Хлеб и кровь

Возовиков Владимир Степанович

Крохмалюк Владимир Григорьевич

В новую книгу писателя В. Возовикова и военного журналиста В. Крохмалюка вошли повести и рассказы о современной армии, о становлении воинов различных национальностей, их ратной доблести, верности воинскому долгу, славным боевым традициям армии и народа, риску и смелости, рождающих подвиг в дни войны и дни мира.

Среди героев произведений – верные друзья и добрые наставники нынешних защитников Родины – ветераны Великой Отечественной войны артиллерист Михаил Борисов, офицер связи, выполняющий особое задание командования, Геннадий Овчаренко и другие.

Владимир Степанович Возовиков.

Владимир Григорьевич Крохмалюк.

ХЛЕБ И КРОВЬ

Вода для афганского крестьянина – не меньшее богатство, чем плодоносящая земля, но случается, она грозит бедой. От бурного таяния снегов в горах переполнились арыки, небольшой накопительный пруд вблизи селения превратился в целое озеро, местами вода пошла через плотину, и темные щупальца её уже поползли к посевам и виноградникам. Дехкане с кетменями и лопатами в руках высыпали на поле. Одни спасали запруду, другие, не разгибаясь, рыли отводную канаву, чтобы направить угрожающий поток в русло большого арыка. Суглинистая земля, спеченная солнцем, тверда, как камень, а приток воды всё время нарастал, и уже становилось ясно, что отчаянные усилия людей бесполезны: плотину вот-вот смоет и водяной вал накроет возделанные поля, уничтожая труды и надежды земледельцев. Когда потоп схлынет, на месте его останется лишь глинистое болото, которое под палящим солнцем и суховеями скоро превратится в гладкий, каменно-твердый такыр.

Седобородый аксакал, бессильно опустив мотыгу и отирая потное лицо, огляделся. Неподалеку от кишлака, на пустынном поле, стоял лагерь советской воинской части. О «шурави» в здешних горах говорили разное, но старый крестьянин верил лишь тому, что знал сам. С тех пор как появилась эта часть, прекратились грабительские поборы душманов, насилия и расправы над людьми, дехкане спокойно обрабатывают землю, полученную от революционного правительства. Доходили, правда, слухи, будто где-то, в каких-то других вилайетах и кишлаках «шурави» жестоко обращаются с афганцами, но здесь они не обидели ни одного человека, да и среди приезжих издалека старый крестьянин обиженных не встречал. Зато он другое знает: приезжая в селения, «шурави» ведут себя очень дружелюбно, показывают фильмы, делятся с бедняками рисом и мукой, сахаром и пшеном, дают спички и соль, которые здесь дороже серебра. В этой самой воинской части советские военные врачи установили для афганцев дни приема и не берут платы за лечение. Крестьянин сам видел, какие могучие машины есть у соседей – их бы на это поле! – только боязно беспокоить военных людей – у них ведь и своих забот достаточно: то в горах идет стрельба, то мины взрываются на дорогах.

Спасибо, что под крылом воинской части кишлак живет спокойно.

Старик вздохнул, снова взялся за мотыгу, но, глянув на золотеющее поле, снова выпрямился, проглотил подступивший к горлу горький комок. Ещё бы неделька, и тяжелым зерном наполнились бы крестьянские закрома, пошли бы в город машины, нагруженные тугими мешками, в обмен на которые поступает всё, что необходимо крестьянину для жизни. Только ничего этого не будет – вода уже размывала плотину и подбиралась к посевам. Представив глинистый такыр на месте хлебных полей, старик даже застонал. И вдруг обернулся к работавшему рядом молодому мужчине.

– Мирза! У нас, видно, нет другого выхода. Ты немного говоришь по-русски – садись на велосипед к езжай туда, – он указал рукой в сторону воинского лагеря. – Скажи «шурави» о нашей беде. Если они сумеют помочь нам, мы хорошо заплатим. Лучше всем этим хлебом расплатиться за спасение полей, чем погубить их.