Доктор Беатриче Хельмер сидела в ординаторской приемного покоя хирургического отделения больницы за письменным столом и просматривала результаты обследования пациентов, недавно полученные из лаборатории. Через открытую дверь доносился шум отделения – шаги врачей и сестер, стон какого-то пострадавшего, голос скандалящего больного, грубо разговаривавшего с сестрой.

Беатриче откинулась на спинку стула и на мгновение закрыла глаза. Был вечер пятницы. К концу недели в отделении обычно всегда много работы, но эта пятница выдалась особенно напряженной. С семи часов утра пациенты и санитары скорой помощи без конца хлопали входной дверью. Беатриче с коллегами целый день метались между смотровыми и процедурными, умудряясь при этом не натыкаться на пациентов, заполнивших проходы в ожидании рентгенографического обследования или врачебной помощи. Между тем дело шло к полуночи. Беатриче работала без отдыха вот уже семнадцать часов. Она устала, силы ее иссякли, и единственное, чего ей хотелось, – это принять горячую ванну и лечь спать. Мечтам, к сожалению, пока не суждено было сбыться: впереди еще восемь часов работы. Но чувствовала она себя так, что, казалось, не вынесет в больнице и четверти часа. Такие кризисные состояния случались с Беатриче каждое ночное дежурство. Оставалось только взять себя в руки и не сдаваться усталости…

Беатриче выпрямилась, одну руку положила на живот и сконцентрировалась на дыхании – так, как недавно ее научили в фитнес-клубе: «Выдохните из себя напряжение». Это было название целого курса обучения. Техника, которая срабатывала везде – даже на рабочем месте или в метро. При каждом вдохе она считала до десяти, стараясь не обращать внимания на пьяного, который громко протестовал против того, чтобы у него брали кровь на анализ. Похоже, он считал врачей и сестер сотрудниками КГБ. Она открыла глаза и прислушалась к своим ощущениям. Стала ли она вновь бодрой и отдохнувшей? Может быть, чуть-чуть. Вероятно, разработчики техники снятия напряжения не учли того, в каких условиях приходится работать людям в приемном покое больницы.

Беатриче вновь вернулась к результатам обследования. Они были неутешительны и принадлежали девятнадцатилетней девушке, в героиновом угаре оступившейся на лестнице Центрального железнодорожного вокзала и сломавшей при падении руку. Беатриче сама накладывала ей гипс. Но могла ли она по-настоящему помочь этой девушке? Она ужаснулась, вспомнив ее глаза на узком мертвенно-бледном лице со склеротическими жилками цвета спелых апельсинов. Несомненно, молодая женщина срочно нуждалась в лечении в условиях клиники, но ее невозможно было уговорить остаться. Еще не успел высохнуть как следует гипс, а она уже выписалась. И конечно же, под расписку. В конце концов больница не может отвечать за последствия. Беатриче разочарованно покачала головой. Согласно законам Германии, она сделала для этой молодой наркоманки все что смогла. И тем не менее неприятное ощущение того, что она спасовала перед трудностями, осталось. Любой житель Гамбурга знал, что в районе Центрального вокзала клиентов поджидает как минимум две дюжины наркоторговцев.

Судя по всему, печень молодой женщины может вынести еще две или три дозы героина. И кто знает, доживет ли она до того момента, когда ей нужно будет снимать гипсовую повязку.

Тихий, непонятный гул множества голосов откуда-то издалека проник в сознание Беатриче. На мгновение ей показалось, что в ушах у нее вата. Но этого не могло быть! Она никогда не пользовалась берушами и прочими подобными приспособлениями. Она даже не носила серьги. Тогда почему голоса вокруг звучат так неотчетливо, глухо? И почему она лежит на спине с закрытыми глазами? Ее дежурство заканчивается еще не скоро. Может быть, это сон? Возможно, она дома, в своей мягкой постели, а приглушенный шум – всего лишь семейные разборки ее соседей, выясняющих отношения с шестнадцатилетним сыном? Потом она вспомнила, что произошло с ней в предоперационной, и поняла, что пришла в сознание после обморока. Во всяком случае, она уже не лежала на холодном, жестком кафельном полу. Значит, коллеги обнаружили ее и перенесли в какое-то другое место. Но куда? У Беатриче не было никакого желания открыть глаза и осмотреться. Она наслаждалась отдыхом после долгого и напряженного дежурства. Потом начала анализировать.

То, на чем она лежала, не было мягким ложем и при каждом, даже незначительном, движении шуршало под ней, будто матрас, набитый соломой. Пустяки. Наверное, коллеги перенесли ее на кушетку в приемный покой.

Это заставило подумать о главном: что же все-таки с ней случилось? Был ли это приступ эпилепсии или она просто упала в обморок? Беатриче обследовала себя – и вздохнула с облегчением: ничего не болело. По всей вероятности, ей ввели болеутоляющее. Странным было то, что она не чувствовала отпечатка манжеты тонометра и не обнаружила следов от электродов аппарата ЭКГ и следа от иглы, который остается после введения обезболивающего. Почему коллеги ничего не сделали? А может, она всего лишь несколько секунд лежит в приемном покое? И приглушенные голоса не что иное, как распоряжения коллег, которые они дают сестрам? Беатриче пыталась сконцентрировать внимание на голосах, тем более что их стало лучше слышно. Она удивилась, что все они были женскими. Это казалось странным, потому что в приемном отделении Беатриче была единственной женщиной-врачом. И вот что ее еще поразило: она хорошо различала слова, но не понимала их смысла.

Как только Беатриче это осознала, ее сердце заколотилось и у нее пересохло во рту. Вдруг это симптомы расстройства речи, вызванные кровоизлиянием в мозг? Она не особенно разбиралась в неврологии, но из общего курса медицинского института помнила, что переизбыток ощущений, подобный тому, какой она испытала в предоперационной, при определенных обстоятельствах может спровоцировать инсульт головного мозга. Может быть, она находится в неврологическом отделении, а женские голоса – это голоса пациенток, которые лежат вместе с ней в одной палате? Как бы то ни было, Беатриче хотелось знать, что произошло. Но она не отваживалась открыть глаза, потому что боялась действительности. И все же попыталась сконцентрироваться на голосах. Уже через несколько минут ей стало ясно, что говорили на иностранном языке, и похоже, на арабском.

– Слава богу! У меня не инсульт! – произнесла Беатриче и вдохнула полной грудью. Потом открыла глаза – и онемела.