Вячеслав Рудольфович Менжинский, человек, которому суждено было сыграть особенную роль в истории Советского государства, родился в Санкт-Петербурге, столице тогдашней Российской империи, 19 августа 1874 года, что по нынешнему стилю соответствует 1 сентября.

Дед Вячеслава Менжинского, по происхождению из обрусевших поляков, был хоровым певчим. Работа эта требовала известной грамоты, считалась «чистой» и почтенной, а на самом деле была тяжелой и изнурительной. Правда, позволяла делать небольшие сбережения. Все певчие копили денежки на черный день (а ну как сядет голос?) или по старому обычаю тяжело, немилосердно пили горькую.

Игнатий Менжинский не пил и денег на домик не копил. Стремления его шли по пути совсем другому — дать образование сыну Рудольфу. Желание не только дерзкое, но и трудновыполнимое, так как требовало денег, много денег.

Но своего добился. Сын его Рудольф Игнатьевич получил сперва среднее образование, а в 1865 году даже закончил весьма успешно Петербургский университет по Словесно-историческому факультету. После положенных Испытаний была ему присуждена степень кандидата исторических наук и место преподавателя в Петербургском кадетском корпусе.

От многих сослуживцев Рудольф Игнатьевич Менжинский отличался тем, что видел в своих питомцах не только будущих офицеров армии Российской империи, но живых людей, мальчишек, хотя и затянутых в узкие кадетские мундирчики. Видеть в воспитаннике живого человека, а не просто объект для внушения определенной программами дисциплины в строго уставной форме, официальная педагогика не рекомендовала. Ее позиция на этот счет была прямо противоположна и укладывалась в короткую формулу «ать-два!».

У каждого, говорят, своя дорога. Но как узнать, какая именно твоя? Кто не мучился в молодости вопросом: кем быть, какой дорогой идти?

В последний год учения в гимназии Вячеслава и Людмилы в семье Менжинских все чаще и чаще завязывались споры по этому поводу. Для Веры этот вопрос был уже решен. Она училась у Лесгафта, на Рождественских курсах для женщин. Людмила хотела стать сельской учительницей и твердо решила поступить на Высшие педагогические курсы.

Вячеслав хотел стать врачом.

— Врачей в России мало, а какая это благородная профессия! — говорил он сестрам.

— А по-моему, педагог может ближе подойти к крестьянам в деревне или рабочим в городе, — возражала Людмила. — Ты любишь историю. Почему бы не пойти по пути отца?!

После окончания университета Менжинский — младший кандидат на должность по судебному ведомству при Петербургском окружном суде (Кабинетная улица, дом 14, кв. 5), а затем помощник присяжного поверенного частной адвокатской конторы, помещавшейся в доме № 11 по Финляндской улице на Выборгской стороне.

Для Менжинского работа в адвокатуре была не только источником существования, но и легальным прикрытием подпольной революционно-пропагандистской деятельности. Об адвокатской практике Менжинского нам почти ничего не известно. Зато хорошо известна его революционная деятельность среди петербургских рабочих за Невской заставой.

Многие видные деятели российского рабочего движения начинали с преподавания в воскресных школах. Выше уже говорилось, что Менжинские — Вячеслав, Вера и Людмила — были с детства дружны с Еленой Дмитриевной Стасовой. Стасова в 90-х годах прошлого столетия тоже начинала свой путь в Петербургских Литовских воскресно-вечерних классах. В это время она подружилась с Надеждой Константиновной Крупской, работавшей в Корниловской воскресной школе за Невской заставой. Через Крупскую Елена Дмитриевна познакомилась с Владимиром Ильичем Лениным и включилась в активную революционную работу.

В 1896 году Смоленские классы (Корниловская воскресная школа) за Невской заставой были переданы в ведение Русского технического общества. С этого времени Смоленские классы стали называться воскресными курсами для рабочих.

Смоленские курсы помещались на Шлиссельбургском рроспекте в доме № 69, почти на задворках фабрики Максвеля. Занятия происходили ежедневно по вечерам от Восьми до десяти часов и в воскресные дни с десяти часов утра до пяти часов вечера. Учебный период продолжался с сентября до мая. «Народу набиралось так много, — вспоминала впоследствии Вера Рудольфовна, — что от духоты гасли лампы и даже зимой приходилось заниматься при открытых форточках».

В феврале 1903 года партия направляет Менжинского как представителя «Искры» в Ярославль. Перед отъездом Менжинский сменил место службы и прописки в Петербурге, 14 февраля он прописался по новому адресу, в доме № 11 по Финляндской улице, как помощник присяжного поверенного. А через неделю, 21 февраля, был уже в Ярославле. Смена места службы и домашнего адреса преследовала цель сбить со следа охранку, если та почему-либо уже начала интересоваться его личностью.

В Ярославле Менжинский остановился в гостинице «Коммерческая». Сдал на прописку паспорт и пошел знакомиться с городом. С Волги дул резкий ветер, мела поземка. Набережная была малолюдна.

Менжинский побывал и в старинной ремесленной слободе, так называемых «Коровниках». Долго любовался архитектурным ансамблем, образуемым церквами Иоанна Златоуста и Владимирской, между которыми высоко вонзилась в небо стройная колокольня, названная ярославцами «свечой». В высоте со «свечой» соперничали Сферичные трубы.

— Над берегами Волги и Которосли прошумели девять реков.

К началу двадцатого столетия Ярославль стал одним из крупнейших промышленных центров России. На берегах Волги и Которосли разместились прядильные, ткацкие, махорочные фабрики, судоремонтный и свинцово-белильные заводы, железнодорожные мастерские, на которых работало более тридцати тысяч рабочих.

Известие о расстреле петербургских рабочих царскими войсками пришло в Ярославль 10 января. На следующий день ярославская группа Северного комитета РСДРП выпустила листовку «Революция в Петербурге». В ней сообщалось о числе жертв Кровавого воскресенья и говорилось: «Но рабочие не сложили оружия, они только берутся за него. Всеобщая стачка рабочих продолжается и крепнет. Крепнет воля рабочих завоевать свои права силой и отомстить за невинную кровь своих братьев». Листовка заканчивалась призывом: «Да здравствует социализм! Да здравствует всеобщая стачка! Долой царя-убийцу!»

Через несколько дней появилась новая листовка: «Война объявлена», которая призывала ярославских рабочих поддержать борьбу петербургского пролетариата.

Но рабочие Ярославля еще не были готовы к открытому выступлению против царизма. Сообщая в редакцию газеты «Вперед» о положении в те дни в Ярославле, Менжинский писал: «То боевое настроение, которым теперь характеризуется жизнь Петербурга, почти отсутствует в районе Сев. Ком. или по крайней мере в Ярославле. Если употребить термин «придавленность», «забитость», то они вполне точно характеризуют ярославских рабочих. Нищенская плата, невозможные условия работы и жилища, масса шпионов и провокаторов — вот главные причины, которые задерживали до сих пор развитие рабочего движения в Ярославле.

Связи с рабочими все-таки растут, и пропаганда ведется…»

В начале 1905 года Менжинский вновь начинает работать в редакции газеты «Северный край».

Париж 1917 года, военный Париж. Как он не похож на тот Париж, каким девять лет назад его впервые увидел Менжинский! Париж стал другим. На улицах затемнение — парижане боятся налетов германских аэропланов и цеппелинов. В городе мало мужчин, повсюду женщины — кондуктора трамваев, кельнерши в бистро, приказчицы в магазинах, даже чиновники и клерки в банке, где работает Менжинский, тоже женщины. Женщины в трауре, их, женщин в трауре, особенно много стало среди парижанок с осени прошлого года, после битвы под Верденом. А что там, в России, сколько там «карпатских» и «мазурских» вдов?

В один из совсем теплых мартовских дней, закончив работу в банке, Менжинский вышел на улицу и направился к трамвайной остановке. Совершенно неожиданно рядом пронзительно заверещал мальчишка-газетчик:

— Важные события в России! Петроград восстал! В Петрограде революция!

Революция! Сколько уже раз Менжинский слышал эти слова из уст газетчиков за последние два года! Только берлинское телеграфное агентства «Вольф» передало четырнадцать сообщений о революции в России.

Но сегодня сообщение передается со ссылкой на ПТА — Петроградское телеграфное агентство!

Назначенный II съездом Советов народным комиссаром финансов И. И. Скворцов-Степанов, член Московского военно-революционного комитета, так и не сумел приехать из Москвы в Петроград. С первого же дня революции Народный комиссариат финансов возглавил Менжинский.

Слом старого, буржуазного и утверждение нового, советского государственного аппарата проходил в ожесточенной классовой борьбе, которая принимала различные формы: от вооруженных мятежей и диверсий до саботажа и тайного вредительства. Саботаж чиновников Министерства финансов и банков начался уже 25 октября. На следующий день забастовали служащие экспедиции заготовления государственных бумаг, Главного казначейства, частных банков и сберегательных касс, а также служащие других министерств и ведомств.

Саботаж служащих был вовсе не стихийным, его организовали тот же контрреволюционный орган, который инспирировал мятеж юнкеров, — «Комитет спасения родины и революции» и присоединившийся к нему «Союз союзов» — объединение служащих государственных учреждений Петрограда. «Союз союзов» был организацией верхушки петроградского чиновничества, созданной кадетами.

Непосредственными организаторами забастовки служащих кредитно-финансовых учреждений были банкиры и правление Союза кредитно-финансовых учреждений. Забастовкой банковских служащих руководил управляющий Государственным банком И. П. Шипов, в прошлом близкий сотрудник царских министров внутренних дел Столыпина-вешателя и Штюрмера, ставленник Дурново.

Заговорщиков и саботажников активно поддерживали иностранные капиталисты, миссии и посольства в Петрограде. Еще 20 октября 1917 года в помещении американской миссии Красного Креста состоялось совещание глав американской, английской и французской военных миссий. На совещании присутствовал секретарь Керенского эсер Соскис и генерал Нейслаковский. Глава британской миссии Нокс упрекал представителей Керенского, что Временное правительство проявляет слабость и нерешительность, и предлагал «уничтожить Ленина», «стрелять в большевиков». Нокс рекомендовал организовать новую корниловщину, используя для этого Каледина или Краснова и Савинкова.

В начале декабря 1917 года был распущен ВРК. Одна из его важнейших функций — борьба с контрреволюцией — была возложена на Всероссийскую Чрезвычайную Комиссию. ВЧК, говорил Дзержинский, «образовалась в тот момент, когда не оказалось органа, который взял бы на себя борьбу с контрреволюцией, саботажем и спекуляцией».

В состав руководства ВЧК вошли 10 человек, в том числе 7 руководящих работников ВРК: Дзержинский, Серго (Орджоникидзе), Ксенофонтов, Петере, Евсеев, Трифонов, Петерсон.

Задачи комиссии формулировались так: «Пресекать и ликвидировать все контрреволюционные и саботажнические попытки и действия по всей России со стороны кого бы они ни исходили, предавать суду революционного трибунала контрреволюционеров и саботажников, выработать меры борьбы с ними и беспощадно проводить их в жизнь».

В соответствии с этими задачами на первом заседании ВЧК было создано три отдела: информационный, организационный и отдел борьбы с контрреволюцией и саботажем.

В январе 1918 года, когда левые эсеры согласились сотрудничать с Советской властью и войти в состав правительства, Совнарком рассмотрел вопрос о новом составе ВЧК. Дзержинский лично составил список из 12 большевиков-кандидатов в состав ВЧК. Совет Народных Комиссаров членами ВЧК из 12 кандидатов утвердил шесть человек: Ф. Э. Дзержинского, И. К. Ксенофонтова, Я. X. Петерса, В. В. Фомина, С. Е. Щукина и В. Р. Менжинского.

Вечером 18 апреля на станции Орша встретились два посольских поезда. Поезд германского посла графа В. Мирбаха шел в Москву. Поезд советского полномочного представительства — в Берлин. Советским послом в Берлин был, назначен А. А. Иоффе, участвовавший в брестских мирных переговорах с немцами. Правда, в этих переговорах он не всегда занимал последовательную позицию, а в бурные февральские дни, когда решался вопрос о жизни и смерти Советской республики, примыкал к «левым» коммунистам и перенес опасную болезнь левой фразы, категорически отказавшись войти в состав делегации, которой поручалось подписать грабительский Брестский мирный договор.

В Берлине Советское полномочное представительство разместилось в здании бывшего российского посольства на Унтер-ден-Линден. Это монументальное здание было построено еще в начале прошлого века, долгие десятилетия сохранялось в своем первозданном виде и было разрушено во время одного из воздушных налетов американцев на Берлин в конце второй мировой войны. Одно крыло здания заняло полпредство, другое — генеральное консульство. Ответственные работники и персонал полпредства жили в жилом флигеле, примыкавшем к зданию посольства. Менжинский поселился в небольшой, уютной комнате с высокой белой кафельной печью.

20 апреля 1918 года посол Иоффе вручил кайзеру Вильгельму II верительные грамоты и представил состав полномочного представительства В тот же день над зданием посольства взвился советский флаг, незадолго перед этим утвержденный декретом ВЦИК: «Флагом Российской Республики устанавливается Красное знамя с надписью «Российская Социалистическая Федеративная Советская Республика».

Менжинскому, присутствовавшему при поднятии флага над посольством, вспомнились прочитанные в «Правде» перед отъездом из Петрограда слова:

«Отныне красное знамя будет развеваться не только по всей революционной России, но и в других странах — всюду, где будут находиться официальные представители Советской Республики, послы великого народа, несущего освободительный благовест народам всего мира… Красное знамя будет безвозбранно развеваться над русскими посольствами и в Стокгольме, и в Берлине, и в других столицах… Иди же смело в путь, наше родное Красное Знамя».