Шёл дождь.

Обычный дождь, несущий влагу лесам и полям. Он глушил звуки и смывал запахи на лесных тропах.

Всякая зверушка, мелкая и крупная, пересиживала непогоду, где придётся. Кто мог, забился в сухую нору, кому-то повезло укрыться под пышными кронами Raggacmia, древесных патриархов, ровесников Мельина.

А кто-то довольствовался и обычными пихтами, сущими детьми по сравнению с древними великанами, но чьи высокие, угрюмо-зелёные шатры тоже давали убежище от холодных осенних капель.

Это была полоса ничейной земли. Здесь заканчивался обычный лес и начинался необъятный Дадрроунтгот, заповедное сердце Дану.

Немногим удалось спастись. Половина подгорного войска полегла на той стороне Свилле. Лесные духи, практически неуязвимые для закаленной стали, без устали рвали тела тангаров.

Гораздо меньшему числу воинов удалось преодолеть темную реку вброд. Когда первые из гномов оказались на ее середине, вода буквально вскипела. Слева и справа в свете полной луны блеснуло множество змеиных тел.

Момент нападения оказался столь неожиданным, что гномы попросту его не заметили. Один за другим они исчезали в воде, и больше не появлялись на поверхности, утащенные неуловимыми тварями на самое дно.

Гномы бились зло, но змеи всегда оказывались проворнее, и нет-нет, да кто-то исчезал погребенный под множеством шевелящихся тел.

Мельин. 453-ий год от высадки на Берегу Черепов. Окрестности будущего Ежелина.

Солнце. Яркое слепящее глаза солнце. Человек на мгновенье прикрыл глаза, он слишком много времени провёл в сырой холодной землянке, заменявшей темницу, в лагере Эльфов. Ныли скованные за спиной руки. Консул открыл глаза, укорив себя за проявление слабости перед врагами.

— Хуманс, ты принял, наконец, решение, у тебя было, достаточно времени на раздумье? — С нескрываемым презрением в голосе вопрошала высокая красавица Дану. Её длинный роскошный зелёный плащ украшенный изображением луны касался земли.

— Да, Данка. — чётко выговорил, глядя её прямо в глаза, человек. Причём слово «Данка» в его устах прозвучало как оскорбление. Пытки и лишения не сломили его волю. Гордая прямая осанка, расправленные плечи бросали вызов врагам. Консул никого и нечего не боялся.

Вайль, юноша лет семнадцати-восемнадцати, попал в неприятную ситуацию. Не конфуз, отнюдь. Всё гораздо серьёзнее. Вокруг него сложилась смертельно опасная обстановка, если говорить без околичностей. Парень потеющим от страха холодными каплями затылком чуял: костлявая собирательница душ подошла уже совсем близко. Вот и кровь, как в подтверждение, бежала по венам и жилкам бесшабашно-весело, словно радуясь: ведь вскоре ей удастся найти выход на свежий воздух. Из широкого надреза на горле. Или через пробитый висок. Или… Да вообще, эта жидкая красная предательница, всегда так охотно выдающая хозяина в смущении или в стыде, обычно первой покидает тело. Кровь — что твоя личная корабельная крыса. Чуть что — и она мчится прочь. Хотя бы через разбитый нос, лопнувшие губы, ямки от выплюнутых зубов. Впрочем, вдруг обойдется? Откуда крови знать судьбы и сроки?

Ученику чародея хорошо живется под крылом наставника. Или в отдельном закутке горной сухой пещеры, в которую никто не заглядывает, кроме ручных филинов, приносящих пойманных ночью кроликов. Или в гордо высящейся башне графского замка, где яства только со стола сеньора носит три раза в день веселая молодая служанка. Или, если не в кабинете замка, то в зале библиотеки, где задумчивые книжные стеллажи изредка поблескивают золотыми обрезами толстенных томов. Там на столе раскрыт фолиант, окрашенный усталым солнечным светом, с трудом проникшим сквозь мутные витражные картины в окнах. Там — тишина и спокойствие. Достаток и достоинство. А когда от Учителя остался тяжелый тёмный пепел да легкая серая зола, а у ученика из защитных амулетов — лишь патент на предсказание погоды и «других природных проявлений», опасность подстерегает всюду. В иной ситуации этот лист плотной бумаги с сургучной медалькой на муаровой ленточке может стать свидетельством о вынесении смертного приговора. Без покровителя и могучему, и худому магу одинаково паршиво живется в мире. Не любят магов в мире. Да их и в войну-то не слишком жалуют.

Особенно яростно волшебников ненавидят такие, как вот эти попутчики Вайля по «Длинному Джанссу», сейчас весело катящего на запад под заботливой опёкой шестерки быстроногих исторцев с шелковистыми гривами. Молодые легионеры-отпускники да отслужившие контр-акты и супер-акты ветераны: вот они, во всей красе. Крепыши и верзилы, худые и плотно накаченные, с короткими стрижками и с хвостами грязных волос… Разные. Но что их объединяет, так это поломанные и набок свернутые носы, зашитые наспех брови и не латаные дыры в зубных заборах. Еще руки, на которых мускулы, словно продолговатые полотняные мешки, наполненные свинчатками. И — шрамы. Пойди, разберись в этих легионерских шрамах на руках. Каждый что-нибудь, да означает: год службы, номер легиона, посещение наказной ямы. Если получен в бою или драке — то его прижигают: он не в счет. Прекрасные парни! Когда в шлемах и с песнями маршируют шеренгами по улицам города. Но тут…. Сейчас как признают в Вайле мага, как скажут: «А ну, сука, слезай! Пойдем-ка, потолкуем, как вы мою сестру сожгли…», или «…как твой дружок нашу алу бросил в джунглях», — и всё. Не спастись.

Люди, сидящие пассажирами в «Длинном Джанссе», только отвернутся безразлично. А что? Плаща нет, значит не из Радуги? Заклинания нужные не знаешь? Вот и сиди дома. Нечего по Западному тракту ездить. А то вот, шестерка лишнюю тяжесть тащит. Если маг окажется под колесами — лошади побегут веселее. Народная примета. Вайль знает приметы: пять лет изучал, как будущий предсказатель «природных проявлений».

Может, они не обратили бы внимания на Вайля, да вот беда — вчера у юноши появилась рабыня. Наложница-эльфийка. И легионеры вязались к ней.

Землю устлал туман. Робко лез из оврагов, сизые космы хоронились у выступающих корней. С каждым пройденным шагом марево увереннее и увереннее вздымалось, воздух повлажнел, плотнее окутывал лицо. Вскоре, белая дымка полностью поглотила мир, рывок головой — и мерзкие капли побегут к подбородку.

Словно мир иной, сумеречный. Будто Серые Пределы вкрались в мир живых, стремясь привлечь души в вечный покой…

Келлос ступал осторожно, земля прогибалась, слышалось влажное хлюпанье. Болото ближе и ближе, деревья скрючились, поникли ветки, под отвалившейся корой видна мокрая сердцевина.

Тлели огни — гнилушки-фонари, словно призраки таились в тумане, улучая момент цапнуть за ногу.