Отрывок из «Проклятия Мерлина»; пояснение к рецепту эликсира вечности, найденному в 1499 году в Гластонбери (Англия):

«... от частого, тем паче регулярного приема эликсира надобно непременно воздержаться, ибо даже многоопытному магу не под силу будет справиться с некоторыми его весьма неприятными последствиями. В числе неизбежных последствий назовем следующие.

Первое: продление жизни, кое наступает даже при сильном разбавлении эликсира и его редком приеме, что, бесспорно, может показаться привлекательным иному чародею. Длительность этого воздействия тем непродолжительнее, чем выше градус разбавления, из чего следует, что прием неразбавленного эликсира ведет к продлению жизни до бесконечности. При этом частый прием в значительной мере повышает это воздействие. Сие продление жизненного срока для вящего уразумения следует отделить от достижения бессмертия, потому как регулярное потребление эликсира никоим образом не способно защитить человеческое тело от ран или смертельных повреждений. Эликсир вечности всего лишь предотвращает, а лучше сказать – замедляет естественный процесс старения. О вытекающих отсюда последствиях пока умолчим. Любой здравомыслящий маг додумается до этого сам.

Второе: эликсир вечности делает человека неуязвимым ко всяческим болезням и к подагре, что при некоторых обстоятельствах допускает его употребление в качестве лечебного средства от неизлечимых на первый взгляд заболеваний. Однако тут же надобно настоятельно упомянуть, что оное воздействие распространяется исключительно на телесные недуги, возникшие не в результате насилия, следственно, тот, кто пьет эликсир, не будет страдать от ломоты в костях и его никогда не хватит удар. Равно как его не коснутся чума и иные смертельные эпидемии. Насколько это воздействие можно объяснить замедлением старения, пока остается предметом исследования. Следует и тут предостеречь от необдуманного использования эликсира. Опытный маг всегда помнит о последствиях своих действий!

Третье: эликсир вечности губительно сказывается на человеческом духе. Дух и душа становятся тем неустойчивее, чем чаще человек прибегает к эликсиру. Появляющиеся в результате душевные недуги начинаются с дурного настроения и черной меланхолии, потом проявляются в неконтролируемых приступах ярости и тяжелой агрессивности, а заканчиваются манией величия. Бездумное и регулярное употребление эликсира вечности в конечном итоге чревато полным помрачением рассудка.

Месяц еще стерег звезды, словно пастух своих овец. Однако из-за гор уже потихоньку начало вставать солнце, золотя своими лучами пустыню и город, венчавший гору, будто драгоценный камень царскую корону. Это был не какой-то обычный город. Это был Город, земной центр веры. Когда-то здесь стоял храм, в котором хранился ковчег Завета. Здесь правили царь Давид и царь Соломон. Здесь будет вершиться Страшный суд над людьми. Этот город был горним, великолепным Иерусалимом, обителью мира и покоя. Во всем мире не сыщется более красивого вида.

Так, во всяком случае, думал старый Мелеахим. Медленно, размеренно, шаг за шагом ступал он по пыльной дороге, спускающейся к подножию холмов и ведущей в город. Он вышел из своего дома в маленькой деревушке, запрятанной далеко в горах, еще задолго до того, как месяц завершил свой небесный путь. И вот наконец после долгой и утомительной дороги он добрался до цели. Пред ним возвышались мощные стены Иерусалима, до которых было не больше получаса ходьбы.

Мелеахим остановился, вытер пот со лба и слезящиеся глаза. Он был стар, уже за шестьдесят. Еще ребенком он каждую неделю сопровождал своего отца, искусного гончара, на базар. Отец его давно умер. И теперь он сам изготавливал глиняные миски и кувшины и приносил их каждую пятницу на базар. Вот уже более полувека проделывал он этот путь. И всякий раз при виде стен Иерусалима на его глаза наворачивались слезы. Это были слезы умиления от небесной красоты Города, слезы благоговения пред святостью храма, даже если от него остались одни руины. И слезы печали от векового порабощения и чужеземного владычества. Какие только завоеватели не приходили в Иерусалим – сначала вавилоняне, потом римляне, крестоносцы и вот теперь мусульмане-арабы. И все же старый гончар был уверен, что в один прекрасный день Священный Город вновь будет принадлежать израильскому народу, храм будет восстановлен, а ковчег Завета опять вернется на свое законное место. Пусть даже внуки его внуков не доживут до этого. Все равно рано или поздно это случится. Тогда весь мир подивится силе и величию Единственного и Всемогущего.

Мелеахим поставил на землю свои узлы. Глиняные кувшины и миски были тяжелыми, и он натрудил себе плечи. Было совсем рано, настолько рано, что на башнях городских стен еще горели сторожевые огни. В их неверном отблеске он мог различить янычар, охранявших стены и поджидавших скорую смену. Их фигуры четко выделялись на фоне серебристого утреннего неба, они казались совсем маленькими на большом расстоянии и безобидными, словно мухи. Казались. Потому что на самом деле янычары были единственными, кого боялся гончар, проделывая раз в неделю свой обычный путь. Иногда им приходила в голову затея покуражиться над теми, кто, подобно Мелеахиму, шел торговать на городской базар. Раз он чуть было не лишился своего товара, когда двое стражников из чистого баловства придумали швырнуть о городскую стену его узлы с хрупкой посудой. К счастью, тогда ему поспешил на помощь один из янычар, вовремя остановивший приятелей. Да, многие из них отличались своенравием и непредсказуемостью. Правда, такими они были не всегда. После того как султан Сулейман захватил Иерусалим, они поначалу были любезными и вежливыми. Может, и сами расслабились вместе с народом, который после многолетней непрерывной войны и вечных боев обрел наконец мир и спокойствие. Но постепенно, как молодые горячие жеребцы, которых слишком долго держали на привязи, янычары начали дурить. Они привыкли быть воинами, и смыслом их жизни была война. А теперь самыми злостными их врагами, от которых они должны были защищать городские стены, стали странствующие торговцы и постепенно разъедающий город упадок.

Мелеахим взглянул на небо. До того как проснется город и откроется базар, оставалось еще не меньше двух часов. Значит, у него в запасе есть уйма времени, чтобы немного отдохнуть от долгой, изнурительной дороги, а потом продолжить путь и успеть разложить свой товар перед первыми покупателями. Лучше подождать, когда на воротах сменится ночная стража и будут погашены костры. В начале своей вахты янычары обычно бывали настроены более миролюбиво, чем в конце. Да, лучше он немного обождет.