломал астрочку не только в подпространстве, но и в реальном мире в момент перехода.

— Надо же, — радовался Димка, — первый раз переместился на твердую землю, а не вывалился в воздухе!

— А меня такое событие, наверное, ждет не скоро. Вместо того чтобы самой тренироваться, я только и успеваю ездить с тобой в качестве багажа. И все из-за того, что точки телепортации чересчур удалены одна от другой, а главное — от меня.

— Напрыгаешься еще телепортами, убегая от особо резвой нечисти, — «успокоил» меня напарник.

Вечер, который обещал стать моим триумфом, закончился для меня горькими рыданиями. И почему мне так не везет? Начиналось все вполне прилично. Я нарядилась в короткое платьице и босоножки на высоченной шпильке, мой макияж был результатом целого часа стараний. Из-за синяка на ноге пришлось надеть легкие колготки в сетку и надеяться, что никто не сочтет их неуместными в летний вечер. Ну и что, если в таком виде я не могла нормально играть в бильярд — постоянно теряла равновесие и не имела возможности склониться к столу, как требовалось. Зато на меня восхищенно пялилась большая часть мужского населения бара. Меня не расстраивало даже то, что Алекс легко начал вести в счете. Может, не надо было выигрывать у него в первый раз? Мужчины не любят, когда женщина их в чем-то превосходит. В общем, первую пару часов у нас царила идиллия.

Алекс радовался, что выигрывает (ему и в голову не пришло связать мой внешний вид с результатами игры), Димка развалился в чуть потрепанном кресле, потягивая какой-то коктейль, а я наслаждалась мужским вниманием. Хотя небольшой минус все-таки был: оба моих спутника вели себя по-дружески и относились ко мне, скорее, как к сестренке. Даже не понимаю, почему так вышло. Судя по их взглядам, мой внешний вид им нравился, но они, как сговорились, пытались скрыть это от меня. К подобному поведению напарничка я привыкла, но не хотелось бы, чтобы подобное вошло в привычку для Алекса. Неужели он не видит, что я пытаюсь привлечь его внимание? По-моему, Димка давно это понял и сейчас с интересом наблюдал за моими усилиями по соблазнению Алекса. Он устроился, как в театре. В бильярд напарник, по его словам, играть совсем не умел и учиться не хочет. Роль зрителя Димку вполне устраивала.

Я в очередной раз промахнулась и уступила право игры Алексу. Сама же отошла к креслу, в котором развалился напарник. Я проигрывала уже вторую партию. И хотя мне было понятно, что это результат моей небрежности в игре, все равно было не очень приятно. Я же знала, что играю намного лучше Алекса (когда не решаюсь, как сейчас, поддаваться).

Димка допил коктейль вишневого цвета и поставил пустой стакан на кресло возле себя. Следя за его манипуляциями, я поняла, что хочу пить. Только вот вряд ли осилю такой же коктейль — по вкусу он может оказаться совсем несъедобным или чересчур крепким.