Парень в белой мятой футболке выскочил из домика-развалюхи и заметался по захламленному дворику. Глаза его выражали растерянность и страх. Вдруг он на пару секунд замер, а потом бросился к глухому кирпичному забору, перед которым громоздилась куча мусора – ящики, бочки, поломанная мебель… В первый заход испуганный парень чуть не сорвался с этой пирамиды, зацепившись ногой за торчащие во все стороны пружины старого дивана. Но ему все-таки удалось восхождение на вершину горы хлама. Теперь только подтянуться, ухватившись за край забора, и перемахнуть через кирпичную преграду… Руки уже легли на залитую бетоном кромку, мышцы напряглись, но в этот момент сзади раздался хлопок, слабо напоминающий звук пистолетного выстрела. И в этот же момент один из кирпичей над правым плечом беглеца взорвался снопиком искр, мелких осколков и пыли.

Парень развернулся и прижался спиной к стене… Еще хлопок – и футболка на животе вздрогнула, вспучилась и по ней начало расползаться красное пятно… Раненый дернулся всем телом, широко раскинул окровавленные руки и несколько раз взмахнул ими… Новый выстрел – и такое же пятно расплылось на груди… Умирающий запрокинул голову и, продолжая размахивать руками, начал оседать на подгибающихся коленках. Наконец он завалился на вершину мусорной кучи, закрыл глаза и замер. Так смирно он лежал до тех пор, пока тишину не разорвал визгливый старческий голос, усиленный мощным мегафоном:

– Стоп! Окончили съемку! Перерыв… Позор! Ты, Ракитский, когда умирать научишься? Ты во ВГИКе учился или в балетной школе? Что за взмахи руками? Ты не лебедь умирающий, а бандит… И почему присел, а не скатился вниз? Синяков боишься? Это халтура, дорогой. Умирать надо красиво… Так, всем срочно искать старые одеяла, ватники и прочие мягкие тряпки. Накройте эту кучу. Мне надо, чтоб наш нежный Ракитский скатился с нее и умер по-человечески… Пиротехнику повторно, зарядить актера и забор. Через двадцать минут снимаем второй дубль… Прошу тебя, Ракитский, пожалей мои нервы и японскую пленку. Не дергай больше конечностями. Умри натурально.

Съемочная группа не разбегалась. Перерыв был объявлен, но это не означало, что он действительно начался. Необходимо было до конца довести ежедневный ритуал. Каждое утро после первого дубля главный режиссер делал более или менее строгий разнос кому-либо из группы – оператору, гримеру, осветителю или на крайний случай двум прикомандированным ментам, охраняющим площадку от зевак. Все это делалось обязательно через мегафон, громко и прилюдно. Далее провинившийся должен был в нескольких словах выразить понимание, почтение и покорность… Это была разминка, необходимая для самоутверждения главрежа. Ему, знающему о мягкости своего характера, надо было почувствовать, что он очень строг и всех держит в ежовых рукавицах.

Все взгляды устремились на Ракитского. Он не стал ничего говорить, а, балансируя на вершине, умудрился встать на колени и объяснить свои чувства пантомимой. Он простер руки сначала к солнцу, потом протянул их к помосту, где восседал главный режиссер, а в конце скрестил ладони на груди и покорно склонил голову.

Любой пришедший в адвокатскую контору «Брест» мог заметить, что работа кипит. В огромной комнате находилось пятеро сотрудников и все при деле. Две женщины неопределенного возраста прилипли к телефонным трубкам и с деловым видом убеждали в чем-то своих собеседников. Еще двое, но уже мужского пола резво щелкали по клавиатуре компьютеров. Самый молодой из адвокатов тридцатилетний Роман Поспелов выглядел как стратег перед боем. Его стол в дальнем углу офиса был заполнен бумагами. На некоторых листочках были схемы, на других списки и тексты. Над всем этим была занесена рука с цветным карандашом, заточенным с обеих сторон. То там, то здесь появлялись красные или синие стрелочки, рамочки или простые линии. Сам же хозяин стола не сидел за ним, а нависал, обозревая все бумаги сразу. Полководец! Типичный вид штабного генерала перед битвой.

Но так все виделось только с порога и только человеку незнакомому с традициями «Бреста». На самом деле адвокатскими делами занимался лишь один – пенсионного вида мужчина в голубом пиджаке и с пышной еще более голубой бабочкой. Он набирал на экране текст своей заключительной речи на эпохальном процессе о разделе дачного дома. Его клиент хотел получить ту часть, в которой находился туалет. Обосновать это было просто, но противоположная сторона могла найти и свои аргументы. Точно такие же.

Другой адвокат с самого утра вывел на экран карточную игру и уже несколько часов с огромным удовольствием фиксировал все возрастающие суммы своих выигрышей.

Дамы бальзаковского возраста терзали телефон в разговорах со своими мужьями. Одна с бывшим, другая с будущим.

Стратег Поспелов готовился к свадьбе. К собственной! Он воевал на схеме ресторанных залов, пытаясь совместить свои финансовые возможности с желанием разместить максимальное число гостей.