«…В дверях раздался скрежет поворачиваемого ключа. Ирина поспешила к дверям и подставила лицо входившему мужу. Он рассеянно чмокнул ее в щеку. За прошедшие годы это превратилось в настолько привычный ритуал, что Ирина не раз спрашивала себя, а заметит ли он разницу, если его встретит другая женщина?..»
В широком дворе старого дома легкий ветерок играл багряно-золотистой осенней листвой, разметая ее по всему двору. Проходя мимо рьяно машущего метлой дяди Феди, Ирина вежливо поздоровалась и заслужила в ответ кислое:
– Здравствуй, здравствуй, Иринка! И когда ты своего борова на диету посадишь? Растолстел – смотреть противно!
Покраснев от неловкости, Ирина бочком, как в детстве, прокралась мимо сердитого дворника и юркнула в подъезд. Ей было не по себе. Валерий и впрямь изрядно раздался, сказывался малоподвижный образ жизни, но что она могла сделать? Не заставлять же его бегать по утрам возле дома, как это делают некоторые пенсионерки? Он ее и не послушает, кстати. А на тренажерные залы у них денег нет.
По давно не ремонтированному, с облупившимися стенами, но чисто убранному подъезду поднялась на третий этаж, открыла дверь своей квартиры. До прихода мужа время еще было, и она, чуть нахохлившись, села за стол, разбирая тетради с сочинениями шестиклассников.
Современные детишки писали безграмотную чушь, и она жалела, что стала учителем русского языка и литературы. Захотелось сеять разумное, доброе, вечное, и вот результат – ни денег, ни уважения к самой себе.
