Горьким чертополохом и распаренной полынью пахли затяжные летние сумерки. Трещали еловым лапником костры, облизывали лиловое небо рыжими языками и опадали. Собравшаяся с окрестных сёл толпа галдела, как вороньё над мертвецами после сечи. Молодки в неподпоясанных рубахах из белёного льна водили хороводы.

Дом. Порядки незыблемы испокон веков. Но сегодня всё пойдёт не так.

Кирий едва не загнал коня, так спешил к празднику солнцеворота, но в шаге от заветной цели замер, прислушался, не позовёт ли из тёмного бора навий-мертвец. Станет ясно тогда, что возвращение домой — предсмертный бред, на самом деле Кирий остался далеко отсюда в сыром овраге под грудой истерзанных тел.

Левую щёку от виска до подбородка бороздили свежие корки будущих шрамов. Такие же саднили вдоль лопаток и по хребту до самых бёдер. Впрочем, под подпоясанной красным кушаком рубахой никто их не разглядит. Большие сапоги с заправленными в них запылёнными штанами делали походку тяжёлой и чеканной. Ветхий плащ колыхался за спиной крыльями коршуна.

Сук под подошвой хрустнул раскатистым громом. Гомон стих. Селяне оборачивались, окидывали настороженными взглядами и едва слышно перешёптывались. Дошли ли слухи о той битве до убогого захолустья? Может, как и в дружине, не чаяли Кирия в живых увидеть. А, может, просто не рады.