Ранние сентябрьские сумерки. В раскрытые окна обеих комнат доносится уличный шум. Комната Гитель пуста. Джерри в своей комнате сидит на кушетке с сигаретой во рту и водит пальцем по странице телефонной книги, лежащей на полу возле его ног. Джерри лет тридцать с небольшим; он очень высокого роста с привлекательной внешностью. В нем чувствуется скрытая грусть, а под ней — еще глубже запрятанное озлобление. Одет он скромно, даже небрежно, но в этой убогой обстановке его костюм кажется почти изысканным. Постель на кушетке не убрана, на табуретке стоит пишущая машинка, сверху брошена какая-то одежда, на давно не метенном полу валяется элегантный раскрытый чемодан, в углах, у плинтусов, — скопление мусора и паутины.

Найдя в книге нужный номер, Джерри набирает его. В комнате Гитель звонит телефон. После четвертого звонка Джерри кладет трубку. Одновременно в комнате Гитель слышно, как в замке поворачивается ключ. Вбегает Гитель с продуктовой сумкой в руке, бросается к телефону, хватает трубку.

Гитель

(запыхавшись): Да, алло! (пауза) А, черт! (кладет трубку)

Гитель смугла и худа, сколько ей лет, определить трудно. Ее, пожалуй, не назовешь хорошенькой — у нее слишком своеобразная внешность. Она нервна, грубовата, но с особым обаянием, которым она обязана своей неистребимой веселой энергии. На ней туфли без каблуков, широкая пестротканная юбка, свитер, и все это не к лицу и сидит как-то нескладно. Ее движения порывисты и напряженно суетливы, как у птицы на земле. Гитель и Джерри, каждый у себя, занимаются своими делами. Джерри, поставив чемодан на кушетку, вынимает одежду, — отличную куртку, отличный костюм, отличное пальто — и развешивает на вешалке — круглой палке, укрепленной поперек угла. Когда он ставит под вешалку ботинки, один конец палки соскальзывает с подпорки и все вещи валятся ему на голову.

Джерри

: У, с-собака! (сбрасывает все на пол и идет в кухню, откуда приносит деревянный брусочек, молоток и гвозди. Кое-как прибивает брусок и, водрузив палку на место, начинает снова развешивать вещи — на этот раз палка держится.)

Прошло несколько часов; скоро полночь. В обеих комнатах темно, в окна падают отсветы пляшущих световых реклам. Слабо доносится шум ночного города. Под дверью Гитель видна желтая полоска света с лестницы. Вскоре слышатся шаги, голоса, щелкает ключ в замке и входит Гитель, за ней — Джерри; они выделяются силуэтами на фоне светлого проема двери. Оба оживлены, хотя Джерри по-прежнему ироничен и думает о чем-то своем.

Гитель

: Осторожней, не наткнитесь на что-нибудь. Без света в этой проклятой темнотище летучая мышь и та насажает себе синяков.

Джерри

: Половина моих лучших друзей — летучие мыши. Остальные — кукушки. Я же… Ох!..

Гитель

: Ну вот. Так я и знала. (включает лампу и по комнате разливается уютный свет. Бросает на тахту сумочку и театральную программку)

У Джерри в руках кулек и картонная коробка с бутылками кока-колы. Он потирает подбородок перевязанной рукой.

Прошло несколько часов; в окнах комнат Гитель и Джерри брезжит рассвет. Гитель спит на кровати, с головой укрывшись одеялом. Комната Джерри пуста, но через минуту мы слышим, как он отпирает дверь. Войдя, он замечает лежащую на полу телеграмму, поднимает ее и идет к разбитому окну. Он небрит, устал после долгой ходьбы, но на душе у него стало, видимо, легче. Он разрывает конверт, чтобы прочесть телеграмму, но, вынув ее наполовину, снова засовывает в конверт и бросает на кушетку. Закурив, делает несколько шагов по комнате и останавливается возле кушетки, как бы выбирая между телефоном и телеграммой, затем решительно садится к телефону и набирает номер. В комнате Гитель звонок.

Гитель

(сонная, поворачивается на бок и ощупью снимает трубку; не открывая глаз): Да-а, алло!

Джерри медлит, не зная, с чего начать.

Алло!

Джерри

(сухо): Так вот, насчет холодильника. Мне думается, вы напрасно отдали его незнакомому балбесу.

Уже октябрь. Ранний вечер, сумерки. В комнате Гитель все по-прежнему, только не убрана постель с двумя смятыми подушками. Зато комната Джерри значительно изменилась. В ней появились незатейливые и дешевенькие вещи, однако она выглядит теперь уютной и жилой. Появилось покрывало на кушетке, новые лампы, маленькие половики, холщовые занавески на окнах, выкрашенные ящики из-под фруктов вместо книжных полок; все это убранство в деревенском стиле сделано руками Гитель. У окна — ломберный столик, накрытый к обеду, и два стула. На книжной полке маленький радиоприемник Гитель; играет симфонический оркестр. В кухне горит лампочка, уютно затененная абажуром; там Гитель, подвязав вместо передника кухонное полотенце, готовит обед. Она вносит миску с салатом, ставит ее на стол и останавливается, задумчиво слушая музыку. Внезапно она делает несколько медленных конвульсивных движений; через секунду мы догадываемся, что это движения современного танца, потому что Гитель останавливается, недовольная собой, скребет затылок и начинает снова, потом досадливо машет рукой

и уходит в кухню. Там снова открывает духовку газовой плиты, поливает жаркое соком. Вдруг застывает, прислушивается и, бросившись в комнату, торопливо зажигает две свечи на столе. Входит Джерри.

Гитель

(радостно): Здравствуй, малыш!

Джерри

: Привет! (нюхает воздух и заглядывает в кухню) М-м, какой дух! Цыплята?

Гитель

: И салат, и картошка, и вино на льду.

Прошло несколько недель. Полдень холодного декабрьского дня. Обе комнаты отапливаются; у Гитель горит газовый камин, прикрепленный к стене, у Джерри — новая керосиновая печка, стоящая в центре. Комната Гитель пуста, дверь распахнута настежь. Джерри лежит на кушетке среди вороха каких-то бумаг и говорит по телефону, прижав трубку к уху плечом.

Джерри

: Да… Это такой же спорный вопрос, как в деле Мак-Каллера против Айовской компании перевозок, если только истец является грузополучателем… Правильно, они апеллировали и апелляция была удовлетворена. Но при всем том у этой бражки мало шансов поживиться за его счет, мистер Таубмен. Я думаю, что… Да?.. Хорошо, буду называть вас Фрэнком. Так вот, Фрэнк, мне думается, что в данном случае не может быть и речи об уплате… Вы правы, пришлось перевернуть все их дело вверх ногами, а эта позиция всегда открывает новую точку зрения на предмет… Гм, спасибо… Нет, это для меня сущая неожиданность, что я вдруг оказался экспертом в среднезападной юриспруденции… Я понимаю, что это доказывает, — это доказывает, что экспертом может быть любой болван, которого занесло далеко от дома…

В комнате Гитель звонит телефон.

Нет, сдавать квалификационный экзамен для меня все равно, что дать продолбить себе дырку в черепе, — зачем, собственно?.. Почему они должны принять меня в коллегию по поручительству?.. Да, я знаю, как это делается: вы даете поручительство, я предоставляю полный грузовик свидетельств из Небраски. Вероятно, я смогу добыть свидетельства, хотя насчет грузовика сомневаюсь… Если это избавит меня от экзамена, то конечно. Только чего ради вы будете давать за меня поручительство?.. Постоянная работа… понимаю… И сколько они будут мне платить? Так, символически… Шесть с половиной тысяч чего?… Двухдолларовых бумажек?.. Маловато, мистер… то есть Фрэнк. Если я стою того, чтобы приглашать меня на постоянную работу, значит, цена мне по крайней мере семь с половиной, а если меня предварительно еще и распнут, то и все восемь, так что надо начинать разговор с девяти…

В комнате Гитель опять звонит телефон.

Сейчас уже февраль, поздний субботний вечер; в обеих комнатах темно, и на стенах мелькают отсветы огней ночного заснеженного города. Комнаты пусты; затем в комнате Гитель слышится звук поворачиваемого ключа, входная дверь распахивается и на пороге виден силуэт Гитель, неподвижный и одинокий. Некоторое время она стоит, прислонясь всем телом к дверному косяку, потом, сделав над собой усилие, отталкивается и неуверенным шагом входит в комнату. В волосах ее и на пальто блестят снежинки. Она роняет сумочку на пол, ощупью при тусклом свете, падающем с лестничной площадки, обходит тахту и в кухне наливает в стакан воды из крана. Жадно выпив, наливает второй стакан, пьет, потом возвращается в комнату и садится на тахту, опустив голову на руки. Немного погодя зажигает настольную лампу, берет записную книжку и, найдя нужный номер, набирает его.

Гитель

(голос у нее усталый, нетвердый): Можно доктора Сегена?.. Что значит — кто? Я говорю, а кто вы?.. То есть это действительно квартира доктора Сегена или вам вздумалось меня разыграть?.. Тогда нельзя ли позвать доктора Сегена?.. Да, очень срочно… Гитель Моска, я у него лечилась. Передайте ему, пожалуйста, что мне очень плохо… Мой телефон — Кэнел 6-20-98… Спасибо. (кладет трубку и, не снимая пальто, валится на тахту. Свет лампы бьет ей в лицо; она, не глядя, нащупывает выключатель и тушит ее. Лежит в темноте, локтем прикрыв лицо)

На лестничной площадке появляется Джерри, в пальто и шляпе. Он молча подходит к двери и останавливается на пороге. На его плечах и шляпе толстый слой снега. Заметив на полу сумку Гитель, поднимает ее; видит ключ, торчащий в замке, выдергивает его.

(услышав этот звук, испуганно приподнимается на локте) А, Джерри, здорово! Ты что, с неба упал?

Джерри угрюмо смотрит на нее.

Наступил март; солнечный, теплый полдень. Комната Джерри выглядит нежилой: окно закрыто, штора задернута, на кушетке валяется подушка без наволочки, занавеска на угловой вешалке отдернута, видны пустые плечики на палке. В комнате Гитель открыто окно, в него вливается солнечный свет. Мебель переставлена по-новому. В углу — чемодан Джерри. Нет ни швейной машинки, ни манекена; на их месте стол, на котором юридические справочники, гектографированные лекции, конспекты, тетради, карандаши в стакане, настольная лампа, пишущая машинка Джерри, недопитая чашка кофе, две-три грязные тарелки и полное окурков блюдце. Тумбочка у кровати Гитель превращена в столик для лекарств и уставлена пузырьками и стаканами; один из них — с молоком. На тумбочке стоит так же новый, более дорогой радиоприемник, слышна тихая музыка. Гитель лежит в постели в ночной рубашке, бледная, худая и угрюмая. Она повернула голову и смотрит в окно. Толстая книга, которую она пытается читать, лежит у нее на коленях; она заложила страницу пальцем и слушает радио. но вскоре музыка прекращается, и диктор радостно сообщает, что говорит Ве Ка Икс Эр, радиостанция газеты "Нью-Йорк таймс":

Гитель

(с отвращением): А, заткнись, что ты понимаешь!..

Включает другую станцию, раздается музыка, но она не в настроении слушать и выключает радиоприемник совсем. Открывает книгу, и, сдвинув брови, пытается сосредоточиться на чтении. Потом тяжелый вздох — и книга летит вперед, чуть не угодив в еле успевшего отступить Джерри, который открыл дверь ногой — руки у него заняты книгами и пакетами. Пальто его наброшено на плечи, шляпа сдвинута на затылок.

Джерри

: Не стреляй, я безоружен!

Наступил май, уже почти лето. Жаркие, душные сумерки. Прошло уже восемь месяцев с тех пор, как началась эта история. Снова в обеих комнатах настежь открыты окна — комната Джерри на верхнем этаже — и слышен гул уличного движения. В комнате Гитель почти ничего не изменилось, только на столе уже нет книг и бумаг Джерри, с ночного столика исчезли лекарства, кровать застелена. В комнате Джерри — полный разгром. Укладка в разгаре, ни одна вещь не стоит на своем месте, повсюду ящики и картонки. Джерри в кухне, скинув пиджак, завертывает посуду в газеты. Гитель в комнате — босая, опять такая же, как прежде, но с налетом грусти на глазах — укладывает в картонку белье. Некоторое время оба молча занимаются своими делами, потом Джерри окликает Гитель; голос у него унылый, как, впрочем, и у нее.

Джерри

: Как быть с этими кастрюльками, детеныш? Запаковать их отдельно?

Гитель

: Отдельно от чего?

Джерри

: От тарелок.

Гитель

: Должно быть. То есть, конечно, да.

Несколько дней спустя. Пасмурный день. Комната Джерри совсем оголена и пуста; в ней стоит только чемодан и пишущая машинка. Телефон опять на полу. Джерри не видно, хотя мы слышим, как он возится в кухне. Гитель у себя в комнате снимает со стен свои фотографии в балетных позах. Она делает это равнодушно, почти машинально, лишь бы чем-то заняться во время томительного ожидания. А ждет она телефонного звонка, это видно по тому, как она поглядывает на аппарат. Бросив фотографии в ящик ночного стола, Гитель начинает нервно бродить по комнате, посматривая то на будильник, то на телефон.

В темной передней, где у Джерри помещается кухня, вспыхивает спичка; Джерри в последний раз оглядывает кухню и идет в комнату. На нем пальто и шляпа. Он тушит спичку; у него в руке крем для бриться, кисточка и бритва. Опустившись на колени, он кладет все это под футляр пишущей машинки. Взглядывает на часы, и, постояв в унылом раздумье у телефона, снимает трубку и набирает номер. В комнате Гитель звонит телефон.

Гитель

(хватает трубку и садится на тахту): Да, алло!

Джерри

(помолчав): Девочка, я… уже все тут уложил, я…

Гитель

(мягко): Здравствуй, Джерри.