Только благодаря милости Божьей и развязавшемуся шнурку в тот день она не погибла вместе с другими. Она вошла в банк точно в два часа сорок минут дня с намерением закрыть счет. Она специально дотянула до самой последней минуты, чтобы не оставалось времени передумать. Все вещи уже упакованы, и очень скоро она навсегда покинет Рокфорд-Фоллз, штат Монтана.

Шерман Маккоркл, президент банка, через пятнадцать минут собирался запереть двери. В зале находились еще несколько клиентов. Кассиры работали только в двух окошках, а не в трех, как обычно. Эммелин Маккоркл, дочь Шермана, была дома: не оправилась от гриппа, две недели назад налетевшего на этот мирный городок.

Очередь к Малкому Уоттерсону была короче на три человека, но к нему она решила не вставать: этот известный сплетник наверняка привяжется с бестактными вопросами.

К счастью, сегодня работал Франклин Кэррол, и она заняла очередь к нему. Он действовал быстро и никогда не лез в чужие дела. К тому же у них были хорошие отношения. Правда, она попрощалась с ним еще в воскресенье, в церкви, но вдруг ей захотелось еще раз сказать «до свидания».

Вообще она ненавидела, ждать. Нервно притопывая ногой по дощатому полу, она то снимала, то надевала перчатки, при этом сумочка на атласной ленте, прицепленная к запястью, моталась туда-сюда, будто передразнивала маятник настенных часов, висевших за спиной у кассиров.

Такой церемонии еще не было. Герой дня — Коул Клейборн проспал и ее, и все, что происходило после. Сейчас, когда гости разошлись, ощущение от странного сна стало улетучиваться, хотя он до сих пор не мог понять, происходит все это во сне или наяву. Глаза никак не открывались, не хватало сил поднять веки, раскалывалась голова. Но он чувствовал, как медленно возвращается в реальность, и первый звук, который услышал и распознал, был звон стекла. Это чокались гости. А потом он услышал громкий смех.

Что-то говорили ему или о нем, он разобрал свое имя, но никак не мог сосредоточиться и понять, о чем речь. Казалось, голову оккупировала банда лилипутов. Они расселись у него между глазами и остренькими молоточками тюкали по черепу.

Может, это с похмелья? Да нет, он никогда не напивался за пределами Роуз-Хилла. Впрочем, и дома тоже. Он вообще редко прикладывался к рюмке, выпивая лишь кружку холодного пива в жару. Коул терпеть не мог похмелья. Алкоголь, считал он, притупляет чувства и замедляет реакцию, а если учесть, что половина здешнего люда мечтала прославиться, всадив в него пулю, он не мог позволить себе пить что-то менее банальное, чем вода.

Похоже, кое-кто прекрасно проводит время, подумал Коул, снова услышав приступ хохота. Он попытался повернуться на шум, но боль, словно выстрел, обожгла шею, и во рту стало горько, как если бы туда выплеснулась желчь. О Господи, до чего же ему плохо!..

— Джози, парень приходит в себя. Вернись-ка лучше в дом, прежде чем он начнет ворчать и шипеть. Зачем тебе это наблюдать?

Когда шериф Нортон вернулся в тюрьму, Коул клокотал от злости. К счастью, Нортон забрал у Райана ключи и пришел к Коулу вместе с женой Джози, поэтому парень старался сдерживаться.

Джози держала поднос, накрытый бело-голубой клетчатой салфеткой, и, как только шериф распахнул дверь, внесла обед в камеру.

Нортон представил их друг другу.

— Официально вы еще незнакомы. Ты просто пылал огнем, когда Джози ухаживала за тобой. Это маршал Коул Клейборн, дорогая. Он, правда, еще не знает, что будет помогать Райану выслеживать банду убийц, которая терроризирует всю округу. Коул… Если не возражаешь, я буду называть тебя по имени.

— Нет, сэр, не возражаю.

Коул надеялся только на самого себя. Жизнь убедила его, что так лучше всего. Он мгновенно оценил обстановку. Мерзавцы ждали на разных концах грязной улицы. Никого из них он не узнал, впрочем, все эти типы были для него на одно лицо. Сколько их гонялось за пустой мечтой снискать славу самого быстрого и меткого стрелка на Западе. Одетые в одинаковые ковбойские штаны, они переминались с ноги на ногу. Как же им не терпится расправиться с ним! Что ему предпринять? Сначала Коулу показалось, что лучше всего кинуться на землю, перевернуться и тем самым избежать пули. Но черт побери, нет у него желания валяться в грязи, особенно сегодня, когда он чуть живой от рези в желудке. И потом: ему непременно надо выжить.

Райан был как бельмо на глазу: столбом стоял посреди улицы, как живая мишень. Коул уже хотел окликнуть его, но тут Райан махнул ему, приглашая подойти. Опустив руки, не желая вспугнуть стрелков, которым не терпелось умереть, Коул сошел с тротуара и направился к Райану. С каким удовольствием он бы схватился за оружие! Не для того, чтобы пристрелить Райана, а просто чтобы огреть как следует по затылку тяжелой рукояткой: пускай представит себе, какую боль пришлось вытерпеть Коулу из-за дурацкого приказа задержать его в городе.

Медленно, вразвалочку, Коул подходил ближе, а бандиты, словно крысы, испугавшиеся яркого света, но страстно желавшие получить свое, тоже двинулись вперед.

Коул решил не обращать на них внимания, они с Райаном в полной безопасности… до тех пор, пока не вынут оружие. Эти типы хотели славы, а добыть ее можно единственным способом: пристрелить его, Коула Клейборна, при свидетелях, в перестрелке. Честно и справедливо. Иначе это будет просто убийство.

Шериф Нортон наблюдал за происходящим в приоткрытую дверь и улыбался: еще бы, есть на что посмотреть и что запомнить. Два представителя закона, два маршала, рослые и грозные, будто два Голиафа, мерили друг друга взглядом — настоящие соперники на боксерском ринге. «Потрясающая пара!» — сказала Джози. Она испугалась Дэниела Райана, увидев его впервые, и точно такое же чувство жена Нортона испытала при встрече с Коулом Клейборном, хотя очень старалась это скрыть. Оба вгоняли ее в дрожь одним своим видом. Нортон запомнил ее слова, когда она попыталась объяснить свои чувства:

Город Рокфорд-Фоллз был потрясен. За последние два дня он потерял несколько лучших граждан и еще одного, может, и не такого замечательного, но о нем горевали не меньше.

Грипп был повинен в двух смертях. Эпидемия за последнюю неделю набрала силу и свалила половину горожан. Больше всего страдали старики и дети. Аделаида Весткотт, энергичная старая дева семидесяти восьми лет, имевшая до сих пор отличные, крепкие зубы и за всю жизнь не сказавшая ни о ком дурного слова, и милый малыш восьми месяцев от роду То-биас Доллен, унаследовавший от отца большие уши и улыбку матери, умерли в течение часа, один за другим. Как объяснил доктор Лоренс, они скончались от осложнений после гриппа.

Город оплакивал умерших. Все, кто мог держаться на ногах, пришли на похороны, а кто не мог встать с постели, молились за их души дома.

Аделаиду и Тобиаса похоронили утром в среду на кладбище, обращенном к долине Сонного ручья. Шестеро горожан были жестоко убиты во время ограбления банка. Седьмым человеком, отдавшим Богу душу, стал Билли Вакшот, известный пьяница, который, как полагали, направлялся из своей развалюхи на окраине города в салун поесть. Человек привычки, Билли каждый день свой начинал в три или четыре часа дня и всегда проходил по переулку между банком и магазином, сокращая путь на две улицы. Поскольку он был найден с пистолетом в руках, шериф Слоун предположил, что Билли случайно нарвался на банду как раз в тот момент, когда она выходила через заднюю дверь банка. У бедняги не было никакого шанса выжить. Все знали: пока он не примет первую рюмку, продрав глаза после сна, его руки трясутся, как качели на крыльце во время бури. Его не пристрелили, как других, а зарезали, и, судя по числу ран на лице и шее, убийца испытывал извращенное наслаждение, расправляясь с несчастным.

Бандитам явно повезло: никто не слышал ни выстрелов в банке, ни их топота на улице. Больше половины города лежало в постели. Те, кто хотел выйти подышать свежим воздухом, дожидались момента, когда солнце начнет садиться. Шедшие по тротуару, конечно, видели Билли, лежавшего на земле, но никто не обратил на него внимания. Все давнопривыкли к таким сценам и думали, что городской пьяница снова в отключке.

Пансион Тилли Макквайр находился в самом конце извилистой Элм-стрит, обсаженной столетними вязами. Он стоял напротив гостиницы, но густые, ветвистые деревья закрывали вход в дом и скрывали его от других строений.

Бывшую фермерскую усадьбу покрасили белой краской, и на ее фоне оконные рамы цвета бургундского вина являлись настоящим украшением. На веранде стояли кресла для отдыха точно такого же цвета. Чистенький домик и двор были обнесены частоколом, и цепкий вездесущий плющ уже устремился вверх по планкам. Дом и лужайка перед ним скрывались от палящего солнца в тени старых деревьев. Эти мощные гиганты стояли словно стражи, охраняя обитателей дома. Слабый ветерок едва пробивался сквозь ветви, касавшиеся остроконечной крыши.

Очаровательный домик Тилли Макквайр был идеальным местом для воспитания детей. Эта живая, подвижная женщина шестидесяти пяти лет вышла замуж в четырнадцать и родила восемь детей —девочек. После того как ее младшая дочь вышла замуж и уехала, а третий муж умер, Тилли превратила свой дом с шестью спальнями в пансион.

Она нуждалась не в деньгах, а в общении. Хозяйкой Тилли оказалась разборчивой, принимала только понравившихся ей дам, готовых придерживаться установленных ею правил. Мужчинам не разрешалось подниматься выше первого этажа без надобности. Дамы должны быть дома в десять вечера, включая субботу. Каждое воскресное утро ходить в церковь. Никто из постояльцев не имел права пропустить ужин. Соблюдение правил вознаграждалось сторицей: хозяйка баловала жильцов, еда в пансионе была отменная, спальни просторные, красивые, постельное белье каждый день свежее. Добрейшая женщина относилась к гостям как к членам семьи.

По правде говоря, под строгим обликом Тилли таилась мягкая, нежная душа. Она нарушила свои твердые правила, разрешив Джессике с сыном остановиться у нее. С тех пор как собственные дочери выросли, Тилли не допускала в дом младенцев или маленьких детей: не хотела шума. Но малыш Калеб стал исключением. Он похитил ее сердце в тот момент, когда захлопал большими карими глазами и показал ей язык.

Джессика стояла у кухонной стойки, мечтательно глядяв окно. Она пыталась вспомнить, что такое беззаботная жизнь.

Но не могла.

Она ужасно устала, видимо, поэтому любые волнения и заботы казались теперь непереносимыми. Столько перемен произошло в ее жизни за последние два года! Казалось, она живет на свете лет сто.

У нее не оставалось времени себя жалеть, и как бы ни уставала, она не переставала благодарить Бога за счастье, которым он наделил ее, подарив малыша Калеба. Джессика не могла себе представить жизнь без него, хотя он невероятно осложнил ее существование.

Заставив себя вернуться к прежнему занятию, Джессика взяла тряпку и принялась мыть одну из красивых фарфоровых тарелок Тилли. Вода выплеснулась на юбку. Она посмотрела на мокрое пятно и впервые заметила, какое старое на ней платье. И оно ей стало мало: сильно жмет в груди. Надо найти время и переставить пуговицы. Конечно, она не выбросит его, как советует Тилли. Зачем поступать неразумно и расточительно? Она не может себе позволить тратить деньги. Платье хоть и выцвело за годы бесконечных стирок, но тон ей нравится. Джессика пожала плечами: выглядит ее наряд вполне прилично, а это самое главное.

Грэйс Уинтроп стояла у плиты и, когда маршалы вошли на кухню, повернулась. Дэниел Райан остановился как вкопанный, невольно, отступил назад и наткнулся на Коула. Впрочем, он быстро пришел в себя.

— Джессика… Она… Вы не будете против, если мы…

— Пожалуйста, входите. Я как раз готовлю чай. Вы с маршалом Клейборном хотите чаю?

— Это было бы прекрасно, — согласился Дэниел, выдвигая стул из-за стола.

Коул сел напротив него, лицом к двери.

Странный поворот событий вызвал у Коула и Дэниела смущение и раздражение.

— Они втроем отрепетировали, что нам скажут.! У них было время как следует подготовиться. В камере, куда их засунул шериф Слоун! — возмущался Коул по дороге в гостиницу.

— Да. Они явно обо всем договорились. Но объясни мне, зачем?

— Боятся. Другого ответа просто не знаю. Ты заметил, какие они напряженные? Ребекка лучше всех владела собой, но я заметил и у нее в глазах тревогу.

— Я обратил внимание на ее руки, — поддержал Дэниела Коул. — Она все время их сжимала.

Коул не понял, почему вдруг проснулся. Только что ему снилось, как он гонит скот, а в следующую секунду он открыл глаза, напряженный, как тетива лука. Он вообще спал чутко, даже дома, в Роуз-Хилл, улавливая малейший шорох. На этот раз он не услышал ничего необычного, но тотчас потянулся к оружию и подкрался к двери.

Как он и предполагал, в коридоре было пусто. Коул закрыл дверь, подошел к окну и выглянул на улицу. Вероятно, кто-то перебрал в салуне и колобродит. Но улица совершенно пустынна.

Легкий ветерок коснулся лица, Коул громко зевнул и уже собрался вернуться в постель, как вдруг увидел вдали легкий оранжевый свет. Он решил, что занимается заря и солнечный диск, медленно выползая из черноты ночи, посылает впереди себя золотоносные лучи. Черт побери, не рановато ли для восхода? Ведь он едва закрыл глаза.

«Да, возраст дает о себе знать, — подумал он, — молодость проходит». Он потянулся и пошел попить воды, прежде чем начать одеваться. В комнате царила темнота, и Коул зажег керосиновую лампу. Карманные часы лежали на комоде рядом с компасом, и когда случайный взгляд упал на циферблат, он удивился: только полночь!

— Что такое? — пробормотал Коул.