Сара Дейн

Гэскин Кэтрин

Героиня романа — молодая, красивая, умная девушка, дочь образованного, но опустившегося человека, потеряв отца, остается совсем одна, без средств к существованию. Не в силах вынести унижений в доме, где ей пришлось служить прислугой, обманутая любимым, она решает бежать в Лондон, но ее арестовывают и обвиняют в воровстве. И вот она в толпе ссыльных плывет в Новый Южный Уэльс, где ей предстоит провести семь долгих лет. И тут внезапно ей представляется возможность вырваться из кошмара, в который она попала, и начать новую жизнь…

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Глава ПЕРВАЯ

«Я воскресение и жизнь, возгласил Господь, верующий в меня и после смерти своей…»

В толпе, заполнившей палубу «Джоржетты», почти никто не двигался. Все слушали слова погребальной службы; людей, казалось, заворожило бесстрастное спокойствие голоса капитана. Лишь наиболее любопытные проталкивались вперед, чтобы лучше рассмотреть сверток из парусины, зашитый суровыми нитками и слегка прикрытый британским флагом.

Дело происходило июньским днем 1792 года. «Джоржетта» — двухпалубное судно с шестьюдесятью четырьмя пушками на борту, принадлежавшее Ост-Индской компании, — десять дней назад покинуло Рио и направлялось в Кейптаун. После Кейптауна, согласно приказу, должно было повернуть на юг, в Антарктический океан, а затем, взяв восточнее, следовать курсом, которым до него шли лишь несколько кораблей. Пунктом назначения было поселение, основанное четыре года назад на берегу Порт-Джексона, в новой колонии Южного Уэльса. В то время оно почти не было известно под своим нынешним именем Сидней; а названием, которое гремело во всех судебных залах и тюрьмах Англии, было Ботани-Бей. Это поселение было страшным местом, предназначенным для размещения лиц, которых не могли вместить тюрьмы метрополии: оно являло собой тюрьму, бегство из которой было невозможно, а надежда хоть когда-нибудь вернуться в Англию — напрасной. «Джоржетта» предназначалась для перевозки узников, и мысль о Ботани-Бей сверлила мозг почти всех, кто молча слушал речь капитана.

«Человек, рожденный женщиной, недолго пребывает на земле…»

Глава ВТОРАЯ

Эндрю не удавалось преодолеть чувства брезгливости каждый раз, когда он был вынужден посещать помещения, где содержались ссыльные. Он вызвал морского сержанта для сопровождения и быстро спустился по трапу, пытаясь взять себя в руки перед предстоящим тяжелым испытанием. Служба в морском флоте приучила его не раскисать ни при каких обстоятельствах, но здесь было нечто иное. Здесь речь шла о человеческом грузе, транспортировавшемся в условиях, худших, чем для скота, — больше того, о скоте заботились как о чем-то, представляющем ценность, а смерть ссыльного ни для кого не имела ни малейшего значения. Когда он достиг орудийной палубы, где содержались заключенные, до него долетел сумбурный гул голосов, среди которых выделялись над более низкими мужскими голосами пронзительные женские. Он почувствовал, как все его тело щекочет выступивший пот, и его отчаянно потянуло повернуть назад и взобраться по трапу наверх.

Он ни с кем не делился своими мыслями о ссыльных, разве только в редких случаях, как сегодня за обедом, когда он так неосмотрительно высказался насчет беспорядочного английского законодательства, которое обрекает мелких воришек на ту же участь, что и убийц, ссылая их вместе в Ботани-Бей. Представителям его класса не подобало проявлять жалость к такой публике — ни разу среди офицеров в кают-компании не слышал он в их адрес ни слова сочувствия. Прислушиваясь к тому, как они обсуждали ссыльных, он понимал, что одинок в своем сочувствии к ним, в том, что принимает их страдания близко к сердцу, хоть и далек от их мира. Несмотря на это, у них было все же право посягать на его внимание и занимать его мысли. От британских судовладельцев и от людей, которые выступали против рабства, он слышал рассказы о судах, доставлявших рабов из Африки в Вест-Индию. Ему казалось, что положение ссыльных на борту «Джоржетты» мало чем от них отличается.

Ему была отвратительна давка и борьба за существование, которая происходила там среди них. Он уже наблюдал подобное в развалюхах беднейших кварталов Лондона и Эдинбурга. Его отец был шотландцем, имевшим доходную юридическую практику, прожившим достаточно долго, чтобы успеть привить сыну отвращение к юридической профессии, а также наградить его той отчаянной безрассудной отвагой, которая позволяла ему ставить жизнь на карту или рисковать ею при игре в кости. Эндрю смутно помнил своего азартного папашу: его растил брат матери — владелец небольшого поместья под Эдинбургом. Дисциплине он научился на флоте, а потом ему пришлось подчиняться более мягким требованиям на судах Ост-Индской компании. Он вырос в неприятии суетной толкотни больших городов и вообще всего, что грозило надеть узду на его свободу. На него находила давящая дурнота при одной мысли о тюремных отсеках «Джоржетты», о кандалах, которые все еще не были сняты с ног некоторых узников.

Внизу, при закрытых орудийных отверстиях, было темно и душно. Из этой полутьмы прежде всего ударяло в нос зловоние: непреодолимая вонь немытых тел, запах кислой пищи и воды, зеленой и кишащей живыми организмами. Зловоние тюрем пришло на борт вместе со ссыльными, и Эндрю казалось, что судну долго еще не удастся от него избавиться.

Глава ТРЕТЬЯ

Двое в кают-компании подняли головы от бумаг, когда Эндрю вернулся к ним. Брукс проверял список медикаментов, что его мало занимало, и обрадовался возможности отвлечься. Гардинг, листая судовой журнал, удивленно поднял брови при неожиданно шумном вторжении Эндрю.

— В чем дело?

Стоя на пороге, Эндрю перевел взгляд с одного на другого.

— Вы ее видели? — спросил он.

Глава ЧЕТВЕРТАЯ

Глухие часы ночной вахты вызвали в Эндрю ощущение тупой усталости. Он с благодарностью передал дежурство Робертсу, и теперь, почти сразу после восьми склянок, стал спускаться вниз. Ночь была ясной, но темной. Дул легкий бриз, и «Джоржетта» четко следовала курсу в спокойном море. Тишина была полной, так как судно было погружено в сон.

Два кормовых огня бросали слабый свет на палубу и освещали рулевого, когда лучи их сходились на штурвале. Отведя от них взгляд, спускаясь по трапу, Эндрю увидел огонек сигары в темноте и рассмотрел очертания человека, который прислонился к борту. Он помедлил, потом двинулся вперед.

— Брукс? Это вы?

— Да, вышел глотнуть свежего воздуха. — Эндрю не мог рассмотреть его лица, но голос его был усталым и мрачным. — Там, внизу, сущий ад, — сказал он. — Я принимал там роды у ссыльной, провозился всю ночь.

Глава ПЯТАЯ

Обогнув мыс Земли Ван Дьемана, горы которой сурово поднялись из южного океана, «Джоржетта» следовала курсом вдоль восточного побережья нового континента на протяжении шестисот или семисот миль. Это была та самая Терра Аустралис, изображенная на ранних морских картах, берег которой был нанесен на карту Куком, — скалы и заливы, обрамлявшие край неизведанного мира. На закате первого октября тысяча семьсот девяносто второго года впередсмотрящий заметил огромные горы, отстоящие друг от друга на милю, у входа в Порт-Джексон. «Джоржетта» остановилась в ожидании утреннего света, прежде чем попытаться войти в глубоководный пролив между ними.

Все, бывшие на борту — экипаж, ссыльные, четверо пассажиров, — оставили позади период полной изоляции и теперь стремились забыть его. С самого момента отплытия из Кейпа бушевала непогода. Они направлялись прямо к югу, приближаясь к Антарктическому кругу, а затем меняли курс резко на восток, чтобы обогнуть мыс Земли Ван Дьемана. Немногим из них удалось избежать морской болезни, они все мерзли, страдая от последних укусов зимних холодов Южного полюса. Запасы свежей пищи растаяли очень быстро, и им грозило убийственное однообразие блюд из солонины. Скот плохо переносил путешествие, многие животные погибли. Им встретились киты, а гигантский альбатрос сопровождал их неотступно, то скрываясь, то снова появляясь, когда «Джоржетта» взлетала и ныряла в бушующем море. Все пожитки на борту промокли, потому что вода заливала судно, а когда заливало отсеки для ссыльных, не было возможности остановить поток сквернословия и проклятий. Среди офицеров возникло пристрастие к вину, и они часто ссорились по пустякам, отчаянно играли и жаловались друг на друга. Чем дольше тянулось путешествие, тем больше росло напряжение, а порции еды и свежей воды все уменьшались. Но каким-то образом, несмотря на все это, им удавалось сохранять четкий распорядок на корабле и держать его по курсу, который вел их все дальше на юго-восток. «Джоржетта» бороздила незнакомые моря, постоянно ощущая свою изолированность и страшась ее. Страх, такой же реальный и ощутимый, как и непогода вокруг, нависал над ними; никто об этом не говорил — страх давал о себе знать пристрастием к выпивке, и глупыми, бессмысленными ссорами.

В этом путешествии произошел случай, который им было не забыть. «Джоржетта» была в пути всего две недели после выхода из залива, когда пронесся слух о волнениях среди ссыльных, подобный тихому жутковатому разбойничьему посвисту. Ирландец Патрик Райли, пожизненно осужденный, был осведомителем: под угрозой наказания за неподчинение он выдал эту информацию Робертсу, когда предстал перед ним. Предупреждение Райли было зловещим: никто не знал и не мог предсказать, на что может толкнуть отчаявшихся и готовых на все людей их жалкое и безнадежное положение. Был проведен тщательный обыск на предмет обнаружения оружия, но были найдены лишь несколько ножей. Однако напряжение не спадало. Здравый смысл подсказывал офицерам, что эти люди, ослабевшие от плохого питания и постоянного заточения, находящиеся под угрозой цинги и других болезней, вряд ли были способны на серьезный бунт, но страх не рассеивался. Про себя каждый из них опасался, что беспорядки могут начаться именно во время его вахты, что именно он может вдруг почувствовать удар ножа или услышать предостерегающий крик рулевого. Всем было совершенно ясно, что восстание на борту не может продлиться долго, но даже это понимание не помогало. Каждый из них чувствовал, что именно ему придется умереть, что именно его смерть послужит сигналом к началу.

Ощущение неминуемого кризиса нагнетало обстановку на судне в течение всей недели. Она разразилась тогда, когда нервы каждого человека на судне были натянуты ожиданием до предела, и малейшее движение, выходившее за рамки обычного, вызывало безумную оголтелую панику. Все произошло потому, что одного из заключенных, мрачно боровшегося с дизентерийной коликой, охватил во сне ужасающий кошмар. Он завопил и продолжал вопить не переставая — пронзительные звуки потрясли тишину на напрягшемся, погруженном во тьму судне. Взвинченные предчувствиями стражники приняли эти вопли за сигнал к бунту: они начали без разбора стрелять в темноту отсеков для ссыльных. Начались крики и суматоха, замелькали вспышки выстрелов. Четверо были сражены пулями, прежде чем разум повелел стражникам остановиться.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Глава ПЕРВАЯ

На следующее утро «Джоржетта» прошла мимо столпов, стоящих как бы на страже Порт-Джексона, и бросила якорь в Сиднейскую бухту. Солнце было ярким и горячим, блики света ослепительно играли на поверхности бухты. Глаза собравшихся на палубе с удовольствием отдыхали на мягких красках прибрежных деревьев, которые раскинули серовато-зеленый пушок своих крон далеко по всем причудливым очертаниям фьордов и бухточек. Во всем этом была какая-то тихая незнакомая красота.

Но само поселение не отличалось привлекательностью. Ссыльные соорудили поселок на побережье Сиднейской бухты из глиняных хат и мазанок, над ними на холме возвышалось некрасивое правительственное здание. Среди глиняных построек было разбросано несколько кирпичных домов, но их жесткие прямые линии усиливали ощущение их неуместности здесь. Казарма, больница, склад и мост над одной из речушек — вот и все новейшее поселение Его Величества. Тут и там были разбросаны огороды, но большинство из них казались, скорее, просто жестами надежды. Попытки обработать и засеять землю не выглядели серьезными, да и почва была бедна. Засуха иссушала урожай, а потом его смывало дождями. Самой насущной заботой была пища, но опаленная солнцем земля не давала и четверти требуемого. Скот был тощ и пасся на редких клочках чахлой растительности.

Эндрю Маклею поселок Порт-Джексон показался жалким. Первое впечатление было удручающим. Поселок был убог в своей нищете, по нему, как тени, бродили уже знакомые фигуры в грязных лохмотьях. Здесь царила постоянная угроза кандалов и кнута — иного закона, кроме голода и наказания, здесь не знают. Изголодавшиеся ссыльные крали пайки друг у друга и врывались в складские помещения — в голодающей колонии кража еды наказывалась смертной казнью. Они были больны, слабы и быстро умирали. Некоторые из них, окончательно отчаявшись, бросались в коварный недружелюбный лес и пропадали в неподдающемся разгадке зеленом лабиринте или приходили обратно, измученные и умирающие от голода. Все они были уверены, что только голый чернокожий, которому принадлежит эта бесплодная страна, способен выжить среди тощих каучуковых деревьев и жесткой редкой листвы.

Металлический звон кандалов преследовал Эндрю, куда бы он ни шел. Он не мог смотреть без содрогания на женщин — изможденные и жалкие, они провожали его с тоскливой надеждой в глазах. Они продавали себя за еду, и пыльные проулки между хижинами кишели их внебрачным потомством. В этих детях была определенная прелесть: они были более подвижными и здоровыми, несмотря на скудный рацион, чем их сверстники в Англии. В общем, мысль о постоянной жизни в этом убогом мире удручала Эндрю.

Глава ВТОРАЯ

Свадьба состоялась в доме Райдеров, в одно холодное солнечное утро в июне. Накануне вечером все покрылось инеем, и солнцу едва удалось растопить его к тому времени, когда Сара вошла в гостиную, предназначенную для церемонии. В комнате остро пахло листьями эвкалипта, которыми Джулия украсила комнату. Джеймс широко открыл дверь, его рука в перчатке протянулась к ее руке. Она взяла ее, замерла на пороге, осознав, какую реакцию вызвало ее появление: выражение лиц собравшихся доставило ей удовольствие и придало уверенности. На ней было белое шелковое платье, привезенное из Китая и оплаченное ромом, на ногах были вышитые туфли из Калькутты. Она держалась прямо, с виду спокойно, но искала поддержки в глазах Эндрю. Потом, после минутной паузы, она медленно ступила вперед, чтобы сделать реверанс перед вице-губернатором.

Джулия была единственной женщиной среди собравшихся на эту брачную церемонию, которую проводил в своей строгой манере священник Ричард Джонстон. Корпус Нового Южного Уэльса был широко представлен в то утро. Гостями, за исключением Райдеров и Джонстона, были в основном картежные партнеры Эндрю. Среди них был Джон Берри и трое других офицеров из казарм. Джон Макартур, которого Гроуз поставил во главе всех общественных работ в Парраматте, ко всеобщему удивлению тоже принял приглашение; сам Гроуз, прибывший из Сиднея с инспекцией, сопровождал его.

Но три дамы, занимавшие видное положение в колонии, отсутствовали. Жене священника и миссис Макартур были направлены приглашения, но обе отказались, сославшись на незначительные обстоятельства. Миссис Петер-сон, жена заместителя командующего Корпусом, также отклонила приглашение. Сару это не удивило, она ожидала чего-то подобного, заранее зная, как ее воспримут местные дамы. Ее не обескуражили эти щелчки, и она гордо шла мимо красных мундиров, высоко подняв голову.

Церемония была краткой. Джонстон недолюбливал Сару и Эндрю и не тратил лишних эмоций на выполнение той обязанности, ради которой был приглашен. Их поженили как раз перед полуднем, и они уехали: Сара, Эндрю, надсмотрщик Джереми Хоган и второй ссыльный надсмотрщик Тригг, который приехал, чтобы помочь с багажом на обратном пути в Хоксбери. Отъезду предшествовала праздничная трапеза, состоявшая из дикой утки и жареного мяса кенгуру. Вина, привезенного из Кейпа, было достаточно, чтобы развязать языки, и, переодеваясь из свадебного платья в новую амазонку, Сара слышала взрывы смеха, доносившиеся из узкой, просто обставленной гостиной. Она представляла себе с улыбкой, в которой была известная доля горечи, как эти люди будут рассказывать о церемонии, в которой только что участвовали.

Глава ТРЕТЬЯ

За два года, прошедших со дня свадьбы, Сара видела, как долина Хоксбери постепенно заполняется поселенцами. Каждое прибывающее в колонию судно привозило на своем борту семью вольных поселенцев, сроки некоторых ссыльных закончились или были сняты, и они тоже переселялись сюда, получая наделы земли. К 1795 году вдоль реки проживало уже четыреста человек, а их фермы простирались на тридцать миль по обоим берегам. Между Хоксбери и Парраматтой была построена хорошая дорога.

За это время Кинтайр превратился в самую процветающую ферму в округе. Основной причиной этого было нынешнее прочное положение, занятое Эндрю в узком торговом кругу спекулянтов, которые пользовались всеми привилегиями военных, но не менее важным было и само место, выбранное им для своих угодий: на нем меньше всего сказывались половодья, которые повреждали или просто смывали урожаи тех, кто занял низинные участки у реки. Труд был дешев: многие из бывших ссыльных поселенцев, неискушенные в фермерском деле и не имеющие денег, бросали после нескольких месяцев свои хозяйства и были рады наняться на работу. По мере расчистки новых участков появлялись новые пастбища, и Эндрю регулярно отправлялся в Парраматту на распродажу скота. Не более чем за год стада коров и овец в Кинтайре уже трудно было охватить взглядом. Богатые низины давали превосходный урожай, если его успевали убрать до того, как уровень воды поднимался от осенних дождей. Процветание это было пока очень относительным: сараи и конюшни пока еще были очень грубо сколочены, изгороди — недоделаны, но так как цены в колонии всегда учитывали интересы членов торгового сообщества, доходы Эндрю постоянно росли. После первых двух лет он достиг того уровня, когда ему не нужно было постоянно бояться провала.

К дому он пристроил три комнаты под прямым углом к основному зданию, так что теперь вся длинная веранда была обращена к изгибу реки, открывая вид на две стороны. Темно-зеленый плющ вился по стене и тянулся вдоль ограды веранды, смягчая жесткие линии дома и создавая ощущение уюта. Перед домом был разбит небольшой сад, а стройные фруктовые деревья покрывали склон сбоку и, ненадолго расцветая, создавали ощущение хрупкой преходящей английской весны, что резко контрастировало с вечнозелеными зарослями вокруг. Сам дом уже утратил свой вид временного и недостроенного жилища: высокое местоположение позволяло видеть его издалека с новой дороги, он как бы провозглашал статус и положение Маклеев в колонии.

Сара за эти два года испытала чувство необычайного умиротворения: это были самые счастливые годы в ее жизни. Ей пришлось привыкать к ощущению свободы и безопасности, к сознанию, что уже не нужно хитрить и выгадывать, чтобы получить то, что требуется. Постепенно ей удалось привыкнуть к тому, что она является хозяйкой фермы, хозяйкой для Энни Стоукс и двух других женщин, которым вменялось в обязанность помогать ей. Работники в Кинтайре, как вольные, так и ссыльные, притрагивались к своим шапкам, когда она проходила мимо, и ей нужно было сдерживаться, чтобы не выказать своего удовольствия при виде этого почтительного жеста. На окнах появились занавеси, на полах — ковры, появились даже недорогие серебряные вещицы, которые Эндрю удалось купить у нового поселенца. Сара пришла от них в восторг и каждый раз, проходя мимо, потихоньку протирала их уголком фартука. Простые деревянные полы сверкали восковой мастикой, а мягкий свет подвесных ламп придавал известную прелесть даже простой мебели.

Глава ЧЕТВЕРТАЯ

После недели дождей ранней весной 1795 года вода в Хоксбери неожиданно поднялась. Земли нескольких фермеров, поселившихся у самой реки, оказались под водой, один человек утонул. Три дня крутящийся коричневый поток удерживался на двадцать пять футов выше ординара, а потом вода начала медленно спадать. Она оставила после себя щедрый слой ила и десятки трупов животных, вздувшихся и источавших зловоние. Фермеры возвратились к своим разоренным кукурузным полям, к облепленным грязью развалинам своих домишек. Они горестно подсчитывали урон, понимая, что подобное может повторяться каждую весну и осень. Они обсуждали меж собой перспективы, понимая, что как ни смотри, они все равно мрачны. Некоторые не отчаивались, рассчитывая, что хороший урожай в один год восполнит потери за два; другие решали, что лучше продать фермы.

Кинтайра эта катастрофа практически не коснулась: при первых же признаках подъема воды Эндрю перегнал скот повыше, ближе к дому. Когда вода спала, он не понес никакого убытка, кроме одного участка, засеянного кукурузой. Он даже выгадал от этого наводнения: наблюдая панику, охватившую других поселенцев, он смог купить небольшую ферму, примыкавшую к его собственной, когда началась распродажа; кроме того, он приобрел около девяноста акров земли ниже по реке. Пришлось нанять еще батраков из бывших ссыльных и найти надсмотрщика, который бы распоряжался ими. Джереми занялся подъемом урожайности на новых землях до уровня старых полей Кинтайра.

Весна также привела в Сиднейскую бухту «Релайанс», на борту которой был долгожданный губернатор Джон Хантер. Среди офицеров Корпуса Нового Южного Уэльса ходили слухи, что ему поручено, среди прочего, обуздать торговлю ромом. Одиннадцатого сентября Корпус устроил парад со всей полагающейся помпой, но намерения офицеров противостоять любым распоряжениям короля или парламента в отношении их доходной торговли ромом были очевидны.