Долгие годы деревенские судили между собою о тайне седовласого старца и варвара с заплечным мешком. Не исключали и версию смертоубийства. Пол в горной хижине Старика Гао вскрыли, но под ним остался лишь пепел да почерневшие от сажи оловянные поддоны.

Естественно, самоуправство имело место в тот период времени, когда Старик Гао уже исчез, а его сын еще не вернулся из Лицзяна, не принялся ухаживать за ульями на холме.

Пчелы с покрытых туманами холмов, таких высоких, что их часто называли горами, жужжали под выцветшим, почти уже летом солнцем, перелетали с одного уцепившегося за склон весеннего цветка на другой. Старик Гао прислушивался к звуку безо всякой радости. У его родственника в деревне по другую сторону долины имелось несколько десятков ульев. Все они, хотя сезон только начался, пополнялись снежно-нефритовым медом. Старик Гао считал, что белый мед ничуть не лучше на вкус, чем желтый или светло-коричневый от его пчел. Но собираемый им урожай был вдвое меньше урожая родственника, а лучшая цена — вдвое ниже.