За журавлями

Глебов Алексей Дмитриевич

В сборнике две небольшие повести «За журавлями» и «Мальчишки из Бубёнок». В них рассказывается о жизни сельских ребят в годы революции и Великой Отечественной войны.

Из повести «Мальчишки из Бубёнок» вы, ребята, узнаете о маленьких партизанах — Пете Горохове и Сене Крылове, которые жили и боролись с фашистами в тылу врага, на временно оккупированной территории. В повести «За журавлями» показан тяжелый путь трех мальчишек в революцию.

Автор повестей Алексей Дмитриевич Глебов родился в 1921 году на Смоленщине. Он написал несколько книг, тепло встреченных юными читателями, среди них: «Мой сосед Славка», «Как кувшин воевал», «Щербатый», «Заячий снег», «Антропята», «Горячее солнце».

В конце книжки вы прочтете рассказы и лирические миниатюры. Они разные — веселые и грустные.

ПОВЕСТИ

ЗА ЖУРАВЛЯМИ

Прошло уже много лет, а это самое раннее помню все так же отчетливо… Теплый, солнечный день. Я еще не умею ходить. Ползу по лужайке, недалеко от дома. Вижу отдельные темно-зеленые травинки и небольшие ниточки паутинок, блестящие в лучах низкого закатного солнца. Здесь же, на лужайке, со спутанными передними ногами, щиплет траву лошадь. Я подползаю к лошади, опираюсь руками на ее заднюю ногу и встаю… берусь за длинные волосины хвоста и дергаю их… Что было дальше, не помню. Мать рассказывала, много позже, что все это видела соседка. Когда старая умная лошадь задней ногой осторожно откинула меня, я упал…

— Анисья, лошадь Федьку убила! — закричала соседка со своего крыльца.

Мать опрометью выбежала из дома и схватила меня на руки. Как она говорила, с испуга я «зашелся», а потом «отошел» и начал плакать. Этого я тоже не помню.

Мне три или четыре года. Мать возится у печки с ухватами, а я стучу молотком, забиваю гвоздь. Гвоздь не стоит, и я забиваю его лежачим. Он уже глубоко впился в скамейку, а я все колочу… Подходит мать, молча отбирает молоток, кладет на полку и уходит… Свою мать я помню черноволосой, гладко причесанной, с ярко-розовыми кружочками на щеках. Я очень долго считал, что мою мать назвали потому Анисьей, что румяные щеки ее похожи на анисовые яблоки.

МАЛЬЧИШКИ ИЗ БУБЁНОК

1

Над Бубёнками повисла туча. Дождя еще не было. Сенька сидел у окна и ждал — вот-вот хлынет. За окнами гулял ветер, взъерошивал соломенную крышу старого амбара, гнал по улице пыль, вывертывал наизнанку лопухи.

— Мам, — сказал Сенька, а в Тукове немецкие мотоциклисты.

— А ты почем знаешь? — строго спросила Елена Дмитриевна, возясь с самоваром у загнетки.

— С ребятами туда бегали… Наши за речку отступили, а мост взорвали.

— Я тебе сколько раз приказывала, — заругалась мать, — сиди дома. Неровен час… — Она не договорила, подошла к Сеньке и погладила его по голове небольшой жесткой ладонью. — Скоро, поди, и сюда прикатят, — вздохнула она. — Что делать-то с тобой будем?

2

Осмотрев западни на краю деревни, Сенька направился в осинник, к шалашу. Шалаш этот построили они с Петькой еще позапрошлым летом, когда решили вместе ловить птиц. Между вбитых в землю кольев заплели прутья — получились стены, а на крышу Петька раздобыл у плотников неполный рулон толя. Толя хватило и на стены. Рассчитывая, что шалаш понадобится и в холода, ребята натаскали туда свежего сена. Полкопны притащили.

Поздними зимними зорями они часто сидели в шалаше вдвоем, подстерегая снегирей. А потом поссорились.

Сенька заглянул в шалаш и оторопел: на сене лежал человек в больших подшитых валенках. Сенька прислушался — не дышит.

— Дяденька, — шепотом позвал Сенька, — ты живой?

Человек молчал.

3

Майор Юст достал свой тяжелый портфель и еще раз перечитал приказ обергруппенфюрера Юргена Шрамма. В приказе предписывалось в связи с зимней перегруппировкой русских и возможностью зимнего контрнаступления на Западном фронте инженерным частям начать строительство оборонительных укреплений. В длинном списке подразделений майору отводились работы на участке Бубёнки — Семишино. Кроме того, строительной части Юста предлагалось восстановить мосты местного значения, разрушенные русскими при отступлении.

Майор вызвал к себе своего помощника капитана Карла Хельца и дал указание вывести в лес, на заготовку бревен, все население деревни, включая стариков и детей с десятилетнего возраста.

На работу выгнали затемно. На небе еще светились бледные звезды. В морозном воздухе стояла предутренняя тишина. Люди кутались во что попало, потому что немцы отобрали все теплые вещи.

Петька и Сенька попали на один участок у Еловых гарей. Летом здесь было много грибов, и Сенька вспомнил, как ходили сюда за боровиками. Нигде больше не росли такие сухие и лобастые боровики, как здесь, на Еловых гарях. А сейчас бабы, стоя по колено в снегу, пилили деревья. Заиндевевшие ели почти бесшумно падали в сугробы. За работой следил Абашкин. Он по-хозяйски ходил меж ребятишек и баб в новеньком, кирпичного цвета полушубке и черных чесаных валенках.

— Глянь-ка, Абашкин-то в краденых сельповских валенках красуется, — не прекращая пилить, сказала своей напарнице Елена Дмитриевна.

4

В землянку начальника партизанского отряда Федора Кузьмича Семлева ввели человека в старой телогрейке, в стоптанных подшитых валенках. Когда молоденький дозорный Володя Чугунов, задержавший неизвестного в районе расположения отряда, удалился, человек снял с плеча тощую котомку, улыбнулся и молча пожал Семлеву руку.

— Здравствуй, Паша, — ответил Семлев. — Раздевайся. Замерз, наверно… Садись вот сюда, к огню поближе, — предложил Семлев и захлопотал: нарезал хлеб, сало, поставил на «буржуйку» котелок с водой. Отвинтил фляжку.

Обогревшись, Рубцов начал:

— Значит, так, Федор Кузьмич. Прошел я по шести деревням. В Тукове и Захарьеве стоят немцы, мотоциклисты. В Медведках, Сосновке, Селезневе и Бобрищах — местная власть, старосты командуют. В деревню Бубёнки не заходил, отсиделся в шалаше. Там, по сведениям, стоит немецкая часть. Командует майор Юст.

— Юст? — переспросил Семлев. — Это же строители. Я эту часть по Белоруссии знаю. Что они там строят?

5

На третий день Петьке полегчало. Он уже мог вставать, но бабка Глафира не велела:

— Лежи, а то опять в лес погонят.

И Петька, выманив с печки котенка Дымка, забился с ним под одеяло.

— Ба, — кричал он из сеней, — а с котенком-то теплее!

— Лежи, лежи, — отзывалась из избы бабка.