Ночью выпалъ снѣгъ. Пушистый бѣлый пологъ покрывалъ всю землю.

А онъ проснулся съ радостнымъ воспоминаніемъ о томъ, что вчера получилъ письмо — поразительное и вмѣстѣ съ тѣмъ спасающее его извѣстіе. Онъ чувствовалъ себя молодымъ, счастливымъ и принялся слегка напѣвать. Но какъ-то вышло такъ, что онъ случайно подошелъ къ окну, раздвинулъ занавѣски и увидалъ снѣгъ. Пѣніе его оборвалось, чувство безнадежной грусти охватило его душу, и его худыя, сильно покатыя плечи какъ-то безпомощно вздрогнули.

Вмѣстѣ съ зимой наступало для него мучительное время, и ничто не могло сравниться съ той мукой, которую онъ испытывалъ тогда, и никто другой не могъ даже понять ея. Одинъ видъ снѣга, казалось, навѣвалъ ему въ душу и въ мозгъ мысли о смерти, о всеобщей гибели. Наступали длинные вечера съ ихъ темнотой и ихъ глупымъ, тоскливымъ безмолвіемъ. Онъ не могъ работать въ хвоей мастерской, его душа погружалась въ зимнюю спячку и нѣмѣла. Какъ-то разъ онъ прожилъ лѣто въ маленькомъ городкѣ, въ огромной свѣтлой комнатѣ съ большимъ окномъ, нижнія стекла котораго были замазаны известкой. И эта бѣлая известка напоминала ему снѣгъ и ледъ. Онъ никакъ не могъ избавиться отъ пытки, которую испытывалъ при видѣ этихъ стеколъ. Онъ хотѣлъ принудить себя побѣдить свое отвращеніе; онъ провелъ нѣсколько мѣсяцевъ въ этой комнатѣ и каждый день убѣждалъ самого себя въ томъ, что и снѣгъ и ледъ имѣютъ для многихъ свою прелесть, что зима и лѣто одинаково служатъ выраженіемъ одной и той же вѣчной идеи и посылаются Богомъ — но ничто не помогало, онъ не могъ притронуться къ своей работѣ, а ежедневная пытка только изнуряла его.

Потомъ онъ жилъ въ Парижѣ. Когда городъ праздновалъ свои веселыя празднества, онъ любилъ бродить по бульварамъ и присматриваться ко всеобщему веселью. Это бывало посреди знойнаго лѣта, когда по вечерамъ было особенно душно, и надъ городомъ носился ароматъ цвѣтовъ, растущихъ въ паркахъ и садахъ. Всѣ улицы сверкали электрическими огнями, и смѣюхціяся, ликующія толпы народа, подобно волнамъ, колыхались и разбѣгались по нимъ, перекликаясь, громко распѣвая и осыпая другъ друга конфетти, и все казалось охваченнымъ весельемъ. Онъ обыкновенно выходилъ изъ дому съ самымъ искреннимъ намѣреніемъ смѣшаться съ толпой и веселиться вмѣстѣ съ ней, но не проходило и получаса, какъ онъ уже бралъ извозчика и возвращался домой. Отчего? Почему? Потому, что передъ нимъ вновь возставало далекое воспоминаніе о зимѣ, о холодѣ, о снѣгѣ: при электрическомъ свѣтѣ передъ его глазами кружились и безшумно падали, точно хлопья снѣга, безчисленные лепестки конфетти, и все его веселье внезапно прекращалось.

И это продолжалось такъ изъ года въ годъ… Гдѣ, въ какой странѣ находилась родина его души? Быть можетъ, въ странѣ южнаго солнца, на берегахъ Ганга, тамъ, гдѣ цвѣтокъ лотоса никогда не вянетъ, не блекнетъ?..