Каждое утро, как ищейка, он обегал вверенный ему музей. Подозрительно вглядывался в каждый экспонат: не сдвинулся ли с места, не изменился ли, не начал ли расти, менять цвет и форму.

Посетителей не ожидалось. Строго говоря, их и быть не могло. Музеи давно закрыли для широкого посещения, попасть туда можно было только по особому разрешению. Изредка забегали сотрудники Комиссии РЕТРО, исследователи хроноциклонов, актеры, археофутурологи.

Он был директором этого музея, самого крупного в городе Музея Два-Бис; до того, как занять пост директора, он сотрудничал в Комиссии преследования.

Они отмежевались от прошлого два века тому назад. Отреклись от него. Вступили в новую эру. Возвели стену. Прошлое было предано анафеме.

Связь времен была осуждена раз и навсегда во имя Прогресса. Ошибки прошлого в нынешнем дне повторяться не должны были. Прошлое не поддавалось. 0но просачивалось, проступало, возникало в памяти, проникало в произведения искусства, низвергалось в сны. Наконец, прошлое пошло на открытую диверсию. Его поле времени стало прорастать, экстраполироваться на их блистательное сегодня. Так когда-то прорастали зерна из древних амфор тысячелетней и двухтысячелетней давности, поднятых со дна морского или из недр земных. Сотрудники музеев были вызваны по тревоге в Группу А.