С мая по сентябрь Делия брала овец породы чурро, двух собак и отправлялась жить в горы Джо-Джонса. И все лето мило проводила в поле. Каждую пару недель Кен Оуэн присылал одного из своих мексиканцев с грузом продуктов, но в оставшееся время она была одна со своими овцами и собаками. Ей нравилось одиночество. Нравилась тишина. Некоторые из овцеводов, что она знала, без остановки болтали с собаками, со скалами, с дикобразами, пели песни и слушали радио, вслух читали свои журналы, но Делия позволяла тишине угнездиться в ней, и ранним летом она начинала слышать потрескивание сухой травы как язык, с которого она почти могла переводить. Собак звали Хесус и Алиса. «Ко мне, Хесус, — говорила она, когда они шли с овцами. — Вперед, Алиса». С мая по сентябрь эти слова-команды собакам были почти единственно случаями, когда она слышала собственный голос; да еще, когда мексиканец привозил продукты, вежливый разговор на испанском о погоде, о здоровье собак, о плодовитости ярок.

Чуррос — очень старая порода. Ранчо О-Бар имело федеральный участок в горах, где камни и редкие травы хорошо подходили чуррос, которые яростно защищают своих ягнят и обладают длиннорунной шерстью, которая укрывает от непогоды. Они хорошо растут на скудной траве гор, там, где другие овцы теряют в весе и отдают своих ягнят койотам. Мексиканец был старым человеком. Он сказал, что помнит чуррос с детства, проведенного на высокогорье Оаксака, овнов с четырьмя рогами, два загнуты вверх, два вниз.

— Buen carne, — сказал он Делии. На редкость хорошее мясо.

В начале сезона пахнущий можжевельником, полынью и пыльцой ветер дул с юго-запада, в более поздние месяцы он дул прямо с востока, сухой, пахнущий пылью и дымом, приносящий ливень иссохших листьев, семян тысячелистника и сурепки. С востока часто приходили грозы, громадные облачные ландшафты с сердцем из яростной магенты и тусклой зелени. В такое время, если она ночевала на хребте, она вставала с постели и шла под гору, чтобы найти лощину, где чувствовала себя в безопасности, но если она разбивала лагерь на низком месте, то оставалась с овцами, пока война проходила над их головами, эффектно иззубренные вспышки молний, отдающаяся в черепе канонада грома. Наверное, это впиталось в кости чуррос, знание и привычка к горной погоде, ибо они сбивались вместе и пережидали грозу с удивительным хладнокровием; они кротко стояли, пока дождь хлестал резкими слепящими порывами.

Овцеводство — простая работа, хотя Делия знала нескольких чабанов, которые ухитрялись сделать ее тяжелой, каждую минуту натравливая на овечек собак, держа их тесной группой и все время передвигаясь. Она позволяла овцам пастись самим, делать, что они захотят, принимать собственные решения. Если отара начинала разделяться, она могла посвистеть или прикрикнуть, и частенько заблудшие поворачивались и присоединялись к основному стаду. Лишь когда они основательно рассыпались, она посылала собак. В основном она просто одним глазом присматривала за овцами, удостоверяясь, что они питаются хорошо, что отара не рассыпалась, что они остаются в пределах участка О-Бар. Она изучала овец, чтобы понять язык их тела, и старалась управлять ими как можно ближе к их природе. Когда она выкладывала для них соль, то рассыпала ее по камням и пенечкам, как если бы прятала пасхальные яйца, потому что видела, как они наслаждаются поисками.