Вернувшись домой, я обнаружила двоих мужчин, сидевших за столиком на кухне. Одним из них был мужчина, с которым я сейчас живу. А вторым его лучший друг. Один из них был леопардом-оборотнем, другой вервольфом, оба стриптизеры. Раз в месяц они выходили на сцену и снимали с себя не только одежду. Они перекидывались на сцене. В Такие ночи в клубе было не протолкнуться. Я имею в виду, что вы можете придти в клуб и посмотреть, как мужчина снимает с себя одежду, но его тело, его кожа… они в своем роде уникальны.

Натаниэль подошел, чтобы обнять и поцеловать меня. Я позволила себе запустить руку в его длинные темно-рыжие волосы, стелившиеся по его широким плечам, спадающие до талии, вплоть до задницы и вдоль его мускулистых ног. В нем было 5 футов 7 дюймов,

[1]

на целый дюйм

[2]

больше, чем когда я его впервые встретила. На своих трехдюймовых шпильках я все равно была на дюйм ниже его. В свои двадцать один он раздался в плечах. Его лицо перестало быть мягким, как раньше, оно стало более мужским. Он всегда будет красивым, но структура лица менялась каждую секунду, и он все больше выглядел соответственно возрасту.

Он отпустил меня, и я смогла заглянуть в его сиреневые глаза. У него в правах написано, что глаза у него голубые, потому что написать лавандовые или фиолетовые ему просто не позволили. Его глаза меняли цвет в зависимости от настроения или одежды, которую он надевал, но голубыми они не были никогда.

Он запустил руки под мой жакет, проведя до самого пояса юбки. Возле кобуры его рука немного заколебалась. Пистолет действительно мешает обниматься.

Я обернула свои руки вокруг его полуобнаженного торса, вдыхая аромат его кожи. Он был одет в то, во что обычно одевался летом, в крошечные шорты для бега. Большинство оборотней разгуливало бы нагишом, если им позволить. Я не совсем была этим довольна, потому он носил шорты, заботясь о моем тонком восприятии. Кое-кто мог бы оспорить мои принципы, но они ошибутся, они просто завидуют.

У них были разногласия по поводу того, должна ли я снять туфли или остаться в них. Натаниэль выбрал оставить, а Джейсон был за то, чтобы снять. Джейсон высказался предельно ясно:

— Я не хочу, только взявшись за нее, сразу же пораниться о каблуки.

— А я за то, чтобы боль была, — настаивал Натаниэль.

Я высказала им довольно здравый аргумент:

— Тот, кто будет меня ласкать внизу, тот и выбирает, в обуви я буду или без.

Джейсон провел пальцами по внутренней части моих бедер, раздвигая мои ноги пошире. Натаниэль при этом сжал меня настолько сильно, будто хотел вжать мои руки в мое же тело. Я слегка вздохнула и издала еле слышный звук, чтобы дать ему сигнал. Джейсон поднял меня настолько, чтобы выбрать удобный угол и вошел в меня. И в этом не было ничего нежного, но я была достаточно влажной и в нежности не нуждалась.

Ощущение того, как он с силой и настолько быстро, насколько мог, вталкивался в меня, заставило меня застонать, но не так, какого хотелось ему.

— Я не могу встать под нужным мне углом, — проговорил он хриплым, низким голосом.

— Какой угол тебе нужен? — спросил Натаниэль из-за моей спины. Его голос не был хриплым, но звучал глухо.

Джейсон прекратил двигаться, так что я снова смогла думать.

Мы уложили наконец меня на кушетку, закинув мои руки мне за голову. Натаниэль держал меня за запястья, так что в некотором роде оставался ведущим. Обычно, когда вас не держат за руки, вы стараетесь ими за что-то ухватиться, например, когда падаете, стараетесь зацепиться руками. Руки не дают вам упасть. Помогают вам оставаться на поверхности. Джейсон нашел нужный ему угол, и его тело входило и выходило из меня с такой силой и скоростью, на какую он только был способен. Он был сильнее среднестатистического мужчины.

Он приподнялся надо мной так, чтобы большая часть его тела опиралась на руки и кушетку, так что он касался меня лишь в одном единственном месте. Я могла свободно наблюдать за тем, как его тело вонзается в мое. Один лишь вид этого заставил меня выгнуться назад с криком удовольствия. Я билась в руках Натаниэля, пытаясь дотянуться до тела Джейсона, вонзить в него свои когти, в его гладкую плоть, но Натаниэль держал меня крепко, его сила с лихвой могла заменить любые цепи.

Я ощутила, как Джейсон сделал свой последний, сильный толчок, и открыла глаза. Я видела его судороги на своем теле, видела, как он боролся с собой, чтобы держать руки на кушетке и не опуститься на меня. Он держался в прежней позе до последней волны удовольствия, которая заставила меня забиться под ним. И тут он потерял сознание, падая на меня, будто силы покинули его. Он лежал на мне без сознания, дыхание его было неровным, сердце бешено колотилось, так что я чувствовала его через ткань блузки.

— Моя очередь, — сказал Натаниэль.

Джейсон рассмеялся, затем ответил ему, продолжая лежать на мне:

Когда мы снова смогли ходить, мы помылись. После чего все трое вернулись в кровать, чтобы немного придти в себя. Я закончила последней, поскольку я гораздо дольше вожусь.

— Ты настолько стесняешься секса, Анита, насколько самозабвенно ему предаешься. Это просто удивительно, — сказал наконец Джейсон.

— Ты в сексе вполне хорош, — ответила я, и мой голос все еще немного хрипел.

Он рассмеялся, и это был настоящий полноценный смех. Даже если бы секс не был таким хорошим, один звук его смеха сделал бы его намного лучше.

— Мой отец считает меня геем.