На далеком севере колоссальные течения холодного сияния плыли поперек задумчивого вечернего неба. Они пульсировали красным и зеленым цветом, перемещаясь в венце, достигая высоту зенита. Внизу, под сверхъестественным, дрожащим жаром Северного сияния, раскинулись покрытые снегом горы, похожие на гигантскую белую охрану черных границ фьорда Нарвик.

Нелс Хелверсон наблюдал за этим из зарешеченного окна своей темной тюрьмы.

Его худое, утомленное лицо, измученное и небритое, отражало глубокие линии усталости в перемещающемся сиянии. Его подбитые глаза были унылы и мрачны, его плечи опустились внутри порванной форменной куртки. Он чувствовал горечь отчаяния, которое сопровождало не только его одного в эти первые роковые недели нацистского вторжения в Норвегию.

— К ночи будет сражение и смерть, — пробормотал Хелверсон. — Когда приедут валькирии как пламя огней в небе.

Тяжелый, грохочущий голос его товарища-заключенного донесся из темноты позади него:

Зверское прерывание вытеснило все странные чувства из сознания Фаллона.

Пулеметы застрекотали позади него, и поток трассирующих пуль прошили левое крыло его самолета. Мгновенное понимание, что Хейзинг настиг их, отразилось в мозге американского пилота.

Ни секунды не размышляя, он резко вывернул руль, чтобы направить самолет резко вокруг. Он поймал только проблеск самолета Хейзинга, пролетевшего вокруг него с неустанной стремительностью.

«Нацистский дьявол! — подумал он яростно. — Он бы последовал за нами даже к черту, чем увидеть, что мы сбегаем».

Хелверсон заревел с совершенной яростью. Но сознание Фаллона стало ледяным и ясным, когда он напряженно маневрировал в своем положении. Он знал, что это сражение приведет к смерти. Его перегруженный самолет не сможет скрыться от Хейзинга. Один или другой из них должен будет упасть.