Комната в доме городничего.

Городничий, попечитель богоугодных заведений, смотритель училищ, судья, частный пристав, лекарь, два квартальных

.

Городничий

. Я пригласил вас, господа, с тем, чтобы сообщить вам пренеприятное известие. К нам едет ревизор.

Аммос Федорович

. Как ревизор?

Артемий Филипович

. Как ревизор?

Городничий

. Ревизор из Петербурга, инкогнито. И еще с секретным предписаньем.

Те же и почтмейстер

.

Почтмейстер

. Объясните, господа, что, какой чиновник едет?

Городничий

. А вы разве не слышали?

Почтмейстер

. Слышал от Петра Ивановича Бобчинского. Он только что был у меня в почтовой конторе.

Городничий

. Ну что? как вы думаете об этом?

Те же, Бобчинский и Добчинский, оба входят запыхавшись

.

Бобчинский

. Чрезвычайное происшествие!

Добчинский

. Неожиданное известие!

Все

. Что? что такое?

Добчинский

. Непредвиденное дело: приходим в гостинницу…

Городничий, Бобчинский, Добчинский и квартальный

.

Городничий

. Что, дрожки там стоят?

Квартальный

. Стоят.

Городничий

. Ступай на улицу… или нет, постой! ступай принеси… да другие-то где? неужели ты только один? ведь я приказывал, чтобы и Прохоров был здесь. Где Прохоров?

Квартальный

. Прохоров в частном доме, да только к делу не может быть употреблен.

Маленькая комната в гостиннице. Постель, стол, чемодан, пустая бутылка, сапоги, платяная щетка и прочее.

Осип лежит на барской постеле

.

Чорт побери, есть так хочется и в животе трескотня такая, как будто бы целый полк затрубил в трубы. Вот, не доедем да и только домой! что̀ ты прикажешь делать? второй месяц пошел, как уже из Питера! Профинтил дорогою денежки, голубчик, теперь сидит и хвост подвернул, и не горячится. А стало бы, и очень бы стало на прогоны; нет, вишь ты, нужно в каждом городе показать себя.

(Дразнит его:)

„Эй, Осип, ступай, посмотри комнату, лучшую, да обед спроси самый лучший: я не могу есть дурного обеда, мне нужен лучший обед“. Добро бы было в самом деле что-нибудь путное, а то ведь елистратишка простой. С проезжающим знакомится, а потом в картишки, — вот тебе и доигрался! Эх, надоела такая жизнь! право, на деревне лучше: оно хоть нет публичности, да и заботности меньше; возьмешь себе бабу, да и лежи весь век на полатях, да ешь пироги. Ну кто ж спорит, конечно, если пойдет на правду, так житье в Питере лучше всего. Деньги бы только были, а жизнь тонкая и политичная: кеатры, собаки тебе танцуют, и всё, что хочешь. Разговаривает всё на тонкой деликатности, что разве только дворянству уступит; пойдешь на Щукин — купцы тебе кричат: „Почтенный!“; на перевозе в лодке с чиновником сядешь; компании захотел — ступай в лавочку: там тебе кавалер расскажет про лагери и объявит, что̀ всякая звезда значит на небе, так вот, как на ладони, всё видишь. Старуха офицерша забредет; горничная иной раз заглянет такая… фу, фу, фу!

(Усмехается и трясет головою.)

Галантерейное, чорт возьми, обхождение! Невежливого слова никогда не услышишь, всякой тебе говорит

вы

. Наскучило идти — берешь извозчика, и сидишь себе, как барин, а не хочешь заплатить ему, — изволь: у каждого дома есть сквозные ворота, и ты так шмыгнешь, что тебя никакой дьявол не сыщет. Одно плохо: иной раз славно наешься, а в другой чуть не лопнешь с голоду, как теперь, например. А всё он виноват. Что̀ с ним сделаешь? Батюшка пришлет денежки, чем бы их попридержать — и куды

!..

пошел кутить: ездит на извозчике, каждый день ты доставай в кеатр билет, а там через неделю — глядь и посылает на толкучий продавать новый фрак. Иной раз всё до последней рубашки спустит, так что на нем всего останется сертучишка да шинелишка, ей богу правда! И сукно такое важное, аглицкое! рублев полтораста ему один фрак станет, а на рынке спустит рублей за двадцать, а о брюках и говорить нечего — нипочем идут. А отчего? оттого, что делом не занимается: вместо того, чтобы в должность, а он идет гулять по прешпекту, в картишки играет. Эх, если б узнал это старый барин. Он не посмотрел бы на то, что ты чиновник, а поднявши рубашонку, таких бы засыпал тебе, что дня б четыре ты почесывался. Коли служить, так служи; вот теперь трактирщик сказал, что не дам вам есть, пока не заплатите за прежнее; ну, а коли не заплатим?

Осип и Хлестаков

.

Хлестаков

. На, прими это

(отдает фуражку и тросточку)

. А, опять валялся на кровати?

Осип

. Да зачем же бы мне валяться? Не видал я разве кровати, что ли?

Хлестаков

. Врешь, валялся; видишь, вся склочена.

Осип

. Да на что мне она? не знаю я разве, что такое кровать? у меня есть ноги; я и постою. Зачем мне ваша кровать?

Хлестаков один

.

Ужасно как хочется есть. Так немножко прошелся; думал, не пройдет ли аппетит, — нет, чорт возьми, не проходит. Да, если б в Пензе я не покутил, стало бы денег доехать домой. Пехотный капитан сильно поддел меня. Штосы удивительно, бестия, срезывает. Всего каких-нибудь четверть часа посидел — и всё обобрал. А при всем том страх хотелось бы с ним еще раз сразиться. Случай только не привел. Какой скверный городишка! В овошенных лавках ничего не дают в долг. Это уж просто подло.

(Насвистывает сначала из

Роберта,

потом:

„Не шей ты мне матушка“, а

наконец ни

сё,

ни то.)

Никто не хочет идти.

Хлестаков, Осип и трактирный слуга

.

Слуга

. Хозяин приказал спросить, что̀ вам угодно.

Хлестаков

. Здравствуй, братец! Ну, что ты, здоров?

Слуга

. Слава богу.

Хлестаков

. Ну, что, как у вас в гостиннице? хорошо ли всё идет?

Комната первого действия.

Анна Андреевна, Марья Антоновна стоят у окна в тех же самых положениях

.

Анна Андреевна

. Ну вот, уж целый час дожидаемся, а всё ты с своим глупым жеманством: совершенно оделась, нет, еще нужно копаться… Было бы не слушать ее вовсе. Экая досада! как нарочно, ни души! как будто бы вымерло всё.

Марья Антоновна

. Да право, маминька, чрез минуты две всё узнаем. Уж скоро Авдотья должна придти.

(Всматривается в окно и вскрикивает)

Ах, маминька, маминька! кто-то идет, вон в конце улицы.

Анна Андреевна

. Где идет? у тебя вечно какие-нибудь фантазии; ну да, идет. Кто ж это идет? небольшого роста… во фраке… кто ж это? А? это однако ж досадно! кто ж бы это такой был?

Марья Антоновна

. Это Добчинский, маминька.

Те же и Добчинский

.

Анна Андреевна

. Ну, скажите пожалуста: ну, не совестно ли вам? я на вас одних полагалась как на порядочного человека: все вдруг выбежали, и вы туда ж за ними! и я вот ни от кого до сих пор толку не доберусь. Не стыдно ли вам! я у вас крестила вашего Ваничку и Лизаньку, а вы вот как со мною поступили!

Добчинский

. Ей богу, кумушка, так бежал засвидетельствовать почтение, что не могу духу перевесть. Мое почтение, Марья Антоновна.

Марья Антоновна

. Здравствуйте, Петр Иванович.

Анна Андреевна

. Ну, что? ну рассказывайте: что и как там?

Анна Андреевна и Марья Антоновна

.

Анна Андреевна

. Ну, Машенька, нам нужно теперь заняться туалетом. Он столичная штучка; боже сохрани, чтобы чего-нибудь не осмеял. Тебе приличнее всего надеть твое голубое платье с мелкими оборками.

Марья Антоновна

. Фи, маминька, голубое! мне совсем не нравится: и Ляпкина-Тяпкина ходит в голубом, и дочь Земляники тоже в голубом. Нет, лучше я надену цветное.

Анна Андреевна

. Цветное

!..

право, говоришь лишь бы только наперекор. Оно тебе будет гораздо лучше потому, что я хочу надеть палевое; я очень люблю палевое.

Марья Антоновна

. Ах, маминька, вам нейдет палевое!

Мишка и Осип

.

Осип

. Куда тут?

Мишка

. Сюда, дядюшка, сюда.

Осип

. Постой, прежде дай отдохнуть. Ах ты, горемышное житье! на пустое брюхо всякая ноша кажется тяжела.

Мишка

. Что, дядюшка, скажите: скоро будет генерал?

Та же комната в доме городничего.

Входят осторожно, почти на цыпочках: Аммос Федорович, Артемий Филипович, почтмейстер, Лука Лукич, Добчинский и Бобчинский, в полном параде и мундирах. Вся сцена происходит вполголоса

.

Аммос Федорович (строит всех полукружием)

. Ради бога, господа, скорее в кружок, да побольше порядку! Бог с ним: и во дворец ездит и государственный совет распекает! Стройтесь. На военную ногу, непременно на военную ногу. Вы, Петр Иванович, забегите с этой стороны, а вы, Петр Иванович, станьте вот тут.

(Оба Петра Ивановича забегают на цыпочках.)

Артемий Филипович

. Воля ваша, Аммос Федорович, нам нужно бы кое-что предпринять.

Аммос Федорович

. А что именно?

Артемий Филипович

. Ну известно, что.

Хлестаков один, выходит с заспанными глазами

.

Я, кажется, всхрапнул порядком. Откуда они набрали таких тюфяков и перин; даже вспотел. Кажется, они вчера мне подсунули чего-то за завтраком: в голове до сих пор стучит. Здесь, как я вижу, можно с приятностию проводить время. Я люблю радушие, и мне, признаюсь, больше нравится, если мне угождают от чистого сердца, а не то, чтобы из интереса. А дочка городничего очень не дурна, да и матушка такая, что еще можно бы… Нет, я не знаю, а мне, право, нравится такая жизнь.

Хлестаков и Аммос Федорович.

Аммос Федорович (входя и останавливаясь, про себя)

. Боже, боже! вынеси благополучно; так вот коленки и ломает.

(Вслух, вытянувшись и придерживая рукою шпагу)

Имею честь представиться: судья здешнего уездного суда, коллежский асессор Ляпкин-Тяпкин.

Хлестаков

. Прошу садиться. Так вы здесь судья?

Аммос Федорович

. С 816-го был избран на трехлетие по воле дворянства и продолжал должность до сего времени.

Хлестаков и почтмейстер (входит, вытянувшись, в мундире, придерживая шпагу)

.

Почтмейстер

. Имею честь представиться: почтмейстер, надворный советник Шпекин.

Хлестаков

. А! милости просим. Я очень люблю приятное общество. Садитесь. Ведь вы здесь всегда живете?

Почтмейстер

. Так точно-с.

Хлестаков

. А мне нравится здешний городок. Конечно, не так многолюдно — ну, что ж? Ведь это не столица. Не правда ли, ведь это не столица?