Из выступления руководителя лаборатории ментальных исследований (ЛМИ) Бюро звездных стратегий (БЗС) профессора Макса Гриппа перед Мировым правительством. Тема доклада: «Цивилизация электронных существ как возможная альтернатива человеческой цивилизации».

«Идея не нова. Воссоздать свою личность в электронном виде, скопировать, если можно так выразиться, себя в виртуальное пространство и жить в нем вечно — такой замысел одолевал не одного ученого–кибернетика еще сто лет назад, на заре короткой эры создания суперкомпьютеров. Отмечу, что словом «суперкомпьютер» я называю те машины, которые тогда имели мощность несколько десятков терафлоп, их центральные процессоры занимали объем от двух до четырех кубических метров, а размещалась эта техника в помещениях площадью 100 квадратных метров. Таков, например, был суперкомпьютер ASCI WHITЕ (производительность 12 триллионов операций в секунду), созданный фирмой IBM по заказу Пентагона в 2001 году…

Почему о создании электронных существ, или, как их называют в БЗС, Е–существ, заговорили именно тогда? Дело в том, что воплощение этой идеи требует выполнения трех условий. Первое — наличие аппаратуры, способной произвести сложнейшие нейрофизиологические исследования человеческого мозга, по–другому — его ментальное сканирование. Второе — наличие математического аппарата и программного обеспечения, способного смоделировать по принципу «один в один» результаты ментосканирования. Прежде чем назвать третье условие, отмечу, что речь идет о создании программы искусственного интеллекта, точно воспроизводящей привычки, особенности мышления и способности того индивидуума, с мозга которого делалась копия. Выполнение первых двух условий, господа, дает нам воплощение идеи создания электронной личности теоретически, так сказать, на бумаге. Но на бумаге такую работу ни провести, ни воспроизвести нельзя.

Нужен компьютер. И это должна быть машина такой мощности, которая обеспечит компьютерную обработку результатов нейрофизиологических исследований каждого из 10 миллиардов нейронов, составляющих человеческий мозг. Это должна быть машина, которая обеспечит создание программной модели каждого нейрона, а затем — модели всего мозга. Это должна быть машина, которая обеспечит полноценное ментальное функционирование, то есть жизнеспособность и комфортное существование электронной личности в виртуальной среде.

Он ввалился в свою квартиру с рыками и стоном — так, как это мог сделать какой–нибудь раненый грабитель. Да, именно — грабитель, которого бдительная и чуткая полиция на всякий случай слегка подстрелила еще на подходе к месту преступления. Злодей оказался упрямым малым и все–таки вперся в квартиру, перепугал насмерть всех домочадцев, а потом рухнул на пороге и затих с выражением несказанной злости и страдания на исцарапанной физиономии.

Не знаю, насколько хорошо я описал этого несчастного неудачника: его, само собой разумеется, мне никогда видеть не приходилось, — но на входе в свою квартиру я чувствовал себя так, как будто меня подстрелили, а уж выражение моей физиономии было в точности такое, как у этого не существующего в природе парня.

Я захлопнул за собой дверь и, не переставая глухо рычать, сорвал с себя изодранный пиджак. Кинул на диван чехол с видеокамерой, прошел к бару и залпом осушил бутылку пива. Рухнул на диван и с наслаждением вытянул ноги. Потом осторожно опустил взгляд и внимательно осмотрел собственный галстук. Выглядел он так, как будто его долго жевала, а потом вежливо отрыгнула какая–то инопланетная тварь. На паре планет Галактического Союза такие твари водятся в избытке — те, которых хлебом не корми, а дай пожевать что–нибудь из твоего гардероба: пиджак, брюки, кашне или галстук или даже ношеные носки — все идет в ход. Но я–то вернулся не из космической командировки — с космодрома Центрального мегаполиса!

Спокойно, Дэнни, сказал я себе. В конце концов, все кончилось хорошо. Просто больше не будь дураком и никогда не соглашайся на уговоры товарищей по «Галактик экспресс». Твоя работа — инопланетные репортажи журналиста галактической квалификации. Ты не можешь подменять никого из «мегаполисников», городские новости — не твое дело, просто рука уже стала не та. Не можешь — и все: пусть у каждого из твоих коллег в день выполнения редакторского задания рожает любимая собака, справляет именины не менее любимая жена, неразумное дитя поджигает дом, а разумный говорящий попугай теряет голос — твое дело сторона, иная планета. Иначе в следующий раз, подменив кого–нибудь из самых лучших дружеских побуждений, ты навсегда утратишь дружественность. И, судя по сегодняшним событиям, не только ее — еще и человечность.

И превратишься в негуманоида. С лицом раненого негодяя…

— Вы уверены, что столкнулись именно с работой генератора пространственных преобразований? — спросил Макс Грипп и озадаченно сморщил нос. Этот примечательный нос — небольшая, но чрезвычайно острая часть лица — делал его маленькую физиономию похожей на мордочку хитрого зверька. — Насколько я знаю, прибор вашего покойного папеньки может организовывать ходы в один конец, от себя до выбранной цели. А вы описываете работу чего–то такого, что создает тоннель, ни на входе, ни на выходе которого генератора нет и в помине.

— Ваши сведения устарели, профессор, — подал голос полковник Снайдерс. — Научный прогресс, как вы знаете, на месте не стоит…

Полковник, спокойный сухощавый человек, облаченный в десантный комбинезон, был командиром одного из подразделений Службы безопасности БЗС и прибыл к порогу дома Грегори Рута со своим отрядом через пять минут после того, как я доложил оперативному дежурному Службы о ЧП в особняке. Еще через некоторое время примчались медики, потом подъехали молчаливые и угрюмые со сна люди Гриппа. К тому времени, как появился профессор, особняк был оцеплен бойцами Снайдерса, а сотрудники лаборатории ментальных исследований ползали по полу рабочего помещения Рута и искали следы той твари, о которой я им рассказал.

По указанию профессора Лотту усадили в машину и отправили в госпиталь. Я же провел Снайдерса и Гриппа в гостиную и поведал им обо всем, что случилось со мной и с Лоттой, начиная с момента нашей встречи вечером.

И Макс Грипп, и полковник Снайдерс знали меня по той самой истории, в конце которой Гриппу пришлось серьезно попотеть, чтобы спасти мне жизнь. Тогда им пришлось со мной нелегко, но и журналист Рочерс не ударил лицом в грязь и теперь вполне мог надеяться, что ему не придется доказывать правдивость своих слов.

Прежде чем пойти в палату к Лотте Ньюмен, я попросил медсестру проводить меня к лечащему врачу. Им оказался седеющий мужчина средних лет с озабоченным взглядом. Он оторвался от компьютера и, услышав мое имя, встал и пожал мне руку.

— Профессор Грипп рассказывал о вас, мистер Рочерс. — Он сдержанно улыбнулся тонкими губами. — Рад познакомиться. Доктор Вебстер, к вашим услугам. — И замолчал, вопросительно глядя на меня.

— Как она, док?

На его лицо набежала легкая тень. Он предложил мне сесть, и мы опустились в кресла напротив друг друга.

— Физически она здорова, — раздумчиво заговорил доктор Вебстер. — Но смерть мужа явилась для нее сильнейшим потрясением. Тем более та картина, свидетелем которой она была… Сама она молчит, но профессор ввел меня сегодня в курс дела… Вы, насколько я знаю, находились рядом с миссис Ньюмен, когда она увидела труп мужа? — спросил он.

Мой автомобиль на полном ходу вылетел на площадь Космических Колонизаторов. Я резко затормозил, машину несколько метров юзом протащило по скользкой поверхности декоративного покрытия, и она встала как вкопанная. Двигатель заглох. На уши надавила тишина.

Стояла все та же ночь. Все та же страшная звездная ночь под черным, недосягаемо высоким небом…

Я долго сидел в темном салоне, не зажигая света, и смотрел перед собой. За ветровым стеклом автомобиля лежало идеально ровное поле из брусчатки, освещаемое множеством разбросанных по нему фонарей. Посреди него, приблизительно в километре от меня, высилась бесформенная громада здания Музея инопланетных цивилизаций. Темные силуэты офисных небоскребов, обступающих площадь, почти сливались с чернотой неба и выдавали себя только редкими красными габаритными огнями.

Я вылез из машины и почувствовал, как с болью застучала в висках кровь и заныла ушибленная грудь. Дотронулся до израненного лица, осторожно ощупал разбитые в лепешку губы и презрительно сплюнул. Все это ерунда, сказал я себе. Это пустяки, я не обращаю на них внимания. Мне необходимо сделать пару важных дел. И я их сделаю — с расквашенным носом и больной башкой: эти вещи не мешают двигаться…

Меня пошатнуло, но я оперся о крыло автомобиля и сохранил равновесие.