Улица становится нашей

Голышкин Василий Семенович

Книга рассказов о пионерах и пионерских делах, ребятах, неистощимых на выдумку, умеющих помочь хорошим людям в беде, а плохих людей — просто высмеять.

Рассказы из циклов «Отряд уходит в зону», «Пропавшая буква», «Праздник последнего воскресенья» печатались до 27 мая 1973 г.

Отряд уходит в зону

Побег

Сердитая сдавала дела. Она уезжала учиться. Рядом с Сердитой по школе ходила новая вожатая, тоненькая, светлая, и улыбалась. Это было так необычно, что пионеры, привыкшие видеть Сердитую всегда озабоченной и хмурой, смотрели на новую вожатую, как на чудо.

Карандаш в руках Сердитой работал, как дятел: ставил точки в ведомости сданного имущества.

Лялькин бунт

Утро накануне описанных выше событий началось в семье Сергеевых с восстания дочерей. Подняла его пятиклассница Лариса.

— Ляля! — сказала мама за завтраком. — Подай нож.

Лялька и бровью не повела.

— Ля-ля! — Мамины глаза сверкнули.

Лялька предусмотрительно спрятала руки под фартук.

Суматоха

Суматоха была грозой трех Чапаевских и двух Еленинских улиц. Вообще-то она звалась иначе — Ульяной Тихоновной. Но негромкое имя это как-то не вязалось с ее скандальным характером, и улицы, по достоинству оценив талант Ульяны Тихоновны, зло и метко нарекли ее Суматохой.

— Суматоха идет!

Это была не шуточная угроза. Услышав ее, несовершеннолетние обитатели трех Чапаевских и двух Еленинских тотчас бросались врассыпную. И беда, если кому-нибудь из ребят случалось замешкаться…

Острый, как булавка, язык Суматохи пришпиливал озорника к дереву, колодцу, каланче, забору, то есть к тому месту, куда занесла его жажда приключений, и сразу же вступал в действие Суматохин бас. Не раз грозилась она свести несчастного в милицию.

Впрочем, угроза так и оставалась угрозой. Подозрительный промысел, именуемый в милицейских протоколах спекуляцией, каковой занималась Суматоха, держал ее на почтительном расстоянии от городских властей.

Воронок

Удивительная картина открылась перед ними: возле берега, на мелкой волне, покачивалась украденная прачечная. Но какая прачечная! Свежевымытая, обшитая струганой доской, такой ее никто никогда не видел.

На берегу, козликом растопырив ножки, стоял верстачок.

На нем в завитушках стружек лежали стамески, рубанки, тугая, как лук-самострел, лучковая пила и еще кое-какой плотницкий инструмент.

Но не это, а совсем другое привлекло внимание Петра Максимовича: лоскут брезента, подвешенный на хитрых крючках в крутой стене берега. Петр Максимович приподнял брезент и обнаружил под ним лаз в пещеру.

Открытие это было воспринято по-разному. Суматоха помянула черта и тут же перекрестилась.

Зона действия

Все дальнейшее было похоже на кадры повторного фильма.

Воронок скомандовал «общий». Ленька сыграл сбор. Окрестности извергли положенное количество мальчишек и девчонок. Живая пестрая лента зазмеилась вдоль берега и замерла под строгим взглядом Воронка.

— Смирно!

Пропавшая буква

Тревога

Известность пришла к Феде Пустошкину на уроке пения. Он был новичок, и учитель, Моисей Иванович, прежде чем начать занятия, решил проверить его голосовые данные.

— Внимание! — сказал Моисей Иванович. — Делаю пробу.

Брат Иисуса Христа

В чулане было темно и душно. Пахло мятой, укропом, окороком, мышами и еще чем-то таким, чему нос не мог придумать названия.

Носов было два. Один принадлежал Воронку, другой — Леньке. Минутку терпения, и станет понятно, что заставило Воронка и Леньку залезть в чужой чулан.

Разговор в пионерской не на шутку встревожил отряд имени Юрия Гагарина. Самоисключение Феди Пустошкина из пионеров было воспринято, как чрезвычайное происшествие номер один.

Безобидный и безответный Федя Пустошкин никогда не шел против воли класса. Класс был силой, которой он подчинялся с удовольствием. И вдруг нашлась сила, которая пересилила эту силу.

А сила звалась Авдотьей Поликарповой и была родной бабушкой Феди Пустошкина.

Сбор

Отряд имени Гагарина готовился к сбору. Не потому, что это позарез необходимо, а потому что подошел срок: сбор полагалось проводить раз в месяц.

«Сборы» для проведения выдавал Дом пионеров.

— Нам нужен «сбор», — говорили ребята, явившись в кабинет пионерской работы.

— Пожалуйста, — отвечала заведующая кабинетом, приветливая Алла Григорьевна и раскидывала перед ребятами разноцветные тетради с описанием разных сборов. — Вот очень хороший «сбор», — расхваливала она свои разработки, — «Железными резервами мы выросли везде». Или вот, еще лучше: «Мы кузнецы, и дух наш молод…»

Это были очень удобные «сборы». Разбил текст на голоса — и валяй, проводи. Один одно скажет, по-писаному, другой другое, третий первого дополнит, а в заключение все вместе грянут песню «Железными резервами мы выросли везде. Клянемся — будем первыми в бою, в строю, в труде…»

Бесплатный заведующий

Тише, товарищи! Тише! Папа, мама, сестра Валентина, дедушка Егор, щегол Петька, кот Неслух… Все — тише. Лялька Сергеева, ученица пятого класса «А» 2-й зарецкой школы, пишет домашнее сочинение о том, как она будет жить при коммунизме. Как же она будет жить?

…Светлая, светлая, насквозь прозрачная комната. Изнутри видно все, что делается снаружи. Снаружи не видно ни зги.

Бог — собачка верная

О купце Тищенко и его сыне Аполлинарии ребята узнали из рассказа Ильи Ильича Бабушкина, старого учителя истории, «хранителя» школьного музея.

В детстве Аполлинария Африкановича звали Полем.

«По-ля!» — дразнили его знакомые ребята девчоночьим именем. Поэтому Аполлинарий предпочитал держаться от них подальше. Да и отец, содержатель трактира, Африкан Данилович, не поощрял эти знакомства. Уличная голь не пара его сыну.

Дом, в котором они жили, был сытый, крепкий, как и его хозяева, дом, с презрением смотревший двумя этажами своих окон на голь-дома, толпившиеся перед ним, как нищие перед богатым купцом.

Гордостью Африканова дома были собаки: клыкастые, злые, рыжие, как пожар… Никто не знал, сколько их и какие у них клички. Африкан держал это в тайне. Расчет у него был простой. Не зная клички, собаку не привадишь. А не привадив, не разживешься Африкановым добром.